Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внешний мир Потёмкина так зрелищен и привлекателен, причудливо сюжетен и живописен, что любой читатель достаточно быстро с головой погружается в него, а уже затем ему предстоит одолевать и биение страстей, и схватку умов, и состязание религиозных доктрин. И его погружение в виртуальный мир не случайно, это вынужденный отказ от сотрудничества с нынешним продажным обществом. Поэтому проза Потёмкина всегда носит явно протестный характер. Как писатель он с первых своих рассказов и до последних повестей «Стол» и «Мания» – явный оппозиционер и человек протестующий. Может быть, его герой Иверов и готов уклониться от всех безумств внешнего мира даже в психической клинике, но автор романа в демонстрации этих воинствующих безумств становится резко социальным художником. Он уже сам – изгой. И не потому, что так любит уходить в виртуальный мир, считая его своим творческим открытием, а потому, что несет в себе и в своих ценностях позитивную энергетику и с издевкой разоблачает формирующийся мир новой русской буржуазии.
Есть ли предел пресыщению богатством в России? Есть ли предел алчности и бездушию, цинизму и предательству?
Может, потому и роман «Изгой» стал изгоем и в книжном мире России: он хотя и продается достаточно успешно, но не замечается нашими гламурными журналами и либеральными газетами, в силу яркости описаний всех злодеяний нынешних столпов режима. Это и сатира на нынешний мир, это и анализ провала неудавшихся реформ, это и жесткая критика нашей излишней терпимости и разгильдяйства. Об Иверове было сказано, что он «западник со славянской душой». Наверное, точнее было бы так сказать о самом авторе. Он и философствует, он и протестует, он и весело смеется, он и живописует, он и издевается. И не знаешь, чего у Потёмкина больше – дара сатирика или аналитика, точного фиксатора или психолога, философствующего странника или прагматика. Извечная загадка русской души. Он устраивает пиры со своими героями во время чумы, сам внимательно наблюдая за персонажами. Он играет и с обществом, и со временем, и с литературой, но из игры выстраивается нечто серьезное. Потёмкин изобретателен в приемах, цитатен, погружен в коллизии мировой литературы и при этом – подлинный новатор. Он преодолевает постмодернизм, мастерски овладев его приемами.
Александром Потёмкиным, как он сам говорит в интервью, задумана трилогия, и «Изгой» – лишь первая ее часть. Его герой, князь Иверов, общается в основном с царством мертвых душ, со злобными и хищными персонажами, лишенными любых добрых позывов, хотя и обладающими разнообразными талантами. Во второй и третьей части трилогии автор мечтает показать исправление злобного мира, становление новой России. Получится ли у него? Не повторится ли история со вторым томом «Мертвых душ»? Для того, чтобы ярко показать добро, его надо увидеть так же ярко здесь, на земле, в нашей действительности. По крайней мере, судя по названию второй части трилогии – «Грех», нас еще ждут прогулки по новым кругам ада. Да и в самых последних его повестях «Стол» и «Мания» автор уделяет больше внимания остросоциальной и сатирической проблематике. Возможно ли вообще преодоление разрушительных инстинктов человечества, будь то страсть к наживе или похоть? Как подводит итог он одному из вечеров московской элиты: «Заканчивался вечер… который убедительно подтверждал и обнажал древнейший постулат: человек не в силах превозмочь себя, чтобы вырваться из магического плена первородного греха. Здесь были убеждены, что фантазии материального мира будоражат сознание куда слаще, чем поиск духовных добродетелей…»
Я уверен, что, прочитав повесть «Стол», мы поймем сущность нашей отечественной элитной экономики лучше, чем после прочтения потёмкинского же учебника на эту тему. Учебник – для специалистов, его проза – для всех мыслящих людей, еще не забросивших чтение художественных книг. Самому Потёмкину, на мой взгляд, надоело писать учебники и статьи, ибо в них все не скажешь. Художественный образ более емкий, передающий содержание эпохи полнее любого исследования.
Повесть «Стол» – это учебник по отечественной коррупции. Я бы посоветовал тем немногим искренним политикам, которые всерьез озабочены коррупционностью общества, отложить доклады своих экспертов и насладиться повестью Александра Потёмкина.
Стол генерала фискальной службы Аркадия Львовича Дульчикова – пожалуй, главный герой повести, ибо и Дульчикова, берущего взятки со всех своих посетителей самыми замысловатыми способами, получающего от этого, кроме материальных выгод, и несомненное тайное, почти сексуальное наслаждение, можно каким-то образом вытеснить, разоблачить, арестовать, наконец. Но как арестуешь стол чиновника? Несжигаемый, непотопляемый, способный менять свои обличья, превращаться в даму, вечную спутницу жизни. Этот стол фискальный генерал Аркадий Львович целует тайком по вечерам. Вот еще за день стол полмиллиона долларов принес, вот еще одарил высокой министерской крышей, под которой можно спокойно наращивать непрерывно свой тайный счет в зарубежном банке.
Гротескны все образы: от депутата, лидера проправительственной партии Подхолюзина, до молодой секретарши, тепленькой Любаши Попышевой, пышная попочка которой в качестве источника доходов вполне заменяла чиновный стол генерала Дульчикова.
Гротескны и значимы все имена, фамилии и отчества его героев. Гротеск усиливается от узнавания примет нашего времени.
Думаю, в этом сила прозаика Потёмкина – социальный гротеск, фантасмагория и одновременно точное, доскональное знание действительных реалий и нашей экономики, и нашего чиновничества, и нашего общества. Он фантазирует, режиссирует встречи генерала Дульчикова то с главой русского аристократического общества, продающего направо и налево титулы князей и графов, то с директором ресторана, лицом кавказской национальности, то с молодым, но влиятельным педерастом – и при всей пестроте персонажей, при явной гротескности их изображения поражает точность деталей, точность психологических портретов. Даже размеры взяток за тот или иной завод, или за контроль над любым финансовым потоком указаны достоверно, хоть обращайся в прокуратуру. Но ведь и из прокуратуры тоже приходят клиенты фискального генерала, и не так уж они уважаемы. Не такую высокую цену за себя просят. И никого из дельцов не пугает арест богача Х-кого, ибо все знают: не за взятки, не за коррупцию, не за увод денег за рубеж сидит в тюрьме удачливый делец, а потому что, как старуха в «Сказке о рыбаке и рыбке», замахнулся делец на большее. Мало стало миллиардов, захотелось стать «владычицей морскою»… Так Дульчиков и его клиенты на власть и не замахиваются, хлопотно с ней, им бы стол побольше иметь и крышу хорошую. А там хоть трава не расти…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Курс — одиночество - Вэл Хаузлз - Биографии и Мемуары
- На боевых рубежах - Роман Григорьевич Уманский - Биографии и Мемуары
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Рассказы о М. И. Калинине - Александр Федорович Шишов - Биографии и Мемуары / Детская образовательная литература
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Кому вершить суд - Владимир Буданин - Биографии и Мемуары
- За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина - Биографии и Мемуары / Кулинария
- Мой легкий способ - Аллен Карр - Биографии и Мемуары
- 22 смерти, 63 версии - Лев Лурье - Биографии и Мемуары
- Ричард III - Вадим Устинов - Биографии и Мемуары