Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могут сказать, что поэтессе повезло, первая известность пришла благодаря покровительству и дружбе авторитетного писателя. Конечно, повезло. Но не было бы ярких стихов, не было бы завораживающих строк, не помогла бы никакая поддержка, стихи говорили сами за себя. Значит, также повезло и самому Солоухину. И уже, скорее, в его адрес звучали напутственные и одобряющие строки:
Часто приходится вамС родиной расставаться,А мне в ней навек остаться,Хоть с глиной напополам.
Я ваше перо заточу,Чтоб выплакать русскую сказку.Я честно сердцем плачуЗа честную чью-то ласку.
Январский Татьянин день —Платок расписной и сани.И лебедь приснится Татьяне,И Врубель, и конь, и сирень.
И как угадала со своей «навечной родиной», практически, кроме Болгарии так никуда и не съездила за пределы России Татьяна Реброва, даже в свои самые звёздные года. Впрочем, напророчила себе поэтесса в своих стихах много и хорошего, и плохого, была всегда в её поэзии, как и в её судьбе, какая-то ворожба. Она писала, как колдовала, ведьмовала, пророчествовала.
Не хочу, чтоб в душе вашей ужасПолыхал перед миром, какой,Смертным сердцем своим поднатужась,Полюбила за смысл колдовской…
Много в её ранней поэзии языческих образов, древнего славянского отношения к природе, к миру, к творчеству. Не случайно, и себя звала – «китежанка», и сборник стихов первый тоже назвала «Китежанка». Относя и себя и творчество свое к древнему языческому Китеж-граду, нашей русской Атлантиде, погруженной по древним легендам на дно озера.
А в российском городе на днеОзера горят во весь талант ихСвечи, обращенные ко мне.
Может, эта любовь к древнерусским легендам и сказкам были заложены в её сибирском детстве? Родилась Татьяна Реброва 7 июня 1947 года в Игарке, в Красноярском крае, наслышана была и о шаманах, и о злых и добрых духах. Атеистическому школьному воспитанию интуитивно противопоставлялось еще живое народное творчество с разнообразными заговорами, предсказаниями, суевериями. Стихи писать стала очень рано, лет с шести, и уже за второе в своей жизни стихотворение получила наказание.
На полянке ёжикРадостно сопит.Хрен ли, что небритый?Зато есть аппетит.
За «небритого хрена» родители поставили в угол, ибо, справедливо заметили родители: «хорошие девочки так не говорят». Вскоре появились в стихах и сказочные, фольклорные мотивы. К счастью, юная поэтесса еще не знала, что можно, а что нельзя. И потому домовые и лешие шаманили вовсю в её стихах.
Ну как твоим капризам на потребуСебя отдать! Ведь мной платили мздуКочевники языческому небу.И кровь моя забрызгала звезду.
Этой своей ворожбой, энергетикой стиха, чувственностью на грани истеризма Татьяна Реброва явно пошла путем Марины Цветаевой, но, если говорить о цветаевском влиянии, наверное, надо говорить скорее о влиянии жизненной судьбы, о трагической женской доле, а не о творческом воздействии. Главным Поэтом для Ребровой всегда оставался Александр Блок. От Блока идет и историзм ребровской поэзии.
Светят звёзды над родимым кровом,Тучи рваные как дым быстры,Будто бы на поле КуликовомНаше войско развело костры.
Впрочем, также интуитивно её языческие образы соединялись с христианством, со своими поисками Бога, с поклонениями разрушенным храмам. Уже самая первая её книжка «Китежанка», вышедшая в 1982 году в издательстве «Современник», была заполнена и явными, и скрытыми обращениями к Богу.
Я платьев и платков своих сатинРябиновыми гроздьями расшила.Чтоб церковка в глуши твоих картинС ней рядом постоять мне разрешила.
Остается удивляться, как в издательстве «Современник» в глухие брежневские времена выходили такие богоискательские книжки, и какие духовные мотивы определяли поэзию самых ярких молодых поэтов семидесятых годов. Многим к семидесятым годам казалось, что навсегда уже из поэзии вытравлено национальное, христианское начало, уничтожены все и внешние и внутренние атрибуты. Но приходило новое поколение, и уже на генном уровне проступало то природное инакомыслие, которое даже не осмысливалось сознательно, не выдумывалось, как в диссидентстве, в пику властям и господствующей идеологии. Но тем мощнее оно было, и неистребимее.
И я на себе убиенныхТащила к разбитым церквам.Со щепок икон сокровенныхСам Бог подпевал соловьям.
Так что, можно сказать, она изначально, еще до знакомства с Владимиром Солоухиным, была близка ему многими темами своих стихов. И надо отметить сегодня, уже пройдя десятилетия: в отличие от иных дежурных статей, написанных о Татьяне Ребровой не менее именитыми литераторами, статья Солоухина верно обозначила все основные мотивы творчества молодой поэтессы. «Сила земли, её плотскость (но всё же и её одухотворенность) проявляются не только в незабудках и васильках, но и в тяжести и ощутимости плодов земных… Да, Татьяна Реброва умеет сказать точно, ярко и поэтично… Это, конечно, золото самой высшей пробы. Можно выписать и такую, жутковатую, но живописно-выпуклую, потрясающую по своей художественной выразительности строфу:
Пьет водку на кладбищенской скамейке.Закусывая чёрствым пирогом,Старуха в полинялой телогрейкеС яичной скорлупой под сапогом.
…Ощущением силы, этой, ну, что ли, роли женского начала, пронизана вся поэзия Татьяны Ребровой. Она по-женски слаба, но она же по-женски и всемогуща…»
Яркие узоры любви во многом определяют поэтическое начало Татьяны Ребровой.
Не отстраняйте губ. Не отводитеГлаз от моих. Шепчите что-нибудь.Мужчина иль собака, но склонитеМне голову повинную на грудь.
Конечно, эта откровенная мотивация и слабой женской доли, и женского всемогущества, волшебства в любви для поэзии семидесятых годов была необычной, и потому замеченной. Немало любовной лирики Татьяна в те годы посвятила и Владимиру Солоухину:
Мой расписной платок на камнеУ омута и пальцев хруст…Я знаю: красная цена мнеВот этот придорожный куст.
Но жизнь моя звездой падучейМелькнет в твоей. Ты загадайЖеланье. Ведь подобный случайНе повторится. Так и знай.
Поторопись, пока я плачу.Меняя вкус твоих ключиц.Пока ещё я что-то значуДля снега и голодных птиц.
Значила немало в то время очаровательная, завораживающая красавица Татьяна Реброва и для самого Солоухина. «Судьба сделала нам бесценный подарок (друг друга друг другу)… Если бы ты знала, как ужасно в Москве без тебя!.. Кроме тебя мне никто стал не нужен, неинтересен. Ты заколдовала меня, наверное. Я давно подозревал, что ты колдунья и всё время в этом убеждаюсь. Но колдуй, моя милая, колдуй, заколдовывай, приколдовывай. Потому что я хочу любить только тебя» – писал Владимир Солоухин Татьяне в 1980 году.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Курс — одиночество - Вэл Хаузлз - Биографии и Мемуары
- На боевых рубежах - Роман Григорьевич Уманский - Биографии и Мемуары
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Рассказы о М. И. Калинине - Александр Федорович Шишов - Биографии и Мемуары / Детская образовательная литература
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Кому вершить суд - Владимир Буданин - Биографии и Мемуары
- За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина - Биографии и Мемуары / Кулинария
- Мой легкий способ - Аллен Карр - Биографии и Мемуары
- 22 смерти, 63 версии - Лев Лурье - Биографии и Мемуары
- Ричард III - Вадим Устинов - Биографии и Мемуары