Рассвет пламенеет - Борис Беленков

Макензену он радировал: «Приказываю седьмого ноября в восемь ноль-ноль в полном соответствии с заранее установленным порядком способов действий смело и решительно форсировать реку Терек». Приказ заканчивался недвусмысленным намеком: «Прекратите выжидать счастливого случая».

В дисциплинированности Макензена Клейст не сомневался: его приказ будет выполнен. Но теперь он уже не был уверен, что 13-я и 23-я танковые дивизии непременно прорвутся за Терек.

Долго сидел Клейст у стола, заставляя свое пожелтевшее лицо улыбнуться, потирая руки, как человек, сделавший смелое и очень выгодное дело. Но в остекленевших глазах его не было уверенности. Ведь завтра может совершиться самое ужасное, самое худшее, что могло случиться: потеря двух третей танковой армии и, таким образом, выход из строя основной ударной силы, брошенной против Северной группы русских войск.

Майору Шарке он приказал следить за ходом выполнения приказа и доложить обо всем лишь после прорыва Терского рубежа, а сам в полном одиночестве стал ходить по кабинету. Наконец, в изнеможении Клейст прилег на диван, но уснуть долго не мог, тем не менее он чувствовал, что отдыхает. Он любил поваляться вот так, без напряжения нервов, с расслабленным телом.

* * *

Седьмого ноября, когда на улице еще не рассеялся туман, задремавшего Клейста разбудил взволнованный голос майора Шарке.

— Прошу вас, проснитесь — событие!.. Вставайте, — скороговоркой говорил он и сразу, только успев дотронуться до плеча Клейста, отступил от дивана, встав навытяжку.

Поднявшись без излишней поспешности и протирая заспанные глаза, Клейст спросил:

— Торжествуете, майор? Доложите по порядку, какие части первыми прорвались за Терек? В каком месте мои войска образовали первоначальный прорыв?

Если бы уже было светло, Клейст догадался бы сразу, что лицо майора Шарке позеленело не от добрых вестей.

У Шарке больно щемило сердце и от нервного возбуждения судорожно подрагивала бровь. Чтобы ответить командующему, он призвал себе на помощь всю силу воли.

— Атаки наших танковых дивизий отбиты, — негромко проговорил он. — Русские перешли в наступление. Макензен сообщает, что им отдан приказ: все исходные пункты наших войск немедленно превратить в пункты обороны.

Клейст выпучил глаза, поджимая и закусывая дрогнувшие губы. Затем он тяжело встал и медленным шагом прошелся около испуганного адъютанта, глядя на него искоса. Остановившись спиной к нему, он спросил:

— Шарке, понимаете, что вы сказали?..

— Трудно с этим примириться… — начал было тот, — но…

Клейст уже не слушал и не замечал своего адъютанта.

Он грузно опустился в кресло, сжимаясь и втягивая голову в плечи.

Шарке подумал: «Следует сейчас же выйти из кабинета». Он шагнул к дверям, чувствуя, как от волнения подкашиваются ноги. И все же он был счастлив. Еще сильнее Шарко испытал это короткое счастье, когда очутился в безлюдной приемной, остановясь у своего письменного стола, заставленного десятком телефонных аппаратов.

Прислонясь худыми плечами к стене и вытирая со лба холодные капли пота, он мысленно произнес: «Вам повезло, майор Шарке. Вы ускользнули из лап раненого тигра!.. К сожалению — неизвестно, надолго ли? дела наши принимают серьезный и весьма угрожающий оборот».

В конце дня в штабе получили сообщение о выезде на Северный Кавказ рейхсминистра Адольфа Розенберга. Когда Шарке доложил об этом, Клейст подумал: «Вот уж не вовремя!». Он подозревал, что в верховной ставке Гитлера уже известно и неудачном наступлении его войск в районе Орджоникидзе, но ободрял себя: «У больших людей и неудачи большие, очень заметные… Пока не поздно, надо поискать неудачников величиной поменьше. Они, именно они проваливают разумно начатую операцию!».

— Шарке, подготовить самолет! — приказал он. — Вылетаем в зону военных действий.

— Но приедет министр… Кто встретит его без вас?

— Подготовить самолет, — строго повторил командующий. — На завтра.

— Разрешите доложить о погоде?

— Нет, не разрешаю! — отрезал Клейст. — Полетим при любых метеорологических данных.

Доказывать командующему невозможность полета было бесполезно.

К тому же весь вид Клейста говорил о том, что все его существо охвачено гневом. К нему вернулось и знакомое, прежнее ощущение постоянной тревоги. Это ощущение тревоги родилось из страха неизбежной ответственности. Розенбергу он мог бы смело сообщить о любом количестве понесенных потерь в людях, но тускнеющий ум не мог сформулировать оправдания, почему его войска очутились еще дальше от нефтеносного Грозного, чем они были от этого города до их прорыва в Северную Осетию. Клейст прекрасно понимал: если уж русские перешли в контрнаступление, значит, они успели накопить достаточное количество сил.

Выйдя в приемную, Шарке увидел с десяток офицеров, сидевших вдоль стен, кто с папками бумаг, кто по вызову. Все они ожидали своей очереди на прием к командующему. Медленным шагом адъютант обошел всех, возле некоторых останавливаясь и тихо говоря: «Вам следует обратиться к начальнику штаба. А вас командующий примет позже… Нет, сейчас он не может, обождите…».

Когда Шарке намеревался присесть, чтобы снова взяться за работу, к нему подошли три человека. Одеты они были в военную форму, но адъютант сразу угадал штатских. Один из этих людей, еще молодой, но уже отяжелевший, выступил вперед и, уставившись на адъютанта выпуклыми голубыми глазами, сказал:

— Мы должны повидать фон Клейста.

— По какому вопросу? — спросил Шарке, немного удивленный резкостью тона молодого человека.

— Я и мои коллеги, — молодой человек кивнул на двух остальных, стоявших тут же, сегодня же должны отправиться в район Грозненских нефтепромыслов. Нам поручено изучить возможности добычи нужного империи горючего.

— Господа, — с тяжелым вздохом произнес Шарке, — ваша поездка не лишена будет некоторых небезопасных дорожных приключений…

Из-за спины молодого человека вышел невысокий, но широкоплечий, со смуглым лицом, второй немец.

— Что вы этим хотите сказать? — баском спросил он.

— В район Грозного экскурсии подобного рода преждевременны.

— Рейхсминистр Розерберг, информируя деловые круги, заинтересованные в Кавказе, утверждал, что успех фон Клейста уже предрешен, — возразил молодой человек.

— Да, так было…

— У вас произошло что-нибудь?

— Самое неожиданное…

— Нас это весьма интересует.

— Еще бы! — усмехнулся Шарке.

— Вы оставляете нас в недоумении. Скажите же, в чем дело?

— Господа, — взволнованно сказал Шарке, — русские перешли в решительное контрнаступление. Они вынудили наши войска перейти к обороне… — Немного помолчав, поочередно разглядывая посеревшие лица соотечественников, он уныло добавил: — Теперь легко вам понять, по какой причине его превосходительство никого не принимает…

— Неужели так велико это событие, контрнаступление русских? — снова вмешался в разговор широкоплечий, делая вид, будто ему уже известно, чего будет стоить русским их дерзость.

— Никто не говорит, что оно велико…

— Но ваш тон! — возразил широкоплечий, повысив привычный к власти голос. — В нем совершенно отсутствуют воодушевленные интонации.

Где-то в самом уголке сознания майора Шарке вдруг зародилось чувство опасения за такую негостеприимную встречу этих незнакомых ему людей. Некоторое время он исподволь настороженно рассматривал представителей деловых кругов, вытирая пот, выступивший у него на лбу. Однако, невзирая на значительность персон, прибывших, по-видимому, по уполномочию Розенберга, набравшись храбрости, адъютант заявил:

— Вам придется подождать — командующий очень занят. Возможно, даже сегодня положение изменится… Тогда уж…

— А мы затем и прибыли, чтобы не позже, как сегодня, оказаться полезным фон Клейсту, — снова заговорил молодой человек.

— Господа! Генерал-полковнику сейчас могут оказаться полезными только солдаты!

С этими словами адъютант присел к столу, давая понять, что разговор окончен.

Но не тут-то было. Вперед проковылял третий, самый старший и, по-видимому, главный в этой тройке.

— Моя фамилия Редер, чтобы вам было известно, молодой человек, — в нос сказал он, остановившись у стола, опустив обвислые длинные руки и хмуря белобрысые брови над крохотными, заплывшими жиром глазками. — Потрудитесь доложить фон Клейсту… Я имею к нему личное поручение фюрера!

Полминуты спустя Редер вместе с Шарке вошел в кабинет командующего. Клейст даже не взглянул в их сторону. Широко расставив ноги, он стоял, глядя на карту. Лицо его словно окаменело и казалось на много лет постаревшим за один день. Шарке доложил о прибывших. Клейст бросил на стол карандаш. Из груди его рвался крик возмущения — ему осмелились помешать!.. Но он не раскрыл сжатых челюстей, лишь шевельнулись сухие губы, точно он внутренне усмехнулся от какого-то неприятного предчувствия, возникшего с появлением известного ему нефтепромышленника Редера. Затем они приветствовали друг друга. Шарке вышел из кабинета.