Россия 1917 года в эго-документах - Коллектив авторов

сидевших с воздетыми дланями

буржуев карманы. Всей добычи им досталось четыре миллиона рублей (298). Жалко убитого

милиционера, а купцов ни капельки. Такие ничтожные трусы! У кого-то из них был револьвер – так он

его со страху выкинул в сад!..

[***]

…Уже дней десять льют дожди. Всю дорогу размыло. Добраться на станцию и на почту – это целая

история.

[***]

Воскресенье, 9 июля

…Кн[язь] Львов вышел в отставку, мотивировав свой уход не коллегиальным поведением

министра юстиции Переверзева (299). Кабинет собрал ряд документов, обличающий заговор

большевистских лидеров против Временного Правительства, решено было держать [1578] эти

сведения в тайне, пока все нити заговора не будут в руках правительства. Но, экспансивный министр

юстиции не «утерпел» и «разболтал» о «документах» журналистам. Те, конечно, воспользовались

«свободой» печати и расписали кто из апостолов Маркса, где и сколько получил от немцев

серебреников (300) за продажу своего отечества. Разумеется, после такого [1579] оповещения, благородные рыцари грядущего [1580] социалистического рая на [1581] грешной земле – поспешили

скрыться. Арестованы Каменев (301), Зиновьев (302) и какой-то ничтожный присяжный поверенный

Козловский (303) – Ленин [1582] нырнул… вероятно в немецкое море.

Оставшиеся у кормила министры-социалисты дебютируют двумя декретами: 1) бывшая [1583] Российская империя объявляется демократической республикой и 2)-й – Земельная

реформа (304). В [1584] чем она будет заключаться – не разберешь. Спешат до Учредительного

Собрания. Может быть, эти меры вынуждены обстоятельствами: повсеместные бунты, война, всероссийская разруха… Но – кто же эти государственные люди, которые бросают в

массу [1585] такие рискованные [1586] приманки!.. По всем признакам «жирондистский» период

нашей революции исчерпан и мы перекатываемся к якобинству [1587], (305).

Керенский [1588] мечется [1589] от «товарищей» к буржуям и кажется уже весь «выкипел»…

[***]

Финляндия отделилась от России… (306)

[***]

Понедельник, 10 июля

…Дождь, дождь, дождь… Без почты, без газет… Жизнь куда-то провалилась… С утра до ночи

весь занят хозяйством – и никогда не жили в таком беспорядке. Только и слышно, что-то в той, то в

другой деревне будет «митинг» с «аратором». Прислуга наша «официально» т[о] е[сть]

в [1590] разговорах с «господами» относится к «митингам» иронически, а потихоньку все туда

бегают – и после ходят, как пьяные. Я как-то спросила нашу бойкую [1591] горничную –

«Феклушку» (307) (как величается в отличие от себя, няня-Феклуша, ее тезка) – понимает [1592] ли

она [1593], что говорит «оратор». Она фыркнула и не без яда заметила: – Ведь они чай по-русски

говорят. Да [1594] здешний оратор не особенный, носом и шмурыгает и [1595] говорит не

вразумительно. А вот к нам в Снежаток (308) приезжал – так уж можно сказать – аратор! Все слова

растолковал, все партии обозначил…

– Какая же тебе больше партия нравится. Феклуша?

Она сконфузилась, глаза беспокойно забегали: – Что вы, сударыня, разве я могу што понимать!

Хоша я и грамотная, да какая наша грамота!.. Да и года мои еще [1596] не вышли – ведь

мне [1597] всего семнадцатый пошел… Нешто [1598] я могу [1599] такие дела понимать… Да и ни к

чему [1600] мне это все… [1601] И отец мне наказывал: поживи, говорит [1602], у хороших господ, они тебя уму-разуму научат!.. Тятенька у нас строгий... [1603] А што там теперь араторы да

ривальционеры народ мутят – так все равно ничего из этого не выйдет…

Она еще долго «араторствовала»!!! ... Ее только заведи, она может целый день

говорить… [1604] Хитрая девчонка, лгунья, льстивая и по мнению ее же тятьки [1605] на руку «больно

расторопна», но удивительно [1606] красива, ловка и грациозна. С другой горничной, солдаткой-Марфушей (309), она на ножах, сплетничает на нее и норовит ее «подвести». Это нетрудно. Марфуша

необыкновенно глупа и бездарна. Тоже увлекается политикой, но молчаливо и угрюмо. Такая новая

прислуга. И у нас еще сносные экземпляры. А что делается в этой брошенной хозяевами усадьбе, трудно описать. На этом клочке точно собрано все наше разорение, глупость, наглость, воровство.

Деревенские мальчишки так «самоопределились», что, когда мы гуляем, кричат нам вслед «бурзуи

паршивые». Управляющий, поденщицы, военно-пленные немцы, даже лошади, скачущие по парку и

цветникам – все «автономны»…

Четверг, 13 июля

…Какой ужас! Вся [1607] одиннадцатая армия (310)бежала без выстрела… Целые полки обнажили

фронт, убегая под покровом ночи (311). Не люди, а подлая людская пыль… В районе Тарнополя, офицеры-артиллеристы на коленях умоляли солдат не покидать орудий и вывести пушки, но никакие

мольбы не помогли (312). Можно [1608] было бы еще [1609] понять такую массовую панику под

напором неприятеля [1610]. Но со стороны немцев не было никакого нажима. Нет! Это

разлагающее [1611] действие [1612] пропаганды на утомленную психику солдат. Фронт обнажен на 78

верст. Солдаты бежали, вглубь [1613] верст на 35. Вот что значит «самоуправляющаяся» армия.

Теперь, социалистическое правительство восстанавливает на фронте [1614] смертную казнь за

измену (313). Поздно. Самая большая измена была допустить революцию во время войны. Надо отдать

справедливость Василию Маклакову. Он это понимал и всячески отмахивался от революции… И

какой же хам русский «всечеловек». Хам, трус, предатель… В сущности, у нас только одна

возможность уцелеть: умолять «союзников» позволить нам заключить сепаратный мир. Конечно, это

срамота. Но ведь мы не «Франциски» (314) – и [1615] Но, т[ак] к[ак] [1616] «союзники» нам никогда

этого не позволят, то [1617] с их помощью мы перещеголяем Франциска: nous perdrons tout et l’honneur avec [1618], (315)…

[***]

Воскресенье, 16 июля

…Приехал из Петербурга М[ихаил]. Много рассказывает интересного. Настроение у него какое-то

раздробленное. Ничего не ждет от Временного Правительства, Керенского считает совершенно

ничтожной фигурой, но говорит, что в «Особом Совещании» работа идет [1619] великолепно под

руководством [1620] Лазаревского (316), Нольде, Набокова, Гессена… (317), [1621] Что этими

людьми [1622] бы мог гордиться и английский парламент. Когда разразился июльский

бунт [1623] М[ихаил] [1624] был [1625] в гостях [1626] у Гессена, в Лесном институте (318), и оба

собирались передохнуть денек от «текущей» политики. Вдруг, Гессена позвали к телефону. Он

вернулся очень взволнованный и говорит: – В [1627] Петербурге вооруженное восстание. Как мы с

вами теперь туда доберемся? – Я пешком пойду, сказал М[ихаил]. Я должен быть завтра в заседании. –

Я тоже, сказал Гессен, но вы человек молодой и худой, а я старый и толстый. Жизнью я могу

пожертвовать для отечества, а пешком лупить 15 верст не могу… Но, не волнуйтесь, может быть нас

еще судьба [1628] выручит. Выручила любовь [1629] к Влад[имиру]