Декабристы и русское общество 1814–1825 гг. - Вадим Парсамов

Почти все идеологи декабризма, пожалуй за исключением одного Н. И. Тургенева, вопросы социального переустройства России подчиняли проектам ее политического переустройства. В этом не следует усматривать какую-то ограниченность русских мыслителей и политиков александровской эпохи. Такого рода представления объясняются переходным характером революционной и постреволюционной эпохи в Европе. Социальные последствия Французской революции XVIII в., в отличие от политических, сказались не сразу. Бурная эпоха наполеоновских войн, тяжелый и во многом неясный период Реставрации, сопровождавшийся быстрой сменой политических курсов и программ, – все это замедляло становление стабильного социального порядка. Только июльская революция во Франции 1830 г. позволила увидеть новые социальные проблемы и поставить их в центр общественной мысли. Именно с этого времени социализм как идейное течение быстро распространяется по Западной Европе и начинает проникать в Россию. Фонвизин, находясь в Сибири, не остался в стороне от этих новых веяний. Его изолированное положение, с одной стороны, замедляло его знакомство с новейшими социальными теориями, а с другой стороны, он был более свободен в их оценках и анализе.

В его статье «О коммунизме и социализме» (1849–1851) дано иное по сравнению с его же «Обозрением политической жизни в России» понимание проблемы «Россия – Запад». Если в политическом и гражданском отношениях самодержавная и крепостническая Россия отстает от конституционной Европы, то в социальном плане у России имеются определенные преимущества, объясняемые различием исторических путей России и Европы. В результате изучения современного ему устройства европейских государств и чтения социальной литературы Фонвизин понимает, что установление политических свобод само по себе не гарантирует ни справедливого внутреннего устройства, ни социальной стабильности. Отношение Фонвизина к социалистическим и коммунистическим идеям двойственно. С одной стороны, он разделяет их критику современного буржуазного строя: «Нельзя не признать основательными упреки их, что везде общество находится не в нормальном состоянии, что интересы страждущего большинства во всех землях принесены в жертву благосостоянию меньшего числа граждан, которые по положению своему в обществе, богатству, образованности, если не по праву, то существенно составляют высшее сословие, участвующее в правительстве и имеющее решительное влияние на законодательную, исполнительную и судебную власти»[785]. С другой стороны, позитивная часть социалистического учения, направленная на преобразование общества, вызывает у Фонвизина скепсис: «Это несбыточные мечты-утопии, которые не устоят перед судом здравой критики»[786].

Эпиграфом к этой статье Фонвизин взял слова В. Гюго: «Si vous voulez combattre le socialisme, enlevez lui sa raison d’être»[787]. Иными словами, Фонвизин, понимая гибельный путь социализма, предлагает не бороться с ним репрессивными мерами, а устранить его исторические причины. Питательную среду для распространения социалистических идей, представляющих представляющую главную угрозу социальному порядку, Фонвизин видит в европейском пролетариате: «Пролетарии – эти жалкие бездомники, по большей части почти без религии, без правил нравственности, почти одичавшие <…> ненавидя настоящий порядок общества, не обеспечивающий ни их настоящее, ни будущее, только и жаждут ниспровержения всего существующего, надеясь в социальном перевороте обрести улучшения своей бедственной участи»[788]. Генезис европейского пролетариата Фонвизин усматривает в феодализме, точнее – в истории развития феодальных городов, пользовавшихся относительной свободой и внутренним самоуправлением и предоставлявшим убежище селянам от притеснения их феодальными сеньорами. Попадая в города, эти люди, лишенные собственности, становились городской чернью. В их среде и зарождался современный пролетариат.

В России феодализма не было, и сельское население, живущее общиной, всегда преобладало над городским. Следовательно, в России нет почвы для образования пролетариата. «Странный, однако, факт, может быть, многими и не замеченный, – в России, государстве самодержавном и в котором в большом размере существует рабство, находится и главный элемент социалистических и коммунистических теорий (по пословице: les extrèmesse touchent) – это право общего владения землями четырех пятых всего населения России, т. е. всего земледельческого класса: факт, чрезвычайно важный для прочности будущего благосостояния нашего отечества»[789].

Мысли Фонвизина об общине, на первый взгляд, напоминают аналогичные идеи А. И. Герцена[790]. По сути они глубоко различны. Для Герцена община – зародыш будущего социалистического устройства, русский социализм. Для Фонвизина – путь избежать социалистических преобразований, своего рода гарант того, что коммунистические идеи в силу своей избыточности на русской почве не приживутся. Подобно тому как прививка содержит в себе гомеопатические дозы того вируса, от которого ее делают, община «защищает» организм русского народа от заражения его коммунистическими идеями. То, что на Западе социалисты пытаются создать искусственным путем, в России существует в естественноисторическом виде. Таким образом, если главная проблема Европы заключается в том, чтобы избежать социалистической революции, главная проблема социального переустройства России по-прежнему заключается в отмене крепостного права.

Происхождение крепостного права Фонвизин, вслед за профессором Дерптского университета И. Ф. Г. Эверсом, относит к эпохе монголо-татарского нашествия: «Крепостное состояние земледельцев в России есть одно их тех мрачных нравственных пятен, которые наложены на наше отечество в бедственную эпоху монгольского владычества»[791]. Это ошибочное положение привело и к тенденциозному истолкованию законодательства Московской Руси (Судебники 1797 и 1550 гг.) как направленного на облегчение участи крестьян путем предоставления им права свободного перехода в Юрьев день от одного помещика к другому. В действительности же речь шла не о раскрепощении, а о закрепощении крестьян. Однако для Фонвизина, считавшего, что крепостное право может и должно быть отменено только сверху, важно было найти прецеденты в истории. Утверждая, что «крестьяне окончательно прикреплены к земле»[792] в царствование первых Романовых – Михаила и Алексея, – Фонвизин объясняет это не только действиями правительства, но «тем апатическим равнодушием, до которого доведен был народ продолжительным рабством под игом татар»[793].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});