Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

заявил Берн.

– Ну куда мне деваться, на Эмме что ли жениться?

– А что, она в самом расцвете сил! Ей всего за пятьдесят! Должность хорошая! Перспективы! Тебя наконец-то комиссуют, как идиота.

– Да иди ты Орен, куда подальше!

– Ладно, хватит языками чесать, пора в роту возвращаться, светло уже. Ты дружище сводишь наших оболтусов на партийную беседу к Ломеру?

– Опять? – удивился Чак, испытывая явную неприязнь к такому роду занятий.

– Опять, надо же молокососов обработать идеологией, перед тем как в бой пойдут. А то ещё испугаются. Не ной, Чак, послушаешь часок этого хрыща и делов-то. Ну будь ты другом. Мне ещё к Марту идти, выпрашивать комбинезоны, а то эти уже только на тряпки.

– Ладно, с тебя пачка сигарет, только хороших, не этих проклятых «Товарищей».

– Как скажешь, ты Чак только рот на замке держи, хорошо?

– Про Лемму?

– И про неё тоже, а то я волнуюсь за тебя последнее время!

– Не волнуйся, не пошлю Ломера в задницу, сдержусь, хотя это и не просто, – сказал Чак и вновь заулыбался кривой улыбкой.

Орен поправил свою форму, накинул на плечи брезентовый плащ, защитного цвета, после чего удалился из столовой. На улице расходился дождь, пахло сыростью, и Чак, посидев немного, также удалился из зала, который уже порядком наполнился чавкающими и жующими офицерами.

А тем временем дивизия жила своей обычной прифронтовой жизнью, боев не было, лишь редкие столкновения, без авиации воевать не хотели ни одни, ни вторые. Танки увязли в грязи, да и проку от них в разрушенном городе не было. Порой слышались редкие выстрелы и взрывы, но это стало такой повседневностью, что редко привлекало внимание.

Чак Зит повёл свою роту на очередные политзанятия, которые проводили регулярно с молодым пополнением, втирая им в головы высокие идеи патриотизма и долга. Проводил их дивизионный политработник по имени Ломер Вар, мужчина пятидесяти лет, но сохранившийся к ним очень даже прилично. Он не пил и презирал курение, любил спорт и каждое утро начинал с зарядки и пробежки. Его вытянутое лицо с маленькими серыми глазами и кривым носом, сломанным во времена занятий борьбой, было всегда гладко выбрито, а волосы аккуратно подстрижены и причесаны. Каждое его движение было отточено и продуманно, а речь лаконична. Он был из первого поколения партийцев, которые искренне верили во всё, что гласила партия, не подвергая сомнению ни одного его слова. Преданный пёс своего лидера, только оружием Ломера было слово. Партофицеров не любили в войсках, но боялись, ведь они подчинялись ни военному командованию, а напрямую партийному руководству, они были отдельный пласт соединивший в себе как гражданскую, так и военную службу. В каждой дивизии был главный партофицер, ему подчинялись батальонные партофицеры, в каждом батальоне их было подвое, один отвечал за сбор информации о положении в подразделении, другой за партийные мероприятия.

Занятия проводились в бывшем помещении склада, которое было сильно повреждено во время боя, крыша была пробита, а окна забиты досками, дневной свет через них пробивался кусками, теряясь в мерцании электрических ламп. Зит завёл бойцов в помещение, пересчитал их, после чего покинул здание, не желая слушать старые песни про патриотизм. Но на выходе он, к своему сожалению, столкнулся с Ломером, который тут же узнал старшего лейтенанта.

– Товарищ Зит, а вы куда? – спокойно спросил его тот.

– На улицу, товарищ партофицер.

– То есть мои лекции вас не касаются? – голос Ломера приобрёл поучительный оттенок.

– Я уже слушал предыдущую, я всё запомнил. Вы лучше желторотиков моих поучите, а то дубовые через одного, – неловко бубнил Чак, стараясь не смотреть в серьёзные глаза Ломера, которые сверлили в старлее дыру.

– Вам бы тоже не мешало послушать, товарищ Зит, я сегодня хотел поговорить о таких вещах как ослушание приказов руководства, о самоуправстве и глупости, которая вредит общему делу. А как я помню из наших с вами бесед, вы имеете такой грех за своей спиной, не было бы лишнем и вам послушать данную лекцию. Мы бы на примере вас разобрали пару ситуаций. Или вы так не считаете, товарищ? – также поучительно говорил Ломер.

– Я с вами абсолютно согласен, но мне, что-то нездоровится, я лучше на воздух, и присоединюсь к вашей, несомненно, полезной, лекции чуточку позже, как полегчает. Вы не против?

– Может вам в санчасть?

– Нет, что вы, я подышу свежим, воздухом и к вам.

– Это ваше курение, товарищ, вы не думаете о своём здоровье. А между прочим, партии и стране нужны здоровые солдаты. Надеюсь, что вскоре, курение и алкоголизм прировняют в армии к членовредительству и будут за это наказывать.

– Но пока я же могу курить?

– Можете, пока. Ладно, мне пора идти к солдатам. Я буду вас ждать.

– Я несомненно буду! – сдерживая смех, что прорывался, сквозь страх, ответил Зит.

Чак повернулся и спокойно пошёл в сторону улицы, в душе ругая самыми бранными словами Ломера, который хорошо помнил его после нескольких бесед, когда бывшего ШРОНовца вернули в роту. Беседы эти были невыносимо нудными и скучными, но посещать их было обязательно.

Выйдя на улицу, Чак увидел более десятка офицеров, ротных, взводных и прочих, которые под самыми разными предлогами также отлынивали от присутствия на политзанятиях. Зит закурил сигарету и подумал, – «сколько же глупых отмазок выслушал Ломер, пока заходил в здание».

А на улице уже стих дождь и сквозь серые тучи пробивались редкие лучики солнца. Проклятый дождливый циклон наконец-то уходил прочь с этих краёв. Чак закуривая сигарету, смотрел на яркий солнечный шар, что осторожно выглядывал из-за свинцовой, тяжёлой тучи и неуверенно грел пропитанную влагой землю. В этот момент ему стало жалко, что дождь уходит, ведь это означало, что теперь вновь начнутся бои. Он смотрел в след уходящей синеве и думал:

«Дождь, странная штука, вроде бы мерзкая грязь от тебя кругом, сырость и холод, а с другой, ты зараза, смог приостановить бои. Никто не может, а ты, сукин сын, можешь, хотя снег тоже молодец. Вы хоть даёте людям отдохнуть немного, пожить спокойной жизнью, если её можно таковой назвать. Эх природа, природа. Смешно, наверное, тебе за нами, мелкими людишками наблюдать, как мы корчимся и пыжимся стараясь убить, ограбить и изувечить себе подобного, смотришь на нас и думаешь, дайка я остужу ваши горячие головы недельным дождём, вдруг угомоняться. Нет. Не угомонимся, пока ты нас не сотрёшь с лица планеты. Вот тогда и наступит гармония».

– Зит, Зит, Зит, вы всё курите и курите! – послышался женский голос за спиной.

Чак обернулся и не мог поверить