Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

– Да. Не каждый танец, конечно, но почти все.

Вопрос был достаточно невинным, но то, что леди Гарриет вот так запросто обратилась к Молли, подействовало на миссис Гибсон, как красная тряпка на быка; это была одна из немногих вещей, которые незамедлительно выводили ее из себя. Но она ни за что на свете не выдала бы своего раздражения леди Гарриет, а потому ограничилась тем, что попыталась пресечь их дальнейшие попытки завязать разговор, поместившись между леди Гарриет и Молли, которую первая пригласила занять освободившееся место Синтии.

– К этим особам я ни за что больше не вернусь, так я на них зла, – сказала леди Гарриет. – Кроме того, мы с вами давеча практически не виделись, а мне нужно посекретничать.

Итак, она устроилась рядом с миссис Гибсон и, как впоследствии выразилась миссис Гуденоу, «ничуть не важничала при этом». Следует заметить, что миссис Гуденоу сказала это в оправдание маленькому несчастью, приключившемуся с ней самой. Нацепив очки, она внимательно обозрела всех до единой важных персон, собравшихся в комнате, после чего, не озаботившись понизить голос, осведомилась, кто есть кто, у мистера Шипшенкса, агента милорда и своего доброго соседа, который тщетно старался умерить ее громогласный пыл и отвечал приглушенным шепотом. Но она была туговата на ухо настолько же, насколько и подслеповата, так что его тихий голос порождал лишь новые расспросы. В конце концов, удовлетворившись, насколько это было возможно, и направившись к выходу, она остановилась напротив миссис Гибсон и обратилась к ней, возвращаясь к теме их предыдущего разговора:

– Такого позора со стороны герцогини я никак не ожидала. Подумать только, не надеть ни одного бриллианта! Там вообще не на кого смотреть, кроме графини, а она неизменно остается презентабельной женщиной, хотя и не такой энергичной, как раньше. Но они никак не стоят того, чтобы ожидать их до столь позднего часа.

На мгновение воцарилось неловкое молчание. А потом леди Гарриет протянула руку и сказала:

– Вы меня не помните, но я знаю вас, поскольку видела вас в Тауэрз. Леди Камнор сильно похудела, но мы надеемся, что здоровье ее от этого только улучшилось.

– Это – леди Гарриет, – с упреком пояснила миссис Гибсон миссис Гуденоу.

– Прошу прощения, ваша милость! Надеюсь, что ничем не обидела вас! Но, видите ли… то есть ваша милость сама видит, что для таких людей, как я, час и впрямь очень поздний. И я до сих пор не легла только потому, что надеялась увидеть герцогиню в бриллиантах и тиаре, ведь в моем возрасте это очень огорчительно – упустить единственный шанс полюбоваться столь выдающимся зрелищем.

– Я тоже очень расстроена, – сказала леди Гарриет. – Я хотела прийти пораньше, а вместо этого мы слишком припозднились. И сейчас я настолько сердита, что с удовольствием отправилась бы в постель вместе с вами.

Это было сказано настолько любезным тоном, что миссис Гуденоу расплылась в улыбке, а ее раздражительная ворчливость сменилась комплиментом.

– Я не верю, что такая красивая леди, как вы, ваша милость, способна сердиться и пребывать в дурном расположении духа. Я уже старая женщина, и мне позволительно говорить вам подобные вещи.

Леди Гарриет встала и отвесила ей низкий книксен. А потом, вновь протягивая руку, сказала:

– Не смею вас больше задерживать. Но я обещаю вам одну вещь в ответ на вашу любезность: если я когда-либо стану герцогиней, то предстану перед вами в своем лучшем платье и прочей блестящей мишуре. Доброй ночи, мадам!

– Ну вот! Так я и знала! – сообщила она, не садясь на прежнее место. – Да еще и в самый канун выборов в графстве.

– О! не стоит придавать слишком большого значения словам старой миссис Гуденоу, дорогая леди Гарриет. Она всегда была несносной ворчуньей! Уверена, что более никто не станет жаловаться на то, что вы прибыли так поздно, – заявила миссис Гибсон.

– А ты что скажешь, Молли? – поинтересовалась леди Гарриет, неожиданно устремив взгляд на девушку. – Не кажется ли тебе, что мы, явившись на бал так поздно, лишились некоторой доли популярности, что в данный момент означает голоса? Ну же, отвечай! Ведь ты у нас известная правдолюбка.

– Я не разбираюсь в популярности или голосах, – неохотно призналась Молли. – Но мне кажется, что многие пожалели о том, что вы не смогли прибыть раньше. Но разве это не свидетельство популярности? – добавила она.

– Очень лаконичный и дипломатический ответ, – с улыбкой заметила леди Гарриет и потрепала Молли веером по щеке.

– Молли ничего в этом не понимает, – вмешалась миссис Гибсон, застигнутая врасплох. – Было бы неуместной дерзостью с ее стороны или со стороны кого-либо оспаривать неотъемлемое право леди Камнор приходить тогда, когда ей вздумается.

– Итак, мне пора возвращаться к маме, но я еще совершу набег в ваши края в самом скором времени, и вы должны придержать для меня местечко. Ага! А вот и они, обе мисс Браунинг. Видите, я не забыла свой урок, мисс Гибсон.

– Молли, я не могу позволить тебе разговаривать с леди Гарриет в подобном тоне, – заявила миссис Гибсон, как только осталась со своей приемной дочерью наедине. – Если бы не я, ты с ней вообще никогда не познакомилась бы, так что впредь не вмешивайся, пожалуйста, в наш разговор.

– Но ведь я должна ответить, если она задает мне вопрос, – попыталась оправдаться Молли.

– Что ж! Если так, то должна, не стану спорить. Во всяком случае я остаюсь искренней и беспристрастной. Но в твоем возрасте необязательно спешить и иметь собственное мнение.

– Не знаю, что тут можно поделать, – заметила Молли.

– Леди Гарриет очень переменчива. Смотри, вот сейчас она разговаривает с мисс Фебой, а та настолько слабохарактерная особа, что с легкостью поверит, будто отныне она пребывает на короткой ноге с леди Гарриет. Если есть что-то на свете, чего я терпеть не могу, так это попыток незаслуженно сблизиться с сильными мира сего.

Молли не считала себя виноватой и потому предпочла промолчать, не сделав даже попытки оправдаться. Сейчас ее куда больше занимала Синтия, за которой она наблюдала. Она не могла понять, что происходит с подругой. Да, Синтия танцевала с прежним изяществом, но воздушная легкость, с которой она еще недавно скользила по зале, словно пушинка, подхваченная ветром, исчезла без следа. Она разговаривала о чем-то со своим партнером, но без прежнего оживления, озарявшего всю ее натуру. А когда девушку подвели к ее месту, Молли заметила побледневшее лицо и отсутствующий взгляд.

– Что случилось, Синтия? – негромко осведомилась она.

– Ничего, – ответила та с необычной резкостью, вскидывая на подругу глаза. – А почему что-то должно было случиться?

– Не знаю. Но ты изменилась и выглядишь усталой… или еще что-то.

– Ничего не случилось, а если и случилось, давай не будем говорить об этом. Тебе показалось.

Заявление было довольно противоречивым, и его следовало толковать, повинуясь голосу сердца, а не разума. Молли поняла, что Синтия желает, чтобы ее оставили в покое. Но каково же было ее удивление, когда после давешних речей и всей манеры поведения Синтии по отношению к мистеру Престону последний подошел к ней и, не говоря ни слова, увлек ее на танцпол. Похоже, миссис Гибсон тоже была поражена в самое сердце, поскольку, забыв о своих препирательствах с Молли, она изумленно осведомилась, словно не веря собственным глазам:

– Синтия намерена танцевать с мистером Престоном?

Молли едва успела ответить, прежде чем ее саму пригласил очередной партнер. Она почти не слушала его, как и не следила за фигурами кадрили, будучи слишком занята тем, что высматривала Синтию среди танцующих пар.

Один раз она мельком увидела ее – стоящую с опущенными глазами перед мистером Престоном, который что-то с жаром говорил ей. А потом она вновь заскользила среди танцующих, не обращая внимания на происходящее. Когда же они встретились в танце, то Молли заметила, что тень на лице Синтии превратилась в грозовую тучу. И если бы на нее сейчас взглянул какой-нибудь физиономист, он прочел бы в выражении ее лица не только гнев и неповиновение, но и, пожалуй, некоторую растерянность. А пока продолжалась кадриль, леди Гарриет обратилась к своему брату.

– Холлингфорд! – сказала она и, взяв его под локоть, отвела чуть в сторону от толпы высокородных особ, в которую затесался и он, молчаливый и рассеянный. – Ты даже не представляешь, насколько эти славные люди были уязвлены и разочарованы тем, что мы так сильно опоздали, а герцогиня явилась на бал в простом до нелепости платье.

– А какое им до этого дело? – осведомился он, пользуясь тем, что она умолкла, переводя дыхание после столь запальчивого начала.

– Не притворяйся идиотом и умником. Неужели ты не видишь, что мы являем собой зрелище и спектакль, а это то же самое, что смотреть пантомиму с Арлекином и Коломбиной в повседневной одежде.