Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

– Право слово, эта зала нравится мне куда больше, чем комната в нашем суде в Эшкомбе!

– А как мило она декорирована! – вставила мисс Пайпер. – Как замечательно сделаны розы! Впрочем, у вас в Холлингфорде у всех хороший вкус.

– А вот и миссис Демпстер! – воскликнула мисс Хорнблауэр. – Она говорила, что ее с двумя дочерьми пригласил остановиться у себя мистер Шипшенкс. Мистер Престон тоже должен быть здесь, но, полагаю, они не смогут прийти одновременно. Смотрите! Это же Роско, наш новый доктор. Положительно, здесь собрался весь Эшкомб. Мистер Роско! Мистер Роско! Идите сюда и позвольте мне представить вас обеим мисс Браунинг, они – наши друзья, у которых мы остановились. Мы очень высокого мнения о нашем молодом докторе, уверяю вас, мисс Браунинг.

Мистер Роско поклонился и глупо заулыбался, выслушивая похвалы собственной персоне. Но мисс Браунинг отнюдь не собиралась распевать дифирамбы какому-то врачу, пусть даже тот пристроился на самом краю практики мистера Гибсона, и заявила мисс Хорнблауэр:

– Должно быть, вы очень рады, что можете вызвать к себе кого-нибудь, если вдруг в том возникнет срочная надобность или же если дело настолько пустяковое, чтобы беспокоить им мистера Гибсона. И я не сомневаюсь, что мистер Роско полагает большой удачей тот факт, что может наблюдать за искусной работой мистера Гибсона, ибо это сулит ему несомненные выгоды в будущем!

Пожалуй, подобные речи уязвили бы мистера Роско куда сильнее, чем он хотел показать, если бы его внимание в этот самый момент не отвлекло появление вышеупомянутого мистера Гибсона. Не успела еще мисс Браунинг завершить свою суровую и уничижительную отповедь, как он обратился к своей доброй знакомой, мисс Хорнблауэр, с вопросом:

– Кто эта славная девушка в розовом, которая только что вошла?

– Как же, это Синтия Киркпатрик! – сказала мисс Хорнблауэр, поднося к глазу чудовищный лорнет в золотой оправе, дабы лишний раз удостовериться в собственной правоте. – Как она выросла! Минуло уже два или три года с тех пор, как она покинула Эшкомб. Она уже тогда была очень красива, и мне говорили, что мистер Престон буквально преклонялся перед нею. Но ведь она была так молода!

– Вы можете представить меня? – поинтересовался нетерпеливый молодой врач. – Я хотел бы пригласить ее на танец.

После того как мисс Хорнблауэр поприветствовала миссис Гибсон, свою бывшую знакомую, и исполнила просьбу мистера Роско, представив его Синтии, она склонилась к мисс Браунинг и доверительно зашептала:

– Нет, ну надо же! Какие мы снисходительные! А ведь я прекрасно помню те времена, когда миссис Киркпатрик носила старые черные шелка и вела себя благодарно и вежливо, как и подобает школьной учительнице, вынужденной самой зарабатывать себе на хлеб. А сейчас она вся в атласе и со мною разговаривает так, словно только что вспомнила, кто я такая, да и то с трудом! Кажется, совсем еще недавно миссис Демпстер приходила спросить у меня совета, не оскорбится ли миссис Киркпатрик, если она пошлет ей новый отрез для ее сиреневого шелкового платья взамен испорченного слугой миссис Демпстер, когда он пролил на него кофе накануне вечером. И она приняла его, рассыпавшись в благодарностях, но вот теперь вырядилась в жемчужно-серый атлас! В те дни она бы с радостью вышла замуж за мистера Престона.

– А мне показалось, что вы говорили, будто он восторгался ее дочерью, – заметила мисс Браунинг своей раздраженной подруге.

– Ну и что? Быть может, и говорила, да он и впрямь мог приударить за нею, но сказать определенно не берусь. Во всяком случае, он часто бывал у них дома. Сейчас той же самой школой заведует мисс Диксон, причем получается у нее куда лучше, можете быть уверены.

– Граф и графиня души не чают в миссис Гибсон, – заявила мисс Браунинг. – Уж я-то знаю, потому что об этом нам говорила леди Гарриет, когда приходила к нам на чай минувшей осенью. И они пожелали, чтобы мистер Престон был к ней очень внимателен, когда она жила в Эшкомбе.

– Ради всего святого, только не вздумайте повторить ее милости все то, что я рассказала вам о мистере Престоне и мисс Киркпатрик. Я ведь могу и ошибаться, тем более что мне всего лишь говорили об этом.

Мисс Хорнблауэр явно встревожилась из-за того, что ее болтовня может быть передана леди Гарриет, которая, судя по всему, состояла в близких отношениях с ее друзьями из Холлингфорда. Да и миссис Браунинг не спешила развеять ее иллюзии на этот счет. Леди Гарриет пила с ними чай и запросто может заглянуть к ним снова, а тот легкий страх, который она вселила в свою подругу, был неплохим ответом на похвальбы, кои она расточала мистеру Роско, что изрядно уязвило мисс Браунинг в ее лучших чувствах, которые она питала к мистеру Гибсону.

Тем временем мисс Пайпер и мисс Феба, коим не было нужды изображать esprit-forts[75], обсуждали платья присутствующих гостей, начав с комплиментов друг другу.

– Какой у вас замечательный тюрбан, мисс Пайпер, если мне будет позволено высказать свое мнение: он чудесно гармонирует с цветом вашего лица!

– Вы так полагаете? – осведомилась мисс Пайпер с нескрываемым удовлетворением. Иметь «цвет лица» в сорок пять – это было уже что-то. – Я приобрела его у Брауна в Сомертоне, как раз для этого бала. Я решила, что мне нужно что-либо, чтобы освежить мое платье, которое уже не такое новое, каким было когда-то. Кроме того, у меня нет таких прекрасных украшений, как у вас. – И она восторженным взглядом окинула большую миниатюру, украшенную жемчугами, которая, словно щитом, прикрывала грудь мисс Фебы.

– Да, она довольно симпатичная, – согласилась та. – Это портрет моей матери, а Салли носит портрет отца. Обе миниатюры были сделаны в одно и то же время. Примерно тогда же скончался мой дядя, который и оставил каждой из нас наследство в пятьдесят фунтов, и мы решили, что закажем на них наши миниатюры. Но поскольку они весьма ценные, Салли неизменно держит их под замком вместе с нашим лучшим столовым серебром, а шкатулку где-то прячет. Где именно, она не признается, потому как утверждает, что у меня очень слабые нервы и, если грабитель приставит заряженный пистолет к моей голове и спросит, где мы храним свое серебро и драгоценности, я обязательно выдам ему все. Сама же она уверяет, что не откроет этого ни при каких обстоятельствах. Мне остается лишь надеяться, что до этого никогда не дойдет. Именно поэтому я нечасто ношу эту миниатюру. Откровенно говоря, я надеваю ее лишь второй раз, а раньше у меня даже не было возможности взять ее в руки и как следует рассмотреть, хотя мне очень хотелось. Я бы и сегодня ее не надела, но Салли сама вручила ее мне, заявив, что это будет данью уважения герцогине Ментейт, которая должна появиться на балу во всем блеске своих бриллиантов.

– Боже мой! Неужели? Вы себе не представляете, но я еще никогда в жизни не видела живую герцогиню.

С этими словами мисс Пайпер выпрямилась на стуле и вытянула шею, словно вознамерившись «вести себя прилично» в присутствии «ее светлости», как ее учили в пансионе для девочек тридцать лет тому. Вскоре она сообщила мисс Фебе, резко дернув головой и подавшись вперед:

– Смотрите, смотрите! Это же наш мистер Чолмли, мировой судья, важная персона в Корхеме. А в красном атласе рядом с ним – миссис Чолмли, а за ними – мистер Джордж и мистер Харри из Оксфорда. А еще мисс Чолмли и прелестница мисс Софи. Я бы хотела пойти и поговорить с ними, но это же чудовищно – пересечь комнату без сопровождения джентльмена. А вот и мясник Кокс со своей женой! Такое впечатление, что здесь собрался весь Корхем! Кстати, каким образом миссис Кокс может себе позволить такое платье, я решительно не постигаю, потому что мне доподлинно известно, что у Кокса возникли трудности с оплатой последней овцы, которую он купил у моего брата.

В эту самую минуту оркестр, составленный из двух скрипок, арфы и случайного кларнета, закончив настраивать инструменты и придя к согласию, заиграл быстрый контрданс, и партнеры поспешили занять свои места. Миссис Гибсон испытала глухое раздражение, оттого что Синтия приняла участие в первом же танце, да еще таком раннем, исполнителями которого стали исключительно пунктуальные плебеи Холлингфорда. Ведь если бал был назначен на восемь, то этим простолюдинам и в голову не могло прийти опоздать и, таким образом, лишиться возможности лицезреть часть увеселения, за которое они заплатили. Она не преминула сообщить о своем отношении к происходящему Молли, которая сидела рядом с ней и, сгорая от желания пуститься в пляс, отбивала такт своей очаровательной маленькой ножкой.

– Твой дорогой папа всегда так точен! Но сегодня вечером об этом остается лишь сожалеть, поскольку мы пришли раньше, чем появился кто-либо из тех, кого мы знаем.

– Что вы! Я вижу многих из тех, с кем я знакома. Вон мистер и миссис Смитоны и их славная симпатичная дочка.

– Фи! Продавцы книг и мясники – хорошая компания, нечего сказать.