Решающее лето - Памела Джонсон

— Ну, ничего, я умею не терять голову в трудную минуту и не падать духом, — тихо ответила она. — В тот раз тоже было нелегко, но мы с ним перетерпели. А теперь… Я буду помогать ему. У него… я хочу сказать, у этого Эвана Шолто, есть отец?

— Нет, он сирота, как и ваш сын. Его мать осталась вдовой.

— Да-да, как и мой сын. Ну ничего, он вывернется, ваш Шолто, вот увидите. А вот мой — нет. Я знаю, для него это конец.

В передней она обернулась и сказала:

— Я на вас не в обиде, не думайте. Я знаю, что вы-то здесь ни при чем. Думаю, что и вам сейчас несладко.

Она коснулась моей руки. Лицо ее просветлело и стало почти приятным.

— Знаете, что я подумала? Может, мой Джордж все же выдержит, а? Может, как раз те двое не выдержат?

— Я уверен, что вы сделаете все, чтобы помочь ему.

— Да, сделаю.

Я не сомневался, что она сделает невозможное, чтобы поддержать сына, не обращая внимания на косые взгляды и злословие соседей. Она будет верить в своего мальчика, пока жива. И даже если в критическую минуту она вынуждена будет взглянуть правде в лицо, то и тогда, собрав крохи своей упрямой веры, она скажет, что он не виновен и на все воля божья.

Два дня спустя я получил письмо от Колларда, который повторил свое предложение. Теперь он писал конкретно и вполне официально: если я согласен заняться составлением каталога, он готов подписать со мной контракт на два года, установить мне жалованье — семьсот фунтов в год и предоставить бесплатную квартиру. По истечении срока контракта или в случае смерти Колларда до того, как срок контракта истечет, муниципалитет городка Б. должен предложить мне место хранителя музея с жалованьем, которое они сами сочтут возможным мне определить.

Разумеется, я тут же поделился новостью с Крендаллом, и, как и следовало ожидать, тот принялся высмеивать меня.

— Представляю, что за жизнь там тебя ждет. Два года! И каждый день — настой из чернослива. Научишься, как истый житель севера, проглатывать букву «р» и тянуть гласные. Завидная перспектива, нечего сказать, поздравляю.

Суэйн, заглянувший в галерею, чтобы еще раз полюбоваться своей последней картиной, возмутился и яростно набросился на него:

— Перестань паясничать, Крен. Для Клода это просто находка: прочное место, и притом возможность самостоятельной работы. Да я бы сам ухватился за это предложение, если бы Клемми согласилась расстаться с Лондоном. Не раздумывай, Клод.

— Представляю его в северной Англии, в глуши, где день-деньской льет дождь, — не унимался Крендалл. — Коротать вечера в компании фабрикантов скобяных изделий и торговцев шерстью! Они ведь, знаешь, какие шутники: «В кино я признаю только этого, как его… вот-вот, Чаплина! Ха-ха-ха!» И при этом так дружески хлопнут тебя по спине, что угодишь в канаву, где недолго и захлебнуться в грязи.

Мы с Суэйном не могли не отдать должное живому воображению Крендалла, однако усомнились в его объективности.

— Я лично люблю северную Англию, — заявил Суэйн. — Там по крайней мере ценят культуру и серьезно к ней относятся. Они не утратили интереса к жизни, чего не скажешь о теперешних лондонцах. Пресыщенные, развращенные дилетанты.

— Зимой там адски холодно, — не сдавался Крендалл. — Кроме того, тебе придется жрать рубленую печенку и свиные ножки.

— А сам-то небось дальше Хайгейта не бывал, — возмутился Суэйн.

— Бывал даже в самом Бирмингеме.

— Ого. Так вот, позволь тебе сказать, что я родился в Шеффилде. Поэтому не морочь мне голову всякой ерундой.

— Что-то ты там недолго задержался.

— Не по своей воле, поверь. Моя матушка притащила меня сюда в бельевой корзине, и я всю дорогу орал как резаный.

— Что ж, ты можешь выбирать, — огорченно буркнул Крендалл. — Но если есть возможность остаться в Лондоне, почему бы ею не воспользоваться?

— Потому что ему надоело заниматься ерундой, — отрезал Суэйн. — Это не для Клода — все эти кривлянья от искусства и бездельничанье.

Они яростно спорили, совершенно забыв обо мне. В полдень, когда я уходил завтракать, они все еще продолжали сражаться, а я так же был далек от решения, как и в самом начале спора.

Встреча с Элен произошла неожиданно. Я говорил с ней и думал: как часто я мечтал о такой неожиданной встрече на улице, как ждал ее и готов был даже пуститься на хитрости, лишь бы ее устроить, а теперь сердце бьется ровно, словно ничего и не произошло, и кровь не приливает к щекам.

Элен справилась о здоровье Чармиан, сообщила, что ее отец все еще гостит у сестры, а затем спросила, не могу ли я дать ей почитать книгу Лоуренса «Сыновья и любовники».

Ничуть не лукавя, я предложил занести ей книгу вечером, поскольку буду в ее районе — мне предстоит обедать с одним художником, выставку которого Крендалл намеревается устроить весной.

— Я не думаю, что обед затянется, по дороге домой я мог бы занести вам книгу. Часов в десять не поздно для вас?

— О нет, если вас это не затруднит, разумеется, — согласилась она.

Для нее, так же как и для меня, это был самый обыкновенный разговор двух знакомых, случайно встретившихся на улице.

— Что предполагают делать Чармиан и Эван? Они останутся в Лондоне?

— Не знаю. А почему вы об этом спросили?

И тут Элен сообщила мне о предложении Чарльза Эйрли. В Прайдхерсте, графство Кент, у него есть дом. Обычно с мая по ноябрь он сдает его, но сейчас дом пустует. Эйрли охотно сдаст его Чармиан за умеренную цену. Дом меблирован, есть все вплоть до столового серебра и постельного белья. Имеется даже приходящая прислуга. Может, Чармиан стоит пожить там с мужем? В сущности, это предложение Эйрли, а Элен просто передает его.

Я согласился, что мысль неплохая, и попросил Элен поговорить с Чармиан.

— И обязательно поблагодарите мистера Эйрли, — сказал я.

Элен улыбнулась.

— Он ужасно любит помогать людям. Правда, иногда его помощь принимает весьма своеобразные формы. Например, одной моей родственнице, которую оставил муж, он упорно посылал билеты на концерты. У меня не хватило духу сказать ему, что она абсолютно лишена слуха и терпеть не может музыку. Итак, — она подняла кверху свое маленькое энергичное лицо, словно посмотрела на невидимые часы у меня над головой, — мне пора. Жду вас вечером.

Я смотрел ей вслед, и ее характерная скользящая походка позволила мне долго различать ее в толпе, даже когда ее платье стало всего лишь неярким расплывшимся пятном. Она была для меня сейчас не больше чем случайно встреченная подруга детства, которую приятно было увидеть — и только.

Около десяти я был у Элен и вручил ей обещанную книгу.