Решающее лето - Памела Джонсон

— Я же предупреждала тебя, что мы друг другу не подходим, — чопорно заметила Элен.

Одним из чудесных моментов высказанной любви является взаимное узнавание, которое следует за этим. Подлинная простота и легкость в отношениях приходят не сразу; им предшествуют тревога и неуверенность, обостряющие чувства, робость и жадное, хотя и осторожное любопытство друг к другу. Нас с Элен временами охватывали приступы странной взаимной вежливости и внимания, когда наши прежние резкие шутки и замечания казались чем-то почти неприличным, даже вспоминать о них было неловко. Порой мы вдруг могли серьезно поссориться из-за пустяка, а потом, убедившись, что в каждом из нас все еще жив дух свободы и независимости, могли так же неожиданно и легко забыть ссору, совершенно не стремясь установить, кто был прав.

После первых бездумных дней радости и признаний Элен сама заговорила о том, что каждый из нас пытался на время забыть.

— Клод, ты видел Чармиан?

— Вчера разговаривал с ней по телефону.

— Как там?

— По-прежнему. Она была немногословна.

— Ну как, принимают они предложение Чарльза?

— Не знаю. Они все словно в столбняке.

— Может, нам следует навестить Чармиан? Мне кажется, мы должны вмешаться и что-то сделать.

— Ты, я вижу, любительница вмешиваться и ускорять события.

— Нет, я предпочитаю плыть по течению. Но в данном случае надо что-то сделать. Мы сможем зайти к ней сегодня? Ты не позвонишь ей?

— А что мы ей скажем о нас?

— Что, по-твоему, лучше? — задумчиво промолвила Элен. Лоб ее прорезала тонкая вертикальная морщинка.

— Она хочет, чтобы мы были вместе, я знаю. Но сейчас… вид чужого счастья… Как отнесется она к этому сейчас?

— Ты плохо знаешь Чармиан, — ответил я не без гордости. — Иначе ты поняла бы, что именно это лучше, чем что-либо другое, поможет ей сейчас.

— В таком случае мы обязаны помочь ей, — быстро сказала Элен и улыбнулась. — Какие могут быть сомнения?

— Нет, лучше пока ничего ей не говорить, — сказал я мрачно, — поскольку говорить ведь нечего.

Наши взгляды встретились, и Элен рассмеялась. Мы оба, казалось, протрезвели, пришли в себя и видели реальность лучше и яснее, чем до нашего бегства от нее.

Я позвонил Чармиан.

— Элен у меня. Мы хотим зайти к тебе, можно?

Голос Чармиан был бесцветным и усталым.

— Приходите. Я очень хочу вас видеть. Когда же?

— Сию минуту. Как у тебя дела?

— О, ужасно, — ответила она ровным голосом, — ужасно. Да и чего еще можно ожидать? Вы будете через полчаса?

— Думаю, даже раньше.

Впустив меня и Элен в прихожую, она бросила на нас быстрый взгляд, а затем вдруг крепко расцеловала каждого. Она молча одобряла, и этого было достаточно.

Выглядела она, однако, лучше, чем я мог предполагать, когда разговаривал с ней по телефону. Она приоделась к нашему приходу, подкрасила губы. У нее теперь была новая прическа — коса, уложенная узлом сзади, как у древних гречанок. Прическа эта ей очень шла. Когда Элен сказала ей об этом, Чармиан, довольная, повертелась перед нами, давая полюбоваться собой.

Она провела нас в гостиную, где сидели Эван и миссис Шолто. Старая леди, подтянутая и полная решимости держать себя в руках, несмотря ни на что, вышивала платьице для Лоры. Тонкая работа, безусловно, требовала напряжения зрения. Эван решал кроссворд, но он успел заполнить всего одну или две строки. Я был поражен тем, как он изменился за то время, что я его не видел. Лицо его стало еще более одутловатым, ярко-синие глаза погасли и утонули в провалах глазниц. Когда он встал, чтобы приветствовать нас, он уронил на ковер пепельницу и, шагнув нам навстречу, с хрустом раздавил ее. Было что-то пугающее в этой неловкости и безразличии, и привычные слова приветствия застряли у меня в горле.

Однако Элен весело и непринужденно воскликнула:

— Здравствуй, Эван! Ну что это ты натворил?

Он посмотрел под ноги и зачем-то каблуком вдавил в ковер осколки фарфора.

— Да, дела! Здравствуй, Клод, старина.

Миссис Шолто, подняв глаза от рукоделия, как бы молча приветствовала нас. Элен, громко восхищаясь ее работой, села рядом с ней.

Чармиан, взяв совок и метелочку, встала на колени, чтобы убрать осколки пепельницы с ковра. Эван не сдвинулся с места, словно не видел ее. Тогда Чармиан, коснувшись рукой его щиколотки, что-то тихонько сказала ему и дернула за штанину. Глупо осклабившись, он отступил в сторону.

— Давайте я уберу, — предложила Элен. — Дайте мне совок.

Чармиан отрицательно покачала головой. Она смела осколки с ковра, аккуратно подобрала мелкие кусочки и вышла из комнаты.

Эван снова сел.

— Что будет с этим голландцем, который подделывал полотна Вермеера? — Он бросил свой портсигар на колени Элен, чтобы та передала его мне.

— Не знаю, — ответил я. — Следует, однако, отдать должное его способностям.

— Ты считаешь, он талантлив? Ведь ему удалось провести специалистов. Если бы он просто копировал Вермеера, никто его не замечал бы, не так ли? Но он стал сам изготовлять картины Вермеера. Это что-нибудь да значит.

— Вопрос сложный, у него, несомненно, есть способности, ибо он сам создавал оригинальные композиции. Его можно упрекнуть лишь в отсутствии своей манеры или стиля. Но это полное и абсолютное отсутствие, как, скажем, отсутствие пальца на руке.

— Потрясающий парень, — продолжал восхищаться Эван. — Как-никак провел целую армию экспертов.

Миссис Шолто с гордой улыбкой поглядывала на сына. Она вполголоса шепнула мне:

— В последнее время Эван стал интересоваться искусством. Смотрите, как бы мы не посрамили вас. Элен, что у вас нового?

— Ничего, — ответила Элен, улыбнувшись.

— Ничего? Совсем ничего такого, чем бы вы могли порадовать нас, бедных затворников?

Это была первая трещина в картонной броне нашего великосветского притворства.

Чармиан, вошедшая в комнату, тихо сказала:

— Не надо, мама.

Старая леди подвинулась, освобождая ей место рядом.

— Посидите со мной. — Она перевела взгляд с Чармиан на Элен, а потом снова посмотрела на Чармиан. — Какие вы обе сегодня красивые. Две красотки.

— Не хватает еще старушки Джейн — и готов кордебалет, — заметил Эван. — Джейн что-то носа теперь не кажет. Наверное, Эдгар велел ей быть поосторожней с такими знакомыми.

— Она в Италии, — сказал я.

— Уверен, что даже не позвонит, когда вернется. Уверен.

Я не стал защищать Джейн от этих прозвучавших нарочито спокойно, однако не лишенных сарказма упреков.

Я был полон решимости сделать все, чтобы этот вечер прошел мирно.