Персональный детектив - Владимир Валерьевич Покровский

благодарностью Психа. Слава богу, заочной: Эми до дрожи боялся встречи с Фальцетти. Он был почему-то уверен, что именно Фальцетти его раскусит. Ну действительно ведь – Фальцетти совсем неплохо знал Дона-папу. А тут еще его маниакальная подозрительность и вообще, какая-то странная, нездоровая к Эми ненависть. Словом, что именно где-то там, на верхних этажах, будет уготован ему конец – так думал Эми. Но конец ждал его совсем в другом месте.

Глава 23. Джосика и Дом

Примерно в это время Фальцетти связался с Домом. У Дома не было никаких причин отказываться от контакта, он только не должен был впускать его, как, впрочем, и всех остальных. Кроме Джосики. Джосику он был обязан оберегать.

Фальцетти частил и по обыкновению перескакивал с темы на тему, говорил и важное, и неважное, и даже суперважное говорил, но, в принципе, не сообщил ничего нового, вот только разве уже к самому концу разговора как бы между прочим сказал:

– Ты должен уговорить Джосику впустить меня в миг, который я назову позже!

Почему-то ему было холодно. Да и вообще неуютно. Он даже облизнулся, представив себе, как наконец-то войдет в свой дом и избавится, черт возьми, от этого неуюта. На какую-то страшную секунду он вдруг оцепенел от мысли – пусть неправильной, пусть дурацкой, – что на самом деле не нужно ему ничего, кроме вот этого вот дома. Что можно даже отказаться от всех изобретений, не говоря уже о тщательно планируемом перевороте – вообще ничего всего этого не нужно ему по-настоящему-то. Кроме дома, который у него уже был и от которого он так легкомысленно отказался. Пусть даже на время.

Дом в одно мгновение все просчитал и сказал:

– Пока она во мне, я должен ее оберегать. И это будет неправильно, если мои действия нанесут ей вред.

– Мне плевать! – исказив лицо, завизжал Фальцетти. – Ты обязан делать то, что тебе говорят, а все остальное тебя не касается!

Дом думал иначе. Он, как и Фальцетти, считал, что обязан делать то, что говорит хозяин, это так, с этим он не мог спорить, это входило в его безусловный кодекс, однако насчет «остального»… он не понимал, почему остальное не может его касаться.

Примерно в то же время состоялся еще один разговор – Джосика вызвала Дона и сообщила ему, что «вернулась».

– Куда вернулась? – не понял сначала Дон.

Дон был встрепан и суетлив. Глаза его были красными и малость подвыпученными, создавалось впечатление, что он на грани.

– Слишком много дел, – объяснил он. – Ужасно. Ты даже не представляешь. Никогда в жизни у меня столько дел не было. Не создан я для этого, Джосика дорогая…

«Джосика дорогая» прозвучало у него довольно прохладно, даже как бы и с досадой. Разговор с ней был для Дона всего лишь еще одним дополнительным делом, сквозь которое, хочешь не хочешь, приходится проламываться.

– Дон!

– Да? (Что еще?)

– Я снова стала Джосикой. Я уже не ты.

Дон опять не понял и сказал:

– Поздравляю. Это очень…

– Ой, господи, ты пойми…

– Я понимаю. Это грандиозно. Но послушай…

Ему было не до того. Наверное, кроме Фальцетти, он был единственным человеком на П‐100, которому, собственно, было почти наплевать, могут ли другие доны «возвращаться», а если уж точней, умирать, исчезать из мира, уступая тело прежним хозяевам. Но он же был единственным доном, который хотя бы в принципе мог обрадоваться этому.

Джосика помолчала. И до него вдруг дошло.

– То есть ты хочешь сказать… – осторожно начал он тихим басом.

– Да! Я теперь не Дон, а Джосика. Правда, теперь я все про тебя знаю. Но это потом. Запомни главное – убийства нет! Есть подавление одного сознания другим. Но это не массовое убийство! Всего лишь временное изъятие тел! Это, конечно, тоже жуткое преступление, но не массовое убийство. Ты не убийца, Дон!

– О гос-с-споди…

– Знаешь, я помню все, что было со мной, но в то же время помню и все, что было с тобой. Так, как будто о тебе мне кто-то рассказал. Или я еще каким-то образом о тебе узнала – совершенно все. Дон, дорогой мой, о Дон, я «вернулась», это такое счастье! И я так за тебя рада!

– М-да. Я тоже рад, – сказал Дон. – Ты понимаешь, тут у меня…

– Мне даже кажется, что я уже не совсем такая Джосика, как была раньше. Я – и Джосика, и сколько-то Дон. Я изменилась.

– О господи, Джосика, то, что ты говоришь, безумно важно, но только ты меня, пожалуйста, извини – у меня просто чертова куча дел, и я не знаю, как с ними справиться. Я с тобой свяжусь, ладно? Позже.

Дон отключил мемо и задал ему команду не откликаться больше на вызовы Джосики. У него действительно была чертова куча дел, и он действительно не знал, как с ними справиться. Джосика отложила мемо.

Он относился к тому исчезающему меньшинству донов, в ком любовь к Джосике не пробудилась. Она это поняла. И обозлилась. И растерялась.

– Какого черта я здесь делаю? Почему я должна ему помогать? Да еще такой ценой.

Вечером она пошла в беседку – это становилось привычкой, – там ждал очередной воздыхатель, не знающий, что его визит сюда – подпись под собственным смертным приговором. Она не запомнила этого парня, заметила, что чересчур молодой, реденько бородатый и малость не в себе – у донов-юнцов это встречалось часто.

Они любили друг друга стоя. Особенного удовольствия такая любовь ни одному из партнеров не доставила, но парень уверил ее, что это именно то, чего он добивался от жизни, и теперь он может спокойно и с наслаждением умереть.

Она тоже не знала, что доны, любившие ее, обязательно погибают. Немного удивлялась, правда, что они никогда не приходят во второй раз. Думала, что большая очередь.

После беседки Джосика напилась.

Как и любая женщина со здоровым воспитанием, она с детства терпеть не могла никакого нарко, а пьяного молока в Стопариже было не достать (все преступные объединения, занимавшиеся распространением нарко и райского алкоголя, прекратили свое существование, остались только Большой Пригородный виноградник да химическая продукция подземных заводов – к счастью, вполне доступная).

Она напилась плохо, в тупость, в потерю памяти, а проснувшись, никак не могла понять, где находится.

Еще два дня – еще две беседки. Еще два пьяных пробуждения.

– Прошу простить за вмешательство, – сказал ей наконец Дом, – но если ты хочешь продолжать такую жизнь, то тебе надо проконсультироваться с Врачом. Ты как