Фанфан и Дюбарри - Бенджамин Рошфор

— Я увидел, что у вас ещё горит свет! — барон присел к нему на постель. — И сказал себе: это мой милый ангел хочет доставить мне радость, поджидая меня! Ах, мой милый, — продолжал барон, начав раздеваться, — какой был нудный вечер! Я и не знаю, ни что была за музыка, ни что за хор безголосых кур вертелся на сцене. Но там были Их Величества, и я — в числе приглашенных!

Ложь была очевидна, ибо барон для Их Величеств был никем, к тому же с пятном на репутации: принадлежал к сторонникам Дюбарри, когда та ещё была на вершине своей власти. В опере он арендовал место — чтобы иметь возможность вести там свою шпионскую деятельность, собирая среди зрителей обрывки информации, как делал это и на званых вечерах, где хватало болтливых и хвастливых дворян, прикидывавшихся осведомленными особами. Барон почти всегда возвращался домой со множеством неправдоподобных слухов, категорических утверждений генералов, которые никогда не видели битвы даже издали, и сплетен о том, что люди подслушали от важных чиновников — только вот люди эти слышали неверно и ещё хуже понимали то, что слышали.

— И наконец я здесь, — закончил барон свой длинный и бестолковый рассказ, который Тюльпан даже не слушал, не уставая удивляться, что заставляет мсье де Фокруа раздеваться перед ним донага — и притом с такой ошеломляющей естественностью!

— Мсье, — спросил он наконец барона, — вы что, хотите поразмяться?

— Отлично сказано, — воскликнул мсье де Фокруа. — Ах вы мой милый безобразник! — и с влюбленным видом скользнул к Фанфану в постель, однако тот торопливо отодвинулся и заявил:

— Амедей, послушай, ты мне вовсе не антипатичен, наоборот, но должен признаться, что я уже давно привык спать один!

Так по-приятельски назвал он барона потому, что рассчитывал облегчить объяснение.

— Но милый, — захихикал барон, — мы спать пока не собираемся, правда? Ах ты, злодей, хочешь помучить своего Амедея!

— Вовсе нет! — твердо заявил Тюльпан и вскочил с кровати, стянув покрывало, чтобы завернуться.

Барон в смятении вытаращил недоумевающие глаза, поскольку не мог взять в толк поведение Фанфана.

— Но прошлой ночью ты ведь…

— Что?

— И ты уже забыл?

— Мне нечего забывать, поскольку прошлой ночью со мной ничего не было. Вам что-то показалось!

— Ах, нет, ну уж нет!

— Значит, с вами был кто-то другой, не вижу другого объяснения.

— Ах, я ошибся комнатой!

— Мой друг, вы ошиблись и по части моих интересов: я для любовных игр приемлю только женщин.

— И не хочешь научиться по-другому? — предложил барон.

— Нет, не хочу, и не настаивай. Я люблю женщин!

Барон, вконец расстроенный, удалился к себе, где проплакал всю ночь. Тюльпан отверг его любовь, и ныне он не знал, как того заполучить или, может быть, просто выгнать из дому. Нет, он решил вести себя иначе. Использовать Тюльпана в своих интересах, а, может быть, и тайно отомстить, если придуманный ночью план рухнет.

К восьми часам Фанфан-Тюльпан успел позавтракать и уже хотел прощаться, когда вошел барон в алом халате. С кругами под глазами от мук неразделенной любви, он тем не менее не потерял присутствия духа всмотрись Фанфан получше, заметил бы в его глазах циничный блеск.

В руках у барона был деревянный чемоданчик с крепким замком. Поставив чемоданчик на стол, сел лицом к лицу с Тюльпаном.

— Друг мой, — обратился он к Тюльпану, — вы простите мне, что нынче ночью я не смог сдержать своих чувств?

— Все уже забыто, мсье, напротив, я чувствую, что дурно отблагодарил вас за исключительное гостеприимство и потому готов на все, чтобы вы извинили меня!

— Благодарю. Я знал, вы дворянин.

— Да вовсе нет! Но к вам я отношусь по-дружески!

За это заявление барон отблагодарил его грустной улыбкой, открыв чемоданчик, из которого вынул огромный великолепный пистолет с серебряной рукоятью, выложенной золотом.

— Великолепно! — Тюльпан рукою знатока взвесил оружие, потом подробно оглядел его. — Вот это вещь! Она могла выйти из мастерской мсье Шартье, оружейника, но и художника тоже!

— У вас хороший глаз, мальчик! Я заказал его для своего племянника, живущего в провинции, чтобы отблагодарить за услуги. Племянник собирает роскошное оружие и я полагал, что ничто не доставит ему такой радости, как это!

— Великолепно! — продолжал Тюльпан. — И вы хотели…

— Чтобы вы его доставили. Я собирался это сделать сам, но несколько недель на это не будет времени. Нужно привести в порядок дела и решить множество вещей, — барон завернул оружие и запер в чемоданчик. Естественно, я богато вознагражу…

— У меня ещё почти пятьдесят ливров.

— Я дам вам ещё пятьдесят!

— К вашим услугам, мсье! Куда мне ехать?

— Пойдемте в кабинет, я вам покажу на карте!

И через два часа Тюльпан на прекрасном коне выезжал из Парижа. У него не было причин расстраиваться. Отправиться в путь как свободный человек, всегда таило для него очарование! А, кроме того, вне Парижа ему грозил гораздо меньший риск быть арестованным за дезертирство. И заодно он удалялся от той загадочной опасности, которая грозила со стороны герцога Шартрского. Но самой главной причиной радости было то, что ехал он в Дюнкерк!

Когда барон произнес название города, Фанфан почувствовал, как сильнее забилось сердце. Дюнкерк! Порт! Возможно, он найдет способ попасть в Англию. Фанфан-то знал, что там уйма контрабандистов. Итак, Англия! И Летиция! "- Но это же безумие думать, что в такой большой Англии я разыщу Летицию!"

Но если тебе семнадцать лет, нет ничего безумного в таком безумии, это естественный закон любви, что человек творит безумные поступки, не отдавая себе отчета! Во всяком случае, Фанфан решил попробовать и был готов сделать все, что в его силах!

И эта потрясающая мысль сделала путь в Дюнкерк таким великолепным. Путь через северную Францию, ещё озаренную летним солнцем. Фанфан понятия не имел, что везет с собой такое, из-за чего мог угодить на виселицу!

Ведь в великолепном пистолете, предназначенном бароном "племяннику", был тайник, скрывавший планы и информацию, собранные Цинтией Эллис в последние месяцы!

Обязанностью барона было переслать эти опасные документы дальше. Он всегда так делал. Когда Фанфан доставил ему последние бумаги, барон пребывал в растерянности. Возможно, потому, что арест кучки сторонников мадам Дюбарри заставил его почувствовать, насколько шатким стало его положение, или долгие годы шпионской деятельности вместо того, чтобы закалить его нервную систему, окончательно её расшатали и привели к тому, что опасаясь наихудшего, барон решил все бросить и бежать в Швейцарию. Поэтому вместо того, чтобы приводить в порядок свои дела, он занялся реализацией всего своего имущества. Уже несколько месяцев много пил — все из-за предчувствия, что будет вот-вот разоблачен французской тайной службой.