Записки следователя - Геннадий Скубилин

Дверь мне открыл молодой человек высокого роста с эффектной укладкой пышных иссиня-черных цыганских волос. В майке и шортах. Из комнаты неслась эстрадная музыка.

Первая мысль: «Неужели девчата еще здесь? Их ищут, а они весело проводят время».

Но, как выяснилось, ни их, ни Сергея здесь не было. Передо мной стоял его брат Андрей. Он сказал, что Сергей минут пять назад ушел провожать маму в больницу. Она там медсестрой работает.

— Что случилось? — участливо спросил Андрей.

Пришлось рассказать.

— Девчата к нам не приходили. Тоню знаю. Приходит к Сергею. Последнее время часто. А портфель лежит на письменном столе, — сообщил Андрей.

Открыл его, увидел учебники, тетрадки. Они принадлежали Ворониной. Тревога снова вошла в сердце. Где девушки? Почему Воронина не пришла за портфелем?

Андрей добавил:

— Сергей ждал Тоньку. Никуда не уходил из дома. Сам возмущался. Он страшно ревнивый. Подождите, брат должен вот-вот прийти…

«Должен прийти»… Он не представлял, как нам дорога каждая минута.

Я не мог оставаться в квартире Андрея. Стало ясно: Сергей не знает, где девушки.

Сел в машину и сказал Рябинину:

— Не вешать носа, Алексей Петрович. Надо собраться с мыслями. Наметить план.

— Розыскную бы собаку, — поддержал разговор водитель.

— Именно. Возьмем овчарку, проводника. Пустим с того места, где пила вино потерпевшая. Авось, повезет. Дождя не предвидится. Тоже — к лучшему.

У меня, крепкого человека, так вдруг защемило в левой стороне груди, что замычал от боли. Предчувствие беды, чего-то недоброго вошло в душу. Каково матери пропавшей девушки? Что теперь делает? Где ожидает известий?

Шел второй час ночи. Из телефона-автомата позвонил дежурному. Капитан милиции Муров басом пророкотал:

— Товарищ майор, вас ждут.

— Кто?

— В дежурной комнате. Парень. Назвался Сергеем. Вы к нему заезжали домой. Хочет вас видеть. — Муров замолчал. Я слышал, как он с кем-то переговаривался. Через полминуты капитан добавил: — Имеет важные сведения. Что ему сказать? Пусть ждет?

— Непременно. Сейчас буду. Позвоните в питомник: нужна служебная собака. — У меня в какой раз тревожно забилось сердце. В голове беспокойные мысли. Хотел положить трубку. Упредил торопливый голос Мурова:

— Тут мать пропавшей девушки…

В телефонной трубке послышались глухие рыдания. Упавшим и обессиленным голосом Зоя Митрофановна спросила:

— Товарищ следователь, нет у вас никаких новостей? Извелась я. Не доживу до утра. Мочи нет ждать известий.

Ответил женщине как можно спокойнее, что нельзя терять надежды. Потом добавил:

— Ждите меня. Сейчас приеду.

Голос меня выдал: он был глухим и неуверенным. И женщина вновь заговорила дрожащим, взволнованным голосом:

— Ее нет в живых? Не скрывайте. Лену убили? Признайтесь.

Все эти расспросы холодили душу. Как мог, попытался утешить Дубровину:

— Откуда вы взяли? Что за кошмарные предположения? Вы так себя доведете бог знает до чего. Возьмите себя в руки.

Я попросил Мурова создать к моему приезду оперативную группу из сотрудников уголовного розыска. Вызвать тех, кто поближе живет.

4

Через четверть часа приехал в отдел. Стал успокаивать Дубровину. Потом беседовал с Сергеем. Это был щуплый, юркий парень с бегающими по сторонам маленькими серыми глазками. Он больше походил на девушку: длинные, до плеч, мягкие вьющиеся волосы, замшевая куртка, цветастая шелковая рубашка с выпущенным воротником.

— Я хочу вам помочь, — тихо сказал парень и покраснел, точно в чем-то был виноват. Не имеет ли он к исчезновению девушек какого-нибудь отношения? — Не надо собаки. — Сергей судорожно заглотнул воздух. Надрывно закашлял.

— Где? — раньше меня спросил Муров.

— Я вам покажу, где мы встречаемся с Тоней. У железной дороги, там наш шалаш.

Мать Лены услышала и запричитала:

— Едемте. Я с вами. Здесь не останусь. Лучше видеть своими глазами, чем умирать в ожидании. Возьмите меня. Пусть самая горькая правда.

Приехал проводник со служебно-розыскной собакой. Собрались три сотрудника уголовного розыска: Кафтанов, Мишин и Переверзев. Брать или не брать с собой Дубровину? Не испортит ли она поиск? Посмотрел на четко выступившую прядь седых волос у женщины, дрожащие, как в лихорадке, губы. Принял решение: взять ее с собой. Будь что будет.

Рассветало. Было без четверти пять. Летнее ранее утро. Оставив в машине на опушке леса шофера Рябинина, мы все пошли за Сергеем. Он проворно лез через кусты. Утренняя роса мочила ноги, ветки деревьев хлестали по глазам.

— Там, там, — показывал рукой Сергей. — Еще метров сто.

Дубровина вырвалась вперед. С нетерпением раздвигая кусты, бежала за Сергеем.

Рядом захрустели сломанные ветки. Послышалось сопение. Через минуту я увидел ползущего по репейнику человека. Коричневый пиджак его был порван. Лицо исцарапано до крови. Пьяный, он тупо смотрел по сторонам. Мы заставили его встать. Он нехотя сделал это, но еле держался на ногах. Липкие волосы его торчали клочьями. Создавалось впечатление, что он участвовал в потасовке.

— Михаил Иванович, — приказал я Переверзеву, — охраняйте. Потом проверим, кто такой.

Мы снова побежали за Сергеем. Минут через десять лес кончился, начался низкий кустарник. Он полосой тянулся вдоль железной дороги. Издали я заметил в кустах шалаш из веток и сена. Когда пробрались к нему поближе — увидели, что оттуда торчит пара девичьих ног в красных босоножках.

Дубровина узнала по обуви свою дочь. С душераздирающим криком она бросилась к шалашу. Подбежала к нему первая. Стала на колени и наклонила голову, чтобы заглянуть внутрь. Тут новый, еще более сумасшедший вопль вырвался из ее груди. Над Леной на корточках сидела Воронина и кусками какого-то материала бинтовала ее окровавленную шею.

Увидев нас, она затараторила:

— Быстрее. Он напал на нее, когда я собирала сучья. Ранил. Где-то рядом. Если бы я не подоспела да крик Лены, он бы… не знаю, что сделал.

В полутемном шалаше рассмотрели Лену. Одежда ее была порвана, весь вид — истерзанный.

Мы вовремя подоспели. Как выяснилось, ранее неоднократно судимый за грабеж Костиков бродил пьяный по лесу и случайно наткнулся на спящую в шалаше Лену. Набросился на нее. Девушка, как могла, сопротивлялась. Озверевший бандит нанес ей удар ножом в шею. К счастью, рана оказалась неглубокой, легкой.

Лена дрожала. Посиневшие губы едва выговаривали слова оправдания.

— Мамочка, родная, прости. Сама виновата. Не могла прийти, хотела переждать.

Воронина вызывающе бросила:

— Лучше быстрее ищите бандита. Далеко не ушел. А нам дайте доспать на свежем воздухе. Ну, что вы на меня уставились?

Она зло кричала на нас. На миловидном личике яростно блестели огромные, как два желудя, карие глаза.

Дубровина ползала на коленях около Лены, трогала пальцами на шее ранку. Прижимала к груди дочь.

— Думала, больше не увижу…

— Согрей меня, — прижималась к ней Лена. Она выглядела совсем девочкой. Под кофточкой едва обозначились груди. На них упала длинная толстая коса. — Выпили самую малость. В голову ударило. Ничего не соображала. Ты бы меня ругала. Думали, часок в шалаше посидеть, да заснули…

Антонина с возмущением перебила:

— От рюмки шампанского захмелела, как заяц! Твердит: «Я пьяная, боюсь идти домой». Вожусь с ней целую ночь. Боже, с кем связалась! Чуть жизни обе не лишились. Будь этот бандит не один, чтобы от нас осталось?

— Ах, Тоня, зачем вы сюда пошли, — вздохнула Зоя Митрофановна. — Вас могли убить. Милиция только задержала такого, что страшно смотреть…

Руки Антонины были перемазаны кровью. Она вытирала их о мокрую траву. Не обращая внимания на переживания, нервное состояние Зои Митрофановны, холодно бросила:

— Учите девчонку пить вино. Тогда бы я тут не торчала, не охраняла ее.

— Тебя тоже, наверное, родители ищут, Тонечка, — ответила женщина.

— Обойдутся, — вяло проронила Воронина.

5

Долго из головы не выходила история с пропажей Лены Дубровиной. Мать уделяла ее воспитанию много внимания, сама показывала хороший пример того, как быть самостоятельной и осторожной в поступках, однако власть над Леной смогла без всякого труда взять подруга с неблестящей репутацией. Почему? Пришел к выводу, что Лену увлекала романтика, игра во взрослых и современных девушек. Она не могла подозревать, как плохо все кончится, не знала, что бывают случаи патологического опьянения, оно наступает порой от одной стопки спиртного. У тех, кто никогда раньше не пил.

Но для Лены тот день преподал урок на всю жизнь. За нее я спокоен, а вот Антонина… Вспоминая беседу с ее родителями, вообразившими себя, видимо, воспитателями нового типа, начинал злиться, лишался хорошего настроения. Как я понял, та история их ничему не научила, и мы, к сожалению, не смогли открыть им глаза…

Прошло время. Однажды у дверей своего кабинета я увидел супругов Ворониных. Они смущенно поздоровались со мной, попросили разрешения зайти в кабинет.