Восход - Петр Замойский

Я вернулся как ни в чем не бывало к столу, за которым сидели Николай Петрович и «товарищ» Увар.

— Что новенького он тебе сообщил? — спросил Николай Петрович. — Какой «след Тараса»?

— А вот сейчас придет Иван Павлович и скажет, кто этот Тарас. Повесть Гоголя «Тарас Бульба» читали? Хорошо. Вот там и есть такое слово.

— Я больше не нужен? — робко спросил Увар.

— Мы переглянулись с Николаем Петровичем. И он предложил то, о чем я сам хотел просить.

— Пригласить его, Петр Иваныч?

— Судьба-то у них одинакова. Надо бы.

Николай Петрович вышел, и слышно было, как он позвал караульного сторожа. Вскоре вернулся и обратился к Увару:

— Давно не виделись со свояком?

— Не помню сколько. А он что, заболел? — спросил Увар.

Николай Петрович сел к окну. Вздохнул, помедлил и, обратясь сначала к Увару, произнес:

— Пойдете вместе домой. В поле работа вас ждет. Мне тоже надо бы в свое село съездить, старуху навестить. Да все дела наши. Почти всю тюрьму освободили, а тут по милости Жильцева черт подвернул еще тридцать с чем-то арестантов. Теперь пойдут спросы да допросы. Чуть не дожили до честного времени, думали — и сажать некого будет… Тогда и тюрьму бы закрыть. Вымыть, выскоблить, проветрить… Решетки выставить, стены разобрать. Как, Петр Иванович, пригодилось бы это здание подо что-нибудь? Ведь учреждениям в городе тесно, друг на дружке сидят.

— Правильно, Николай Петрович, — соглашаюсь я. — Со временем сбудутся твои слова.

— Ограду кирпичную разобрать. Сзади тюрьмы разбить сквер. Соединить его с большим сквером Народного дома. И будут там по вечерам молодые люди гулять.

— Любовь крутить, — добавил я.

— И жениться, — улыбнулся начальник тюрьмы.

В дверь с тюремного двора постучались. Николай Петрович вышел. Тут же постучались в дверь с улицы. И вот входят… Сначала сторож тюрьмы с Иваном Хватовым. Затем Иван Павлович с начальником тюрьмы.

— Ого, сколько сразу гостей нагрянуло! — воскликнул Николай Петрович. — Здорόво, здорόво! Два Ивана. Один Иван — начальник, второй тоже скоро будет начальником, — указал он на Хватова. — Только если бороду снимет. Ну, здоровайтесь кто с кем.

Увар и Хватов некоторое время стояли друг против друга молча, затем Увар подал руку Хватову, крепко пожал ее.

— Мы давайте пройдем ко мне, — предложил Николай Петрович, — а они пусть останутся вдвоем. Увар, расскажи своему другу кое-что.

Уходя последним, я сзади себя услышал сказанные шепотом слова Увара:

— Выпускают нас.

Что ему ответил свояк, я не слышал. Закрыл дверь.

Иван Павлович тихо сообщил нам:

— Жильцев в своем селе. С ним три человека. Прячутся то в кустарниках, то в коноплях. Жильцев в женской одежде. Иногда ночует дома. У них при себе наганы. Надо организовать облаву.

Иван Павлович изложил свой план. Послать туда человек пять самых надежных, в том числе Брындина и Филю.

— Филя очень заметный. С косынкой, — сказал я. — Надо мордвина Михалкина.

— И Бокова тогда, — согласился Иван Павлович. — А это что там за люди? — указал он на дверь.

Я пояснил.

Через некоторое время мы вышли к ним. Они мирно беседовали, дымя моими папиросами, которые я нарочно оставил. На лице Ивана Хватова уже не было испуга. Он поглаживал свою огромную рыжую бороду. Увар, когда мы вошли, подмигнул мне. Я его понял.

Первым начал Иван Павлович со своей искусной дипломатией.

— Ну что, товарищи? Как себя чувствуете? Говорил вам, что пора по домам?

Обратился к начальнику тюрьмы:

— Николай Петрович, документы на освобожденных приготовили?

— И печати поставил. Хоть сегодня на волю. Вот в бане попарятся, побреются, приоденутся в шинели — и айда. Верно говорю, товарищи Назаров и Хватов?

Увар переглянулся с Иваном. Что-то все для них дико. Может быть, тут какая-нибудь ловушка? Черт их поймет, этих новых начальников!

— Верно, что ль, товарищи? — вновь спросил Николай Петрович и, скрипя деревяшкой, приблизился к Хватову.

— Верно, а не совсем! — с какой-то досадой ответил Хватов.

— Что такое?

— Называете нас товарищами, а делаете не так.

— Ну-ну?

— Мне Увар все рассказал… Да мы его, этого есера, что ль… голыми руками изловим.

— Во-он что! — удивился начальник тюрьмы. — Ну, Жильцев вам не лошадь. У них… Ну, Иван Павлович, говори с ними сам. Они с моего учета сняты. Сейчас пойду за документами.

Николай Петрович вышел в свою комнату, а мы уселись против двух свояков.

Иван Павлович сказал им то же, что и нам.

— Изыщем его! — Увар стукнул по столу.

— Поймаем, только возьмите с собой, — добавил Хватов.

— И обратаем, — изрек Увар.

— Стало быть, вы не прочь? — спросил Иван Павлович.

— Зачем такой разговор! В Полянах у меня Спиридон-кум. Мы поедем вроде лошадей искать, — заявил Увар.

— Или покупать, — добавил Иван. — А вы дадите нам обмундирование и фуражки со звездочками.

— Вроде покупать лошадей для войны, — уточнил Увар.

Оказалось — у них уже есть свой план. В это время вошел Николай Петрович. В руках у него бумажки.

— Ну, как, они в баню пойдут?

— В самый ад заберемся, — ответил Иван.

— Хорошо. А теперь прочитаю вам отпускную от ваших грехов. Вроде я какой ни на есть поп.

Николай Петрович надел очки — они придали его лицу очень строгий вид — и, обращаясь к Увару, торжественно начал:

СПРАВКА

Дана настоящая Отделом Управления Инбарского Уисполкома Пенз. губернии гражданину села Трехрачье, Сущевской волости, Назарову Увару Семеновичу в том, что он, Назаров У. С., освобожден из исправдома навсегда, как не имеющий за собой проступков при Советской власти, а являющийся равноправным гражданином РСФСР.

Местной власти рекомендуется оказывать всяческое содействие в трудовой жизни гражданину Назарову Увару Семеновичу.

Справку предъявить в советские органы по месту жительства.

Завотдел Управ. Уисполкома П. Наземов.

Секретарь М. Подсумков.

Такую же справку получил и Хватов Иван.

— Получайте, орлы, — сказал Николай Петрович.

— Вот спасибо, вот благодарим. — Они жали руки то мне, то Николаю Петровичу, то Ивану Павловичу.

— Не нас, а Советскую власть благодарите, — поправил их Николай Петрович.

— Мы ей и говорим, — поправился Хватов, пряча справку в карман штанов.

— А теперь в баню! Там побреет парикмахер. Мы тут амуницию приготовим вам.

И когда они, не помня себя от радости, ушли, я заявил Ивану Павловичу:

— Твой метод помог.

— Он и у тебя такой же, Петр. Наганы им дать?

— Господи! — взмолился я. — Ведь они, Ваня, и стрелять из них не умеют.

— Неужели?

— Вот и неужели! Вместо оружия Увар берет узду, а Хватов — вожжи.

— Надо им заготовить еще документы от военкомата на покупку лошадей, — сказал Иван Павлович.

…Эту ночь бывшие воры не ночевали в тюрьме, а спали в конторе. Утром, едва забрезжил свет, они вчетвером на двух военкомовских подводах — Брындин с Хватовым, а Михалкин с Уваром — тронулись в село Поляны. Это одно из эсеровских сел, где не раз были заварухи.

Глава 36

— Власть-то власть! А где ее совесть?

— Молода эта власть для совести.

— Молода — не берись.

— А что прежняя? Ездили куда хошь без этих пропусков.

— Вернуть прежним?

— Эй, с кошелкой! Ты откуда?

— Тебе-то что?

— Видал я тебя где-то. Случайно, не в Пензе на толкучке? Только вроде одеянье было другое.

Толпа людей, собравшихся перед каменным одноэтажным зданием уисполкома, насторожилась и окружила этих двух давно спорящих мужчин. Одного из них я знал. Это председатель Свищевского волисполкома Степан Разгуляев. Бородатый, плотный, среднего роста, он очень энергичный, сумбурный. Зато верный, свой человек. Недавно его приняли в партию. Второго мужчину я не знал. Сухощавое узкое лицо с бородой клинышком. Одет в потрепанную одежду. Острые глаза его бегали с одного человека на другого. Я стоял в стороне и прислушивался. Толпа мужчин и женщин собралась здесь не просто так, хотя сегодня базар и праздник первого Спаса, сбора яблок. Большинство пришло в общий отдел управления за пропусками на станции железных дорог. Разберись, кто из них честный человек, которому необходимо ехать по неотложным делам куда-либо, а кто под видом какой-нибудь придуманной нужды поедет спекулировать мукой, мясом, самогоном.

И так каждый день с утра, когда еще в городе только стадо выгоняют да поют петухи. Сегодня я запоздал почти на час прийти в отдел управления, так как вчера засиделись мы в кабинете Ивана Павловича, председателя УЧК. И не первую ночь заседали. «Авантюра Жильцева», как называл ее Шугаев, добавила нам работы. Днями мы вели допросы, а вечером разбирали и решали, кого выпустить, взяв подписку, «чтоб впредь не случалось», кого приговаривали «условно», а кого и «безусловно». Большинство «приговаривалось» на трудовую работу по заготовке дров в Чернышевских, графских, лесах, вывозку дров к больницам, школам, уездным учреждениям, иных — на уборку хлебов в селах, убирать, косить и молотить хлеб солдаткам, вдовам и семьям красноармейцев. Тюрьму мы уже «прочистили» от мелких спекулянтов, самогонщиков и прочего мусора, а теперь вот этак сортируем. Зачем держать в тюрьме людей, винить за случайную ошибку? Лучше пусть работают, исправляются в труде.