Высшие кадры Красной Армии 1917-1921 - Сергей Войтиков

Намечались следующие пункты выступлений: «у Миллера — в районе Николаевского вокзала, если группа 35-го полка будет достаточно сильна, в Лефортове и в Новогирееве (Высшая стрелковая школа), из Новогиреева восставшие должны были идти к Москве для захвата Рогожско-Симоновского участка; у Талыпина пока получился лишь один пункт — гараж формирования, где стояли броневики; Филипьеву было передано, чтобы он изучал Александровский (Белорусский) вокзал, но пункт выступления ещё не был указан», предстояло обдумать, как можно захватить артиллерию на Ходынке[1152].

С.М. Леонтьев показал на допросе, что, по сведениям военной комиссии «Тактического центра», после ареста генерала С.А. Кузнецова «военная организация никем достаточно авторитетным не возглавлялась», причём утверждал, что ни в комиссии, ни в самом «Тактическом центре» до самого последнего времени их существования не было принято решение о своевременности военного выступления, не намечался даже и срок его…»[1153].

Основополагающие принципы сформирования ВО: «1) организация должна быть исключительно офицерская; 2) офицеры группируются по родам оружия, по сокращённым штатам строевых частей согласно изложенному ниже; 3) подбор в организации идёт сверху вниз, т.е. от начальников к подчинённым, вследствие чего подчинённым должны быть известны только их ближайшие начальники и наоборот, высшим начальникам не известны члены организации, не подчинённые им непосредственно».

Мотивы вступления в организацию были самые разные. Член военной организации ВНЦ А.Е. Флейшер разбил их на 5 разрядов:

1. Убеждённые противники Советской власти, в основном правых монархических партий и убеждений. Тактическая установка: «Долой большевиков», а затем «разберёмся». Цель — «сильная, единая, неделимая Россия. Россия для русских и личное своё эти лица приносили идее (пример — Ступин).

2. Лица, связывающие со свержением большевистской власти «свои личные выгоды», т.е. «хотя бы отчасти возвращение к старому, а следовательно, возвращение своих имуществ, имений, домов, капиталов, чинов, званий, общественного положения и т.д.». Наиболее непримиримые враги Советской власти, «они старались действовать издали — вне линии огня, внося, и то скупо, свои капиталы, сочувствовали из-за угла несчастию погибших, но сами гибнуть и рисковать не желали…; они были очень осторожны, а если бывали открыты когда-либо, то только благодаря какой-либо случайности. Так, например, братья А.Н. и Н.Н. Сучковы — они были даже коммунистами»;

3. Обиженные и оскорблённые Советской властью лица, которые ждали возможности расплаты (немногочисленная прослойка). Большинство хотело отомстить, «не связывая личности с правительством»;

4. «Лица, страхующие себя на случай переворота или прихода кого-то, кто погонит Советы (шкурники). Они вступали в организацию, получали деньги, ничего не делали в организации (на всякий случай, саботируя и на советской службе) или для того, чтобы потом сказать: «И я был в организации, меня не надо вешать, а следует наградить»; таких было много, типичный пример я укажу — тов. Е.Я. Свидерский»[1154]. Арестованный Н. Лейе охарактеризовал этот «тип» в своих показаниях более подробно: «Моё активное участие в организации объяснялось нервностью вследствие сведений и слухов о поголовном расстреле Деникиным командного состава Красной Армии, в особенности лиц, принимавших активное участие в работе в пользу Советской власти и Октябрьской революции, а я был караульный начальник в Государственном банке в октябре 1917 года в Москве. Причём мною были обезоружены 50 юнкеров, охранявших… банк… По приказу Берзина 9–10 ноября 1917 года занял караулы Кремля. Солдаты стали грабить винные склады, я с разрешения Берзина разбил всё вино и вылил»[1155].

5. «Лица (пролетарии, как вы и я [их] называли), кои при всех обстоятельствах и при всяком правительстве бились из-за куска хлеба, всегда нуждались в деньгах, рискующие головой, чтобы как-нибудь прокормить семью и себя до… более светлых дней. Эти лица (хотя идеи организации были далеки им) шли… из-за денег и часто и честно служа, т.е. исполняя свои обязательства по отношению к Советской власти по службе, состояли в контрреволюционных организациях»[1156]. Таким, например, был В. Жуков, униженно просящий пощады на допросе: участие было вызвано тяжёлым материальным положением семьи, «а получаемые от организации деньги были лишь средством поддерживать жизнь, получаемый же заработок был совершенно недостаточен; политические убеждения не играли никакую роль. Своей добросовестной работой на советской службе в ГВИУ (Главном военно-инженерном управлении. — С.В.) и желвойсках подтверждаю, что я честно относился к долгу… Работал по организации войск вместе» с исполняющим должность наркома по военным делам Николаем Подвойским, «заслужил его благодарность за исполнение поручений серьёзного характера, как-[то] самостоятельное образование губернского военного комиссариата г. Сызрани»[1157]. Осенью 1918 года, когда создавалась контрреволюционная организация Г.Л. Соколова, имевшая целью составить «реальную силу для погромов, грабежей, быть защитой бывшим офицерам и обществу, при этом платили:

Должность На советской службе (руб.) В контрреволюционных организациях (руб.) Всего (руб.) Командир бригады артиллерии 700 800 1500 Помощник его 600 500 1100 Командир батареи 550 400 950 Офицер 450 300 750 Начальник связи 550 400 950

В то же время галопирующая инфляция «сожрала» выгоды от участия в организациях: к осени 1919 года жалование на советской службе увеличили в 5–7 раз «при казённом пайке», а в контрреволюционных организациях всё осталось без изменений. Но вступить в организацию было легко, выйти из неё — «очень трудно», и всё же «несмотря ни на что, многие члены… всеми силами старались выйти из неё, тем более что большинство было против активного выступления»[1158].

Установить численность военной организации ВНЦ крайне трудно.

При Соколове, из данных, которыми якобы располагал В.В. Ступин, «видна была малочисленность группы (не более 60–70 человек), причём эта малочисленность имела тенденцию скорее ещё уменьшаться, чем увеличиваться»[1159]. При этом «весь кадр 2-й дивизии» насчитывал «около 20 человек»[1160]. Ступину очень сложно поверить, особенно принимая во внимание тот факт, что организация при Соколове строилась по типу «Нечаевской», т.е. пятёрками (показания В.И. Соколова), а потому Ступин мог и не знать её численности. Сам Соколов признался в марте 1919 года, что даже после призыва ряда офицеров на фронт «в Московской группе вряд ли осталось более 70-ти человек». Следовательно, до мобилизации офицеров было значительно больше.

По словам В.В. Ступина, в августе-сентябре 1919 года дважды «приказывалось тщательно перебрать состав ударных групп, чтобы освободиться от дутых цифр. Последнее в этом отношении предупреждение ещё не вполне было проведено в жизнь» к моменту ликвидации ВНЦ чекистами. По предположению Ступина, «в обоих секторах было бы в каждом управлении ударников и сочувствующих примерно от 150 до 200 человек»[1161].

Предположение, что численность членов ВНЦ существенно превышала указанные Соколовым и Ступиным цифры, и вовсе не может быть проверена: «в погоне за средствами члены организации часто прибегали к некрасивым поступкам. Так, например, при требовании денег показывали состоявшими на учёте 60–70 человек, а фактически их было человек 15–20» (показания А.Е. Флейшера)[1162].

У Миллера изъяли таблицу с численностью войск[1163]. В любом случае, представляется достоверными сведения С.М. Леонтьева: «численный состав организации» характеризовался как «очень незначительный»[1164].