Орки (СИ) - "Урук Хромой"

Барабаны загремели, и мы втроем, притопывая, пошли к столбам. Шустро забежавшая вперед шаманка встретила меня у котла и протянула груду связок колец моих орков. После чего буквально рухнула на колени у костра, повернувшись лицом к столбам.

Покачав всю кучу колец, я осторожно опустил в вязкую, темную кипящую жидкость. За спиной прошелестел общий вздох, и барабаны ускорили темп.

Кружась и пританцовывая, мы втроем подошли к стоящему у центрального столба человеку, оскалившись, он смотрел на нас, цедя сквозь зубы ругательства. В грохоте барабанов его было не слышно, и только по губам я мог понять, что он говорит. Усмехнувшись ему в лицо, я поднес к его лицу свои когти и, оскалившись, вонзил их ему в ребра, он заорал и забился в путах. Замерев на мгновение, я потянул когти вверх, по пальцам заструилась кровь, он удивленно еще шире открыл глаза и опустил взгляд. Стоящие по обе стороны от него пленники забились в путах и закричали, с ужасом глядя на нас. Выдернув когти, я поднял руки над головой, за спиной опять взревели сотни охрипших яростно-довольных глоток. Мимо меня к пленнику скользнули обе самки, оскалившись, приложили к кровоточащим ранам раскаленные до красна какие-то железяки. Пленник взвыл и выгнулся, повозив в нем шипящим железом самки отступили и подошли ко мне. Подошедшая ко мне Тзя, схватив мою руку, сунула мои пальцы себе в рот и с удовольствием облизала их, после чего наклонившись ко мне лизнула меня в губы, дав почувствовать вкус крови, Таур повторила за ней все тоже с другой рукой. Мимо нас пошли другие пары, мои самки сунули в угли костра свои железяки и, держась у меня за спиной, пошли со мной. Сев рядом с сидевшей неестественно прямо шаманкой, я, указав ей на кричавших пленных, спросил.

- Не умрут от боли?

- Нет, напиток не даст. Будут чувствовать все, но за грань не уйдут.

Мимо нас под бой барабанов и монотонную песню одна за другой скользили к столбам пары орков. Я понял, что шаманка как-то управляет ими, но не почувствовал и не увидел как. Ритуал у них немного отличался от нашего. Самка, подойдя к пленнику, наносила ему небольшой, глубокий порез обломком кремня, действуя медленно и наслаждаясь каждым мгновением. У нее за спиной стоял самец, держа наготове раскаленную железяку. После чего он втыкал ее в порез, останавливая кровь. Иногда самка помогала ему. После чего, прорычав проклятие в лицо кричащему человеку, слизывала кровь с лезвия и давала самцу слизнуть кровь со своего языка.

После чего, держась рядом, они уходили в темноту у нас за спиной. Я же молча сидел рядом с шаманкой, слушая и наблюдая. Кто-то из орков делал свое дело молча, кто-то яростно орал проклятия в лица людей, кто-то называл имена своих родителей или детей. Я чувствовал, как от каждого крика или слова, шаманка почти незаметно вздрагивает и раздувает ноздри, волны ненависти и боли проходили мимо нас, и она жадно впитывала их, на глазах меняясь. Я увидел, как на ее лице выпрямляются и исчезают морщины, становятся более густыми волосы.

- Что за настой ты им влила?

Вздрогнувшая шаманка недовольно покосилась на меня и ответила.

- Хороший настой, не умрут, и от безумия он их убережет. И кстати, - она дернула пальцами. Из темноты за барабанщиками вынырнула самочка-подросток и по очереди дала отпить из фляжки всем мученикам. В этот раз никто из них не отказался, а жадно припал к горловине.

Идущие пары все не иссякали, и я задумался, уже не обращая на происходящее никакого внимания. Мысли скользили в какой-то другой реальности. Так прошло еще не меньше часа. За стеной леса появились еще пока слабые признаки рассвета. Взбодренные настоем орки уже механически переставляли ноги, продолжая свой танец.

Последние пары прошли и нырнули в тяжело дышащую толпу у нас за спиной. Охрипшие от крика люди тоже замолчали, обвиснув в своих путах. Всю верхнюю часть их тела покрывали порезы с ожогами, стекающая по телам кровь, смешалась с сажей и пылью и невообразимыми узорами покрывала их голые ноги.

По знаку шаманки барабаны умолкли, стоящие у них орки попадали на землю, запалено дыша.

Опершись о свой посох, шаманка поднялась на ноги и начала, рыча, и, как мне показалось, скрипя, выпрямляться. Встав в полный рост, она оказалась на голову, а то и больше, выше самого рослого урука. У нас за спиной охнули и удивленно загомонили. Одним движением руки она оборвала любой шум, и у нас за спиной дружно сели на землю все присутствующие.

Повернув в мою сторону голову, она многообещающе оскалилась. Я почувствовал, как по моему телу побежали волнами легкие касания, все быстрее и сильнее шарящие в поисках прорехи в защите. Я, наклонив голову, оскалился ей в лицо, дрогнув, она опустила глаза, и все пропало. Склонив голову, она прошептала.

- Я помню свою клятву. У тебя очень сильная защита.

- Вот и не забывай о этом. И клятве, и защите, - я надавил на нее взглядом, - продолжай ритуал.

- А если я брошу на тебя пару сотен скар?

- Можешь, но умрешь самой первой. Хочешь?

- Нет, прости меня, Глава.

Она отвернулась и, сделав пару шагов, села, скрестив ноги, перед центральным столбом. Помедлив мгновение, она запела. Рваный, корявый мотив, повторения и резкие подвывания, паузы и почти полное отсутствие мелодичности. Старый как мир призыв нашего бога.

В полной тишине, раскачиваясь из стороны в сторону, она пела и пела. В сереющих утренних сумерках, тень на склоне холма за столбами становилась все гуще и гуще, в какое-то мгновение мне показалось, что она шевельнулась, и еще через минуту я понял, что не показалось.

В общей мгле начали шевелиться и перемещаться более темные, рваные сгустки, они перелетали с места на место, кружились и сливались, расходились и вновь сходились. И снова сливались, становясь все больше и больше. Постепенно стала вырисовываться смутная фигура, закутанная в рваное подобие плаща. Она местами просвечивала, рвалась и вновь приобретала очертания. В мертвой тишине, опустившейся на поляну, я слышал, как тяжело дышит шаманка, продолжая вытягивать мотив призыва. У меня на руках зашевелились волосы, тихо поскуливая, обе самки прижались ко мне, все ниже клоня голову. Барабанщики попрятались за свои инструменты и, кажется, там умерли.

Фигура во мраке шевельнулась и приподняла голову. Два красных огня глаз зажглись на месте, где должна быть голова. Они уперлись в покачнувшуюся шаманку и тихий голос произнес.

- Кто ты, позвавшая меня?

Я услышал сдавленный хрип рядом с собой. Скосив газа, увидел, как остекленели глаза, сунувшейся меня прикрыть Тзя, и она повалилась на землю.

Преодолевая навалившуюся усталость, с трудом развернул голову к темной тени. Она мельком мазнула по мне, пройдясь по моей коже короткой болью, как от тысяч иголок, пронзивших меня.

- Я недостойная жрица твоя, о, Темнейший, - помедлив, она добавила, буквально процедив сквозь зубы, - по воле моего Главы, - она повела в мою сторону рукой, - я смиренно позвала тебя. Прими же нашу жертву, о, Великий.

Тень по очереди посмотрела на пленников, заставив их выгибаться в путах.

- Жертва, живая, кровь, живая. По ритуалу. Давно я не получал ничего подобного. Мои дети совсем забыли своего отца?

С трудом поднявшись, я встал в полный рост и ответил.

- Твои дети на краю гибели. Но они помнят о тебе, Темный. И первая жертва - тебе. Так помоги им.

В этот раз меня не била боль от взгляда. Посмотрев на меня, тень задумчиво произнесла.

- Недожрица и недоорк. Видимо, совсем плохи ваши дела. Но сначала жертва,- красные глаза плотоядно сузились. Трое пленников забились в своих путах, хрипя и выгибаясь. Они на глазах высыхали, превратившись через мгновение в костяки, покрытые высохшей кожей.

Я услышал вздох, и у потемневшей тени погасли глаза. Она стала выше и шире, налилась темнотой. Мы с шаманкой молча ждали. Наконец красные глаза вновь зажглись на лице призрачной фигуры.

- Все совсем плохо, и моя надежда только на вас? Кто бы мог подумать. Ты, - он ткнул в отшатнувшуюся шаманку высохшей когтистой рукой, - знаешь, что назад дороги нет.