На боевых рубежах - Роман Григорьевич Уманский

Они любили мажара Качана за то, что тот по-отечески заботливо относился к каждому бойцу, с сердечной теплотой вникал во все стороны жизни и быта, хорошо и задушевно разъяснял злободневные вопросы.

— Сказ мой, братцы, будет не долгий, — переводя дыхание, обратился к бойцам политработник. — Время не ждет. Фашисты рядом. Они могут выйти на наш рубеж в любую минуту. Цель у них одна — уйти от возмездия, вырваться из наших клещей и удрать на запад. Можем ли мы это допустить?

— Не допустим, товарищ майор! — крикнул сержант Торопов, известный в батальоне своей отвагой и лихостью.

— То-то, друзья, — после короткой паузы продолжил замполит. — Бои идут уже в самом Берлине. Не сегодня-завтра наступит День Победы, мир. И тогда каждый недобитый фашист будет опять угрожать счастью людей.

— А мир-то людям теперь вдесятеро дороже, чем раньше, — отозвался тот же Торопов. — Ведь сколько мы крови пролили. И ради чего — спрошу я вас, дорогие товарищи? Чтобы жить, значит, строить, ну и, сами понимаете, любить... дышать свободно... А какая же жизнь, когда на земле останется хоть один фашист? Человеку со зверем не по дороге. Убрать его надо, зверя-то, убрать... И тут без нас, саперов, вижу, не обойтись. Недаром наш батальон поставили на этой главной дороге. Захлопнуть ее надо. И крышка... фашистам крышка... Поднатужимся, братцы... Может, я что не так сказал, товарищ майор... тогда поправьте.

Майор улыбнулся тепло, ласково, и у сержанта сразу отлегло от сердца.

— Видать, все как есть правильно изложил, — шепнул Торопов соседу.

— Что можно добавить к словам сержанта? — спросил Качан и сам ответил на вопрос: — Молодец. Вот так. А теперь остается одно...

— За дело.

— Постараемся.

— Раз так, то давайте минировать и окапываться.

Едва саперы успели заминировать подходы к перекрестку дорог, как разведка донесла о приближении неприятеля. Скоро начался бой. Гитлеровцы лезли напролом. И они были наказаны за свою наглость. Вот сразу подорвалось на минах несколько автомашин и бронетранспортеров противника. Артиллеристы в упор расстреляли два танка и четыре самоходки со свастикой.

Фашисты, не считаясь с потерями, продолжали наседать на артиллеристов и саперов.

Майор Качан вместе с бойцами скрытно подползали к вражеским машинам и подрывали их.

— Смелее, товарищи, — подбадривал Иван Назарович своих саперов, — продержимся, подмога идет.

Горят танки. На зеленой траве — десятки трупов гитлеровцев. Кое-где уже завязалась рукопашная схватка. Фашисты пустили в ход ножи.

Гитлеровцам удалось вывести из строя орудийный расчет. Сержант Торопов первым заметил это. Не задумываясь, он выскочил из окопа, подбежал к пушке и открыл огонь.

В самый критический момент боя действительно пришла помощь.

Под натиском свежих сил фашисты бежали в лес. В тот же день немецкие солдаты и офицеры начали большими группами выходить на шоссе с белыми флагами и сдаваться в плен.

Вечером у Качана попросили саперов, чтобы конвоировать в тыл батальон пленных. Майор выделил только двух солдат.

— Почему так мало? — спросили его.

— Хватит, — решительно сказал замполит. — Я думаю, после сегодняшнего боя фашисты с нами в драку больше не полезут... Проучили.

* * *

А в штабе инженерных войск фронта жизнь идет своим чередом.

Во дворе последние дни всегда полным-полно машин. Все время приезжают к Галицкому и Слюнину начинжи армий, командиры бригад, начальники управлений оборонительного строительства. Обстановка так быстро меняется, что без такой оперативной связи жить просто нельзя.

— Вы знаете, — сообщает Слюнин, — наши войска сегодня соединились с союзниками в районе Торгау на Эльбе. Похоже на то, что войну заканчиваем. У немцев уже нет ни единого фронта, ни единого командования. Сопротивляются кое-где отдельные группировки, но двенадцатый час для фашистов пробил. Пора им капитулировать. По-моему, такой ультиматум уже предъявлен начальнику обороны Берлина генералу Вейдлингу.

У Николая Федоровича сидит полковник Корявко. Он все рвется в Берлин, а его нацеливают на Дрезден. Панков, веселый и возбужденный, говорит:

— Только что я вернулся со Шпрее. Думал, солидная река, а она вроде Лопани в Харькове. Во многих местах наши войска вброд ее перешли. Бойцы как на крыльях летят вперед. Ведь впереди Победа! До нее рукой подать. Вот и торопятся.

В сутолоке больших и маленьких дел незаметно пролетело несколько дней. Наступила какая-то необычная тишина. Противник капитулировал. Война кончилась. Майское солнце греет совсем по-летнему. Хотя наши войска овладели Берлином около недели назад, но мы попали туда не сразу. Наша поездка в германскую столицу со дня на день откладывалась. Трудно собраться всем вместе в один день.

Наконец все устроилось. Мы — Саша Фомин, Володя Тандит, Алексей Сычев и я — вверили свою судьбу нашему старому преданному другу старшему сержанту Водяннику — мчимся по широкой асфальтовой дороге на Берлин.

Шоссе, как и все дороги в Германии, гладкое и ровное. Однообразный пейзаж нарушают вереницы пленных немцев. Они все идут и идут, заросшие, грязные.

По мере приближения к городу движение становится все оживленней, а на автостраде Дрезден — Берлин совсем тесно. Все едут в столицу посмотреть на обломки гитлеровской империи. В этом шумном кортеже, движущемся на машинах всех марок земного шара, столько веселья и столько радости, что, пожалуй, никакой праздник не идет в сравнение.

И вот мы уже в самом центре города. Здесь столько разрушений, что порой проехать трудно, все улицы завалены кирпичом, железобетонными балками, металлом и битым стеклом.

Перед нами рейхстаг. В полуразрушенное здание устремляются огромные потоки солдат и офицеров советских и союзных войск. Ходим по бывшим большим залам с обгоревшими полами, смотрим на сохранившуюся металлическую решетку купола, а больше всего радует наш глаз развевающееся там, на самой вершине, Красное знамя Победы.

Закопченные стены все исписаны углем и мелом: «Из Сталинграда. Иван Пантелеев, Сергей Базыкин. 2. V. 45»; «А мы из Тулы. Петр Веселов, Глеб Семенов, Николай Васильев. 3 мая 1945 г».

Саша Фомин каким-то гвоздем стал вычерчивать на стене возле оконного проема и наши имена, вписав туда не только присутствующих, но