Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Фолькистская молодежь жила в мире реалий, от которых было рукой подать до нацизма. «Национал-социализм – это движение фолькистское», – заявляет Моссе на первых страницах своего фундаментального труда, посвященного анализу фолькизма. Мы знаем, как сдержан был Гитлер на этот счет, и мы сделаем из этого выводы позже. Как бы то ни было, одним из поразительных интуитивных шагов Гитлера было использование фолькистского аспекта нацизма до предела. Та же молодежь, что только что маршировала и пела в Wandervogel и подобных ей организациях, теперь маршировала и пела на митингах НСДАП, сливаясь с нацистским молохом и щеголяя тщательно продуманной униформой.

Часто цитируют Дениса де Рудемона, который после участия в массовом митинге НСДАП в 1936 году писал: «Я думал, что буду участвовать в демонстрации, в политическом слете. Но они отправляли свой культ!» И затем он описывает, как чисто физически на него подействовала – если не сказать, раздавила – сила религиозной веры сорока тысяч присутствующих, вопящих в унисон о своей вере в фюрера и Германию. Французский посол Андре Франсуа-Понсе был на одном из съездов нацистской партии в Нюрнберге; он пишет в том же ключе: «Еще более удивительной, нет, просто неописуемой была атмосфера коллективного энтузиазма, в которой купался весь город: невероятное опьянение, охватившее сотни тысяч мужчин и женщин, романтическая лихорадка, мистический экстаз, нечто вроде священного безумия, обуявшего их всех»159. Пророчество Гейне исполнилось – Тор вновь размахивал молотом.

Вокруг костров, во время походов и священных церемоний, обращаясь к силам святых мест, немецкие юноши слушали соблазнительные голоса, которые нашептывали им даже во сне и подталкивали их истратить свою энергию слепо, не размышляя, ради великого дела, указанного им харизматичным фюрером, этим «Существом света». Эти молодые люди чувствовали, что Вотан – которого иначе называют Один – вновь явился среди них. Этот одноглазый бог в зеленой шапке, предводитель мертвых всадников на дикой охоте – их видят во времена страшных потрясений, когда стонет шторм или когда свет луны делает ночи зловещими. У слова «Wotan» тот же корень, что и у «wut», что означает гнев, ярость.

«Мы должны стать исступленными (berserker) в нашем внутреннем существе и в нашей вере», – пишет Геббельс в своем дневнике и продолжает: «Мы – неистовые безумцы (berserker) новой германской идеи»160. Шпенглер в конце своей знаменитой книги говорит о чем-то похожем: «Раса вновь толкает себя вперед, чистая и неудержимая… И с этого мгновения мы опять можем жить так, как жили герои древности»161. А Рене Алло цитирует австрийского автора Отто Хёфлера, который пишет: «Самым почитаемым богом германских племен был бог демонической одержимости… Вотан – это дикий бог одержимости, божественный мастер экстатического Männerbünde, непредсказуемый бог войны и бури, рун и мертвецов, безумной ярости и черной магии, бог масок и человеческих жертвоприношений»162.

Этот «экстаз», одержимость витальными силами, божественными или животными, не был бегством от действительности, которого ищут сейчас в наркотиках, это была «культовая идентификация» индивидуального и коллективного существования. Когда человек открывается этим силам, он теряет свою обычную индивидуальность и «принимает обязанности, налагаемые на него общиной мертвых-но-вечных». Это переживание, эту связь с доисторической Германией можно было понять только в Третьем рейхе, пишет Клаус фон Зее. Национал-социализм был «движением», направляемым экзистенциально и экстатически. И фон Зее показывает, что в нацистский период слову «фанатик» придавался положительный смысл, оно понималось уже не как «исступленно ревностный», но как «охваченный идеей, энтузиазмом»163.

Это опять подводит нас прямо к Гитлеру, который на страницах «Майн Кампф» вновь и вновь настаивал на «фанатичной» вере в движение национал-социализма и во множестве речей делал слово fanatisch ключевым. Не является истинным нацистом тот, у кого нет веры, Glaube; если ты не фанатик – ты не истинный нацист. Превратить немцев в фанатиков было основной составляющей образования и обучения в рейхе, равно как и целью пропагандистского промывания мозгов, которым руководил Йозеф Геббельс. Увы, эта попытка блестяще удалась, не в последнюю очередь благодаря фолькистской подготовке, кратко описанной выше. Главным был инстинкт, а не интеллектуальные доводы или, как писал Шпенглер, «причинности». Этот откат к животным инстинктам также может служить объяснением жестокости, с которой немцы, граждане одной из самых цивилизованных стран, обходились со своими жертвами.

Для понимания Гитлера центральным является то, что основывая свой Тысячелетний рейх, он постоянно жил в тени возможной катастрофы (Götterdämmerung) – и сознательно старался навлечь ее на Германию, когда стало ясно, что Тысячелетний рейх оказался мертворожденным.

Предположим, ему удалось бы создать свой рейх, какой бы тогда была поддерживающая его идеология, фундамент, смысл всего этого? У Гитлера было что-то на уме, но он никогда не говорил об этом прямо, и это «что-то» нам еще предстоит понять. Совершенно очевидно, это не было возвращением к призрачным золотым временам в фолькистском духе. Он также не собирался строить общество на «научно-методологической» базе. Его мировоззрение было ненаучным, если не сказать иррациональным, а его вдохновения – о чем можно заключить на основании его действий – были религиозными, оккультными или, как говорят многие, демоническими. Гитлер «заявлял, что он служит не освобождению человечества, но его спасению», пишет Фест. Если это так, то можно задать законный вопрос: спасению во имя какого бога?

Шпеер писал о ритуальных действах, проходивших во время съездов нацистской партии в Нюрнберге: «Когда я увидел, что Гитлер таким образом практически канонизирует этот ритуал, я впервые понял, что те слова [Тысячелетний рейх] он понимал буквально. Я всегда думал, что эти построения, процессии и посвящения являются лишь частью расчетливой театрализованной пропаганды. Но тогда я, наконец, понял, что для Гитлера это было подобно ритуалу основания церкви… И я стал подозревать, что он добровольно отказывается от меньшего статуса народного героя ради гораздо большего статуса основателя религии»164. Там были массовые обряды, инициации, произнесение священных клятв, магическая передача силы, хранившейся в Blutfahne – знамени, освященном кровью мучеников, павших в ноябре 1923 года во время мюнхенского путча; были факелы и костры, и продолжительное молчание, и музыка, и песни, и ритмичный звук множества марширующих мужчин. «Партия – это неверная концепция. Я бы предпочел говорить “орден”… Видите ли, наша партия должна стать чем-то схожим: орденом, иерархичным орденом мирских священников… Я раскрою вам тайну: я основываю орден…» Это признание Гитлера (Раушнингу) приоткрывает завесу над самыми глубинными его замыслами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});