Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Руна Зиг, имеющая форму молнии, интерпретировалась как символ солнца и просветления. Гиммлер провозгласил Гитлера «одним из величайших Существ света», которое «карма германского народа» призвала вести «битву против [славянского] Востока». Альфред Розенберг, главный идеолог НСДАП, говорил, что там, где сейчас воздают честь павшим героям и горит «вечный огонь», победил, наконец, «нордически-аполлонийский принцип света». Журналам давали такие названия, как «Путь Света» или «Солнце». Считалось, что в любом мнимом или реальном святом месте Германии существовали древние «места солнечного культа». Люди тосковали по силе этого светящегося небесного тела, надеясь возродиться в его лучах после якобы перенесенных унижений…

Нацисты считали себя единственными наследниками древней религии Солнца, которая, конечно же, должна была появиться на севере – ведь лишь там весеннее возвращение солнца переживается как откровение. Это доказывала свастика и другие спиралевидные изображения, которые находили на скалах и различных культовых объектах со времен Бронзового века. Без долгих размышлений их сочли символами «алтарного» культа Солнца… Гитлерюгенд начал праздновать солнцестояние уже с 1933 года. Начиная с 1935 года подобные празднества устраивались во всех региональных партийных организациях. Порой участники заполняли стотысячные стадионы. Согласно Рейнхарду Гейдриху, фюреру СС, они верили, что таким образом получают энергию из того же источника, что и их далекие предки. Летом 1935 года праздновали даже «солнцестояние рейха» – тогда вдоль Любекской бухты одновременно зажгли восемь тысяч костров. Зимой того же года цепи огней расходились от большого костра на горе Броккен в Гарце, шестью лучами доходя до самых границ государства. Таким образом было создано огромное солнечное колесо размером с рейх…

Во тьму этого мира свет принесли арийцы.Великое просветление пришло с севера…Германия старше и долговечнее Рима»154.

Artamanen также праздновал солнцестояния. Все переодевались в народные костюмы и под вековыми деревьями организовывались танцы и символические представления. Солнечный культ и здесь считался самым важным средством приведения юношества в контакт с душой предков. Зюннер приводит описание такого празднества из «Книги Wandervogel»: «В тиши собираются они вокруг груды дров. Зажигается смоляной факел… “Восстань, о пламя!” Но вот песня стихает, и настает глубокая тишина. Человек выходит из круга и, обращаясь к огню, говорит об истинном освобождении, об очистительном свете новых идей… Почему после речи и песни пляска вокруг огня напоминает хоровод безумцев, не поймет лишь тот, кто не знает, что юность порой скрывает глубину своих чувств проявлениями ребяческой радости… И как только огонь стихает, все прыгают через горящие угли, словно стараясь показать, что не боятся обжечься»155.

Вакуум, образованный отторжением христианства и разочарованностью в идеалах Просвещения, был заполнен сфабрикованным мифом о немецком прошлом, о прошлом Народа, происхождение которого, а следовательно, и само существование оставались туманными. Эта жалкая попытка вообразить себя высшим народом, в сущности, не имела никакой реальной опоры. То, что Нолл назвал немецким «утопизмом», зачастую было просто защитной реакцией против мук нигилизма. Это объясняет, почему немцы были одновременно очарованы сумерками богов (Götterdämmerung), катастрофическим концом мира, и ницшеанским самоутверждением в этом мире, бессмысленном по своей сути.

«Этот отрыв от действительности выражался и в том, что идеал “солдатского бытия” базировался не на реальном опыте войны с ее грязью, разложением и смертью, он основывался на тщеславных иллюзиях, на мифе о героях-фронтовиках, который распространяло старое поколение, подслащая тем самым горечь понесенного поражения. Wandervogel начали с презрения к смерти, с романтического ореола, которым они окружали поле битвы с «горами трупов»; в итоге они пришли к возвеличиванию удушения, избиения и резни, а затем и к эстетическому облагораживанию насильственной смерти, к упоению от грандиозных катастроф. Это упоение в итоге перерастет все границы и станет невежественно-блаженной дрожью перед Нибелунгами, перед Последним Готом, перед Потерявшимся Отрядом средневековья, перед Лангемарком, Колчаком и идеалом самурая… Все это было не просто выражением псевдоисторического культа героя, это указывает на тенденцию, глубоко укоренившуюся в немецком образовании, готовить молодежь не к жизни, а к смерти. Суть духа этого молодежного движения, вся эта смесь псевдоармейских настроений, самоутверждения и поверхностной метафизики нашла на редкость удачную формулировку в “немецкой троице”, которую один из его членов определил как: “Бог, я и мое оружие”» (Иоахим Фест156).

В фолькистском движении одним из самых популярных произведений искусства была гравюра Альбрехта Дюрера «Рыцарь, Смерть и Дьявол». Лепное украшение, сделанное по ее мотивам, украшало стену над письменным столом Гитлера в его новой берлинской канцелярии157. Средневековый рыцарь, с одной стороны которого – Смерть, а с другой – Дьявол, скачет по кошмарному миру к своему концу, готовый к битве, без надежды на победу. «Немцы склонны верить, что мрачные и суровые идеи имеют моральное превосходство над идеями более ясными и гуманными. Это соответствует их общей склонности к трагической стороне жизни и к необходимости зла в мире», – писал Томас Манн, автор романа «Доктор Фаустус»158.

И так как фолькистский бунт против современного мира обратил молодежь к природе и к старым богам, неизбежно случилось так, что через этих юношей стали искать выход темные витальные жизненные силы. Молодежные ассоциации почти исключительно были тесно спаянными мужскими союзами (Männerbünde), женщины сюда доступа не имели, их презрительно отсылали назад, к условностям и обязанностям буржуазного мира. Если здесь и брали в пример Грецию, это была Спарта, а не Афины. Они пели военные песни, зачастую песни ландскнехтов, этих бродячих наемных солдат, которые, как и в добровольческих отрядах, слушались лишь своего капитана – пока он их кормил и платил им – и которые, несмотря на свои религиозные предрассудки, тоже были нигилистами, марширующими между Смертью и Дьяволом. Главным идеалом фолькистской молодежи стало самопожертвование, приношение своей жизни на алтарь Смерти – что означало в том числе и безусловное подчинение приказу вождя, фюрера. Ожидание великого вождя, который повел бы их к будущему, такому же прекрасному, как и воображаемое прошлое, было в то время широко распространено. Но даже если это будущее окажется еще одним Götterdämmerung (концом света) – что ж, они готовы погибнуть с честью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});