Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Сопоставляя все то, что мы узнали о немецкой истории на дорогах, ведущих к Гитлеру, можно набросать некоторую общую канву, полезную для понимания целого. Первым серьезным контактом немецких племен с соседями по континенту было столкновение с Римом. После того, как они прошли практически по всей Европе и по части Северной Африки, назрела новая конфронтация с Римом, на этот раз связанная с принятием христианской веры. Те германцы, что оккупировали римские земли, перешли в христианство без труда, как показывает история Клодовеча (он же Кловис). Они делали это хотя бы для того, чтобы укрепиться на захваченной территории и повысить свой статус. (Многие стали основателями феодальных родословных деревьев, которые, раскинув ветви, превратились в дворянство голубых кровей, весьма христианское.) Они были движущей силой христианизации тех язычников, что жили на своих исконных землях. Многим немцам нелегко будет простить германскому королю Карлу Великому избиение тысяч упорствующих саксов. Однако Гитлер его простил, и чтобы заставить СС сделать то же самое, Гиммлеру придется издать специальный приказ.

Мы видели, что германский национализм родился в русле «романтического» направления Ренессанса и самым громким голосом в этом хоре был голос Мартина Лютера. Тогда впервые задумались о различии между римско-латино-валлийским югом и арийско-нордическо-германским севером. «Лютер презирал урбанистическую и гуманистическую культуру Возрождения, которая угрожала простому благочестию восхищавшего его крестьянства… Лютер был единственным религиозным реформатором, который осуществлял свои преобразования в националистическом ключе. В своей важнейшей работе “Воззвание к дворянству немецкой нации” он провозгласил, что говорит только с немцами и ради немцев, и призвал немецких принцев взять в свои руки управление церковью и избавиться от разлагающего влияния Рима. Немецкие политики, философы и теологи будут неоднократно цитировать его, интерпретируя его Реформацию как первое великое проявление немецкой души, отвергшей католическое христианство как латинское, антигерманское и космополитическое, как главнейшую, после международного еврейства, угрозу тевтонскому народу»174. В результате таких высказываний Лютера и энтузиазма, с которым они были встречены, Возрождение, распространяясь от Италии к Франции и Англии, лишь едва задело Германию. Возможно, одной из глубочайших причин успеха Гитлера является то, что Германия упустила возможность приобщиться к мировой гуманистической культуре175.

За лютеровской Реформацией последовала серия религиозных войн. Тридцатилетняя война опустошила земли, которые мы сегодня зовем Германией, утомив и истощив их на сотни лет вперед. В результате Германия так и осталась лоскутным одеялом, состоящим из множества княжеств, тогда как в Европе, главным образом под влиянием мыслителей Просвещения, оформлялась новая идея «нации». «Если в Англии и Франции концепции нации и государства имели рационалистически-гуманитарные основы, восходящие к Кальвину, с одной стороны, и к Просвещению – с другой, то в Германии движение романтиков создало из концепций нации и Народа (Volk) священный миф. Именно отвержение Просвещения и мифологизация Народа являются теми специфическими факторами, которые направили Германию на особый путь развития [Sonderentwicklung] с далеко идущими последствиями»176.

Первым эффектом этого специфически немецкого понимания нации, основанного на идеях расы и Народа (Volk), стала реакция на неудержимые наполеоновские завоевания и насильственное утверждение на завоеванных территориях принципов Французской революции. Немцы обратились к тому, что казалось им их истинными истоками, к деревне и воинственным обычаям предков, и создали «прусский дух» и Прусское государство. «Восточная Пруссия, в свое время собранная из залитых кровью и обращенных в христианство территорий Тевтонского ордена, так и не утратила своего феодального характера… Прусские ценности, военные и аристократические, стали священными сначала для немецкой элиты, а потом и для среднего класса. Опять исторические пути Германии и либерального Запада разошлись»177. Пруссия станет ядром государства Бисмарка, первой политической единицей, которую в полном смысле слова можно назвать «немецкой».

Чувство долга и прилежание в работе, внутренне присущие немецкому народу, привели к первому Wirtschaftswunder (экономическому чуду), которое направлялось группой политиков, промышленников, банкиров и военных. Они стали требовать для Германии достойного «места под солнцем» среди других европейских наций, снисходительно посматривавших на нее как на новичка. Изнутри Германия в то время как бы делилась на три части. Первая стремилась сделать из своей страны мировую державу, выразителем этих устремлений был Пангерманский союз. Второй частью было фолькистское движение, которое бежало от современного мира и индустриализации, скрывшись в скорлупе призрачного мира средневековых и доисторических фантазий. И наконец, просыпалась темная масса, четвертое сословие, пролетариат, с которым все больше приходилось считаться и на который традиционные классы посматривали со страхом. Политические интересы этих групп, существовавших внутри Германии, имели мало общего; но порой, в моменты кризиса, их на время сводило вместе чувство принадлежности к высшему народу с особой миссией в мире и для мира. Немцы, пишет Хаффнер, были «народом амбициозным».

Это чувство превосходства подверглось суровой проверке. В 1918 году Германия потерпела неожиданное и потому еще более ошеломляющее поражение, породившее миф об «ударе в спину». Закрепивший победу союзников Версальский договор содержал некоторые «унизительные» пункты, вызвавшие всеобщее возмущение. Надежда на отмщение стала общим стимулом, помогавшим народу самоутвердиться. Немцы черпали силу в особенностях германского характера и обращались к традиционным германским ценностям. То, что немцы – это особый Народ (Volk), способный отстоять свои претензии на мировую гегемонию, будет доказано. Все или ничего. Презренная Веймарская республика – это выкидыш Просвещения, отцами которого были победоносные союзники. Как только найдется лидер, способный соединить и направить разрозненные энергии Народа, его глубинные силы пробудятся и он сможет реализовать свои идеалы – он преобразует мир и наконец займет в нем достойное место.

Джордж Моссе пишет о «существенном отличии Германии от Запада», что часто называют Sonderweg – «особым путем». «Но была ли Германия единственной в своем роде в Европе? – спрашивает он. – В других государствах тоже были движения, сходные с новым романтизмом. Во Франции Баррес и Моррас также призывали к полному обновлению нации, к трансформации, которой должны подвергнуться и метафизические религиозные убеждения, и политическая деятельность. Однако нигде этот импульс не шел так глубоко, как в Германии, и нигде он не приводил к подобным последствиям. Важно подчеркнуть это еще раз, так как в последнее время немецкие историки рады указывать на параллели в развитии Германии и других западных государств. Да, сходство некоторых элементов есть, но специфика нового романтизма в Германии была совсем другой. Новая система ценностей, созданная романтической фолькистской идеологией, гораздо глубже уходила своими корнями в национальную психику»178.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});