Деяние XII - Павел Виноградов

Руслану было в высшей степени всё равно. Насколько он помнил историю, до него уже являлось три-четыре Махди, и некоторые даже имели определенный успех. Что же, неплохой вариант трудоустройства после увольнения из Отроков… В том, что, посылая его «через речку», Ак Дэ фактически выдал ему рассчёт, Руслан не сомневался.

За эти месяцы он изменился больше, чем за всю жизнь. Эмоции сгладились и утихли, словно бушующие волны, на которые вылили масло. Он перестал остро реагировать на события. Страшные воспоминания никуда не делись, но память стала бесстрастной, лишенной горя, ужаса и любви. Он не аннулировал свое давнее откровение о долге, но долг теперь воспринимался им не приходящим извне, а вырастающим в нём, и это был долг перед самим собой. И слова пира этому не противоречили.

Руслан заметил только:

– Я не из вашего народа.

Алифбек рассмеялся и смеялся долго, что объяснялось не только его природной смешливостью, но и качеством гашиша в чилиме.

– Какие народы, Алишер?.. Если Сам Бог мираж, что толку думать о таких мелочах, как народ, родина?..

– Но я не мусульманин. Я христианин… Был.

– Не важно это, – вновь хихикнул старик. – Даже лучше: тебе не надо объяснять, что пятикратный намаз и прочие смешные обряды бесполезны. Христианские, впрочем, тоже…

– А если бы я был коммунистом?

– Ещё лучше! Я люблю коммунистов, они запрещают эти дурацкие религии, не верят в Бога и стоят за всеобщее равенство. Почти как мы…

Такие разговоры не раз и не два велись между молодым и престарелым философами. Постепенно Руслан проникался увлекательной мистикой исмаилитского тариката, напоминающей изощрённую интеллектуальную игру. Главное, что эта игра, в отличие от покинутой им, не требовала никакого сверхнапряжения, напротив, сулила лёгкий путь и по жизни, и после смерти, раз уж ему суждено было стать пророком этой странной веры.

Однажды Хафталь, среди прочего, сказал вещь огромной важности. То есть, это Руслан понял ценность сообщения, а старик рассказал это просто как забавную историю между поучений премудростям батин. Речь опять зашла о религиях, обрядах и реликвиях.

– Непросвещённые люди часто таскаются со всяким хламом, считая его святым, – говорил пир, потягивая из чилима. – На самом деле предметы эти не имеют никакой ценности.

– Но ты же поклонился кинжалу шейха аль-Джабаля, – возразил Руслан.

– Я поклонился ему самому, а не его вещи, – пожал плечами Хафталь. – А мусульмане поклоняются чёрному камню в своей Каабе. Простому камню!

Лицо пира выразило величайшее отвращение.

– Они его целуют… А ведь когда-то исмаилит, да`и Абу-Тахир, отнял его у мусульман, приказал распилить и сделать из половинок подставки для ног в своём сортире.

Старик залился злорадным смехом.

– Они получили его назад за большие деньги. Идиоты!

Он хлебнул ещё дурманного дыма.

– И христиане не лучше. Эти ваши кости покойников, картинки, кресты… К чему они, Алишер? Вещь не может быть святой, все вещи мира прокляты. Да. Вот тот крест, на котором распяли пророка Ису… Я знаю про него историю.

Руслан поднял голову с умеренным любопытством.

– Мы всегда знали, где он, ещё когда был джихад с крестоносцами. Не все знали, но многие из наших высших. Мусульмане никогда не владели им, неведомые люди увезли его на край земли, почти до Китая. И он был у монголов, и потом – в Урусии… Нам он не нужен – на что нам кусок дерева, на котором убили пророка?.. Это плохая вещь. Кинжал шейха – да, он благороден, им были убиты тысячи врагов. Хотя и он тоже вещь, а в вещах – зло. Наш мир – мир не вещей, а духа… Но вообще-то, сначала мы хотели захватить крест – чтобы продать его христианам. Только у монголов его было не достать. Так что мы просто следили, где он, да потом и забыли.

Юноша слушал это, как забытую сказку, которую ему рассказывали в детстве – с лёгкой ностальгией и налётом скуки. Впрочем, следующие слова пира заинтересовали его несколько более.

– Теперь, может быть, я один и знаю, где он спрятан, – равнодушно бросил Хафталь, наливая в пиалу шурчая.

– Откуда? – Руслан откинулся на суфе.

– Один новый мюрид рассказал, из северных торок. Его предок был проводником офицера. Тот был тоже торком, но служил урусам. Крест был у него.

Руслан без труда спроецировал сказанное на собственную информацию – «торком» мог быть только казах Чокан, офицер Российской Империи. Султан… Отрок…

– Он увёз Крест в Мавераннахр и спрятал в Руднике Смерти. Там он и лежит. И пусть.

Старик погрузился в волны эйфории. Но Руслана теперь было не унять. Он должен был узнать всё.

– Что за рудник?

Хафталь проговорил несколько непонятных фраз. Юноша вопросительно взглянул на него.

– «Там будет плита с письменами, стеклянный чертог и люди с мечами и кинжалами, но их не следует опасаться. Главное, читать стихи Корана», – с некоторым трудом перевёл старик на дари и рассмеялся.

– Ибн-Сина. Старый шутник… Коран! Плевать ему было на Коран, он был наш, и отец его был наш.

– Что это значит?

– Просто он там был и описал различные приметы того места, да так, что понять может только умный. Если хочешь, посмотри потом, у меня есть эта книга, даже на английском, – скучливо бросил Хафталь, похоже, разговор стал его утомлять. – Давай-ка лучше продолжим постижение батин.

Однако в последующие дни Руслан выспросил у хозяина всё, что он знал об этом деле, и основательно изучил книгу Авиценны, хотя и не понимал, зачем ему это – ведь он больше не Отрок… Собирать информацию ему велел воспитанный Обителью инстинкт разведчика. Теперь он почти точно знал, где находится Артефакт.

Миновало несколько месяцев. Руслану становилось всё лучше, боли прекратились совсем. Он часами лазал по горам, сидел у быстрых речек и старинных, украшенных рогами архаров мазаров. Впервые за долгое время заботы оставили его и он стал почти счастливым. Во время одной из таких прогулок он наткнулся на Махию.

Она внезапно возникла перед ним, когда он огибал большой валун. Впрочем, это она думала, что внезапно, на самом деле он уже несколько минут знал о её присутствии.

Было время «майской метели». Девушка стояла к нему спиной в прелестном маленьком садике-богча, старательно делая вид, что восхищается цветущими тутовником и урюком. Розово-пенная волна цветения накрывала чувства, сладкий запах затягивал в неведомые глубины, сулящие вечное наслаждение.

Руслану показалось, что он не один час простоял, как заворожённый, любуясь стройной фигуркой в ореоле цветов и ароматов. На самом деле он сделал шаг к ней почти в то же самое мгновение, как увидел. И руки его сами собой опустились на её точеные плечи, тут же скользнув вниз, чтобы сомкнуться на груди. Лицо Руслана утонуло где-то между её шеей и ключицей, и аромат её тела смешался с безумным благоуханием «майской метели».

Спустя многие тысячелетия он смог оторвать свои глаза от её сияющего лица, а руки от тела. Поднял голову. В садике стоял Алифбек и молча смотрел на них. Махия в ужасе взвизгнула, вскочила с земли и мгновенно скрылась за роскошный ширмой деревьев. Руслан поднялся медленно, глядя на хозяина исподлобья, готовый ко всему. Но только не к тому, что случилось: на лице пира возникла широкая улыбка и тут же раздался его громовой хохот. Старик смеялся посреди весеннего цветения, выставив в небеса седую бороду. И Руслан присоединился к нему, и они долго стояли друг против друга, закатываясь в радостном смехе.

– Алишер, это честь для моей семьи, – отсмеявшись, произнес старик.

Руслан низко поклонился. Они повернулись и бок о бок степенно отправились домой.

Архив Артели

Единица хранения № 171-1398

Секретно, выдается артельщикам не ниже V ранга.

Легенда о Святом Петре, Царевиче Ордынском.

Сводный текст из разных источников. Составлен для архива Артели в 1833 году РХ артельным V ранга Книжником. В сборник старинных Ростовских сказаний, изданный в 1842 году, вошёл другой вариант.

В году 1253-м в Золотую Орду был призван епископ Ростовский Кирилл. Явно его призвали для исцеления одной их ханских жен – христианок, однако в тайне этот вызов исходил от хурула старцев Орды, членом которой Кирилл стал ещё в годы вторжения Бату на Русь. Поскольку среди старцев тогда только Кирилл был православным священником, он должен был сказать свое слово.

Хурул в Сарае решал, что делать с Крестом Господним, верхняя часть которого волей Отрока короля Бодуэна IV была передана Отроку Тэмуджину. Однако, став Чингисханом, Тэмуджин отверг Деяние (прим.: о причинах см. документ № 0893-773). Но, сознавая святость Древа, почтительно поклонился ему и спрятал в пещере на священной горе монголов Бурхан-Халдун, где Крест и пребывал все эти годы.

Первое время монголы шли от победы к победе, даже и после смерти Чингиса. Но к этому времени старцы Орды уже предвидели будущие нестроения. И действительно, вскоре монгольский улус разодрала гражданская война. Старцы поняли, что покровительство Истинного Древа монголам иссякает. А, узнав, что Конгрегация послала в ставку великого хана Мункэ монаха Гийома де Рубрука, как полагали, в целях шпионских, среди которых были и поиски Креста, старцы решили перенести святыню в иное место. Многие склонялись к Золотой Орде, памятуя, что наследник Бату хан Сартак – христианин и посвящен в Игру.