Деяние XII - Павел Виноградов

Он переждал приступ и осторожно пошевелил раненой конечностью. Смотреть на неё не хотелось: даже сейчас, спустя почти три месяца после ранения, выглядела ужасно. Он так и не понял, почему до сих пор двуног – там, в окровавленном сугробе на перевале, где погибла группа, видел стопу и половину икры, свисающие на лоскуте кожи и волокнах мышц. В ало-багровом месиве влажно мерцали белые отломки.

Тогда он потерял сознание, а когда очнулся, было совсем темно. Левую ногу жгло, словно она лежала в костре. Навыки выживания работали помимо него. Он не задавался вопросами, почему ещё жив и что будет дальше. Вколол промедол. Пламя боли чуть притухло. «Ногу надо отрезать», – подумал холодно и отстранённо. Следовало активировать пару точек на теле, отвечающих за анестезию, но сил на это не было. Вколол ещё антибиотик. Поискал нож разведчика, вспомнил, что оставил его в том здоровенном панке. Пошарил на щиколотке правой ноги. Там был закреплён длинный кард – подарок Айгуль из Андижана, он так и не расставался с ним. Вытащил нож и разрезал штанину. Хотел полоснуть по остаткам плоти, но тут услышал шаги и голоса нескольких человек.

Он знал про пытку «красный тюльпан»: духи накачивают пленника наркотиками, подвешивают за руки, подрезают кожу подмышками вокруг туловища, и – сдирают, заворачивая до пояса. Когда эйфория уходит, человек или сходит с ума от боли, или умирает.

Он не хотел такого.

Лезвие ножа переместилось под подбородок, но рука дрогнула. Прямо пред ним в мерцающем воздухе зависла знакомая фигура в больничной пижаме, с лысой, на бок свёрнутой головой.

Карма, кара, вода.Вырос Лик изо льда,вырос Лик из стеклав средоточии зла…

Руслан с ужасом смотрел на кривляющегося Розочку.

..В поле вырос фонарь.Мы летим на фонарь,свет щекочет нам лица.Нам бы света напиться!..

На последней фразе призрак мерзко взвизгнул. Рот растянулся в слюнявой ухмылке, к Руслану потянулись бледные сухие ручонки.

– Иди к нам, малыш, у нас клёво!

– Клёво, клёво, – ледяное дыхание коснулось шеи юноши, и плечи его придавила страшная тяжесть.

Повернул голову. За левым плечом щербато ухмылялось тронутое прозеленью лицо. Откуда-то Руслан знал, что это убитый им в Андижане мюрид.

– Иды к нам, малчык. У нас клёво, – ощерилось существо, и Руслан едва не задохнулся от густой могильной вони.

От ужаса и безысходности вновь поднес кинжал под подбородок.

– …Сразу падаем вниз,в светлотравную слизь, —

злорадно запищал Розочка.

Холод лезвия коснулся горла.

Бесшумно вспыхнул изумительный свет. Прекрасный человек из его детских видений укоризненно покачивал головой, заслоняя отвратительный призрак Розы.

Тяжесть исчезла с плеч. Нож, словно сам собой, опустился.

– Алифбек, здесь один живой! – совсем близко закричал кто-то на дари.

Руслан вновь потерял сознание.

Он не помнил, как оказался в этом укрытом в расщелине маленьком кишлаке. Не помнил первые дни, проведенные в доме Алифбека Хафталя, исмаилитского пира этой местности. Во всех бредовых днях (позже он выяснил, что их набралось на целых две недели) ему запомнились только приступы рвущей боли, да склоняющееся над ним порой озабоченное лицо с полуседой рыжей бородой.

Алифбек поил его горькими отварами, окуривал дурманящими травами, размахивая какими-то амулетами. Крепко замотанная нога в лубке постепенно успокаивалась, приступы боли становились реже и больше не сводили с ума.

Весной Руслан смог подняться и сделать первый шаг, что, вообще-то, было великим чудом. А через пару месяцев уже бодро ковылял, опираясь на две клюки, вырезанные Алифбеком.

Пир был крупный старик, совершенно не похожий на таджика – светел лицом, рыж, с толстым носом. Из-под старомодных роговых очков посверкивали умные голубые глаза. Такую внешность он унаследовал от отца из племени африди, о чем напоминало его прозвище Хафталь – по месту происхождения родителя.

Перед рейдом Руслана прошёл под гипнозом несколько сеансов обучения дари – межафганскому языку общения. Хафталь знал несколько десятков русских слов. Так что с грехом пополам они могли понимать друг друга. И чем лучше юноша осваивал язык, тем больше убеждался, что хозяева преисполнены к нему великой почтительности.

– Почему? – спросил как-то Алифбека.

Тот уставился на него непроницаемым взглядом.

– Почему ты меня спас? – сформулировал, наконец, юноша.

Старец кивнул.

– Люди должны помогать друг другу.

Руслан продолжал молча смотреть. Вроде бы, ничего особенного его взгляд не выражал, но Алифбек почувствовал, что надо сказать ещё что-нибудь.

– Ты необычный человек.

Горец развернулся от суфы, на которой, обложенный подушками, лежал раненый, подошёл к ярко расписанному шкафчику и вытащил оттуда кинжал-кард в золоченых ножнах. Руслан заметил, что его шумный и весёлый хозяин непривычно торжественен и даже, кажется, немного напуган.

– Откуда он у тебя? – глаза Алифбека горели.

– Подарила девушка.

– Кто?

Руслан покачал головой.

– Её имя не будет произнесено, – с трудом составил он фразу.

– Ты знаешь, чьей была эта вещь?

Обеими руками Алифбек поднял кинжал и почтительно приложился лбом к оружию.

– Нет, – Руслану становилось всё интереснее.

Исмаилит вытащил кинжал из ножен. Тускло блеснул клинок с золотой надписью. Поднёс его к глазам и торжественно прочитал слова.

Дари и фарси слишком похожи. Руслан не мог разобрать прихотливую вязь, но на слух понял: «Истины нет, всё разрешено».

– И что? Такие слова есть и в наших книгах, – пожал он плечами, гадая, откуда на старом клинке столь современное высказывание.

– Это кинжал Шейха аль-Джабаля, – произнес пир с таким видом, словно открыл всё.

Юноша глядел непонимающе.

– Аль-Хасана ибн ас-Сабаха, – уточнил Алифбек.

Мальчик быстро припомнил уроки Палыча.

– Старца горы… Не может быть!

– Да, так, – торжественно кивнул старик.

Руслан откинулся на подушку, с изумлением вспоминая историю зловещего пророка секты убийц, наводившего в XI веке ужас на всю Переднюю Азию. Владыка горной крепости Аламут, повелитель опьяненных гашишем федаинов, идущих по его приказу на убийства и смерть… Хоть в наше время он и стал персонажем поп-культуры, грозное имя до сих пор производило впечатление.

Юноша перевел взгляд на кинжал. Так вот что…

– Кто дал тебе его? – повторил Алифбек.

– Девушка… В Андижане… Айгуль.

Очки пира торжествующе сверкали, когда он медленно произнёс:

– Мы думали, они в Душанбе…

– Её отец из Душанбе.

Исмаилит кивнул.

– Он должен быть потомком Хуршаха, двадцать седьмого имама хашишийун. Мы знали, что отпрыски побочной линии от его сына Шамс ад-дина живут в таджикских горах. Но много лет назад последний его потомок ушёл в город, и мы его потеряли.

Руслан вдруг перепугался.

– Она сирота, ничего не знала… Вы не причините ей зла?

Алифбек удивленно воззрился на него.

– Зла?.. Что ты городишь! Да мы на колени перед ней встанем! Она из рода владыки нашего Ага-хана. И она сохранила великую святыню.

Нож был смертельно красив – кружевом золотой оправы, хищной формой клинка и искрящейся опасной заточкой кромкой: в Ташкенте артельный реставратор бережно привел в порядок изрядно запущенное в женских руках оружие.

– Такими ножами хашишийун убивали своих врагов… – тихо произнес Алифбек. – Этим клинком можно проткнуть кольчугу.

– Истины нет, все разрешено… – пробормотал Руслан, не отводя взгляда от оружия.

Исмаилит пожал плечами.

– Шейх аль-Джабаль сражался против арабов за возрождение Персии. Он вынужден был убивать…

– И посылать на смерть…

Снова короткое пожатие плечами.

– Он был имам, у него был илм.

– Что?

– Высшая… духовная мудрость, – осторожно подобрал слова Алифбек. – Любое приказание имама направлено ко спасению повинующегося ему.

– Почему?

– Потому что он ма'сум, непогрешимый.

– Почему?

– Потому что илм дарован имаму Самим Аллахом.

– А разве Аллах есть?..

Алифбек Хафталь, пир исмаилитов, остро посмотрел на Руслана Загоровского, Отрока, и, ничего не сказав, отвернулся. Больше они в тот день подобных вопросов не касались.

Руслан осторожно пошевелил стопой в воде. Боль была умеренной. Процедуру рекомендовал Алифбек, как хорошо разрабатывающую сустав. Он умело составил обломки костей и бережно сшил ткани, но предупредил, что левая нога станет короче, и Руслан до конца дней будет прихрамывать, правда, не очень сильно. Тот выслушал равнодушно: его жизнь и так разлетелась в осколки на том проклятом перевале, стоило ли расстраиваться из-за такой ерунды, как нога.

Предательство Лейлы казалось ничем по сравнению с предательством Артели.

Для него всё было ясно: отрядом пожертвовали ради высших интересов, которые каким-то образом олицетворяла эта девчонка. То, что он, Руслан, попал под замес случайно и по своей воле, никакой роли не играло – погибли ребята…