Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается) - Найо Марш

— Вы похожи на свежий огурчик, — сказал Аллейн и присел на подножку дейловского шезлонга. — Какое на вас очаровательное платье!

— Нравится? — Она лукаво посмотрела на Аллейна.

— Все ваши платья изумительны. Вы одеваетесь с редким вкусом.

— Как мило, что вы обратили внимание! Спасибо за комплимент.

— Вы даже не представляете, какой он огромный. — Аллейн наклонился в ее сторону. — Я так критически отношусь к женской одежде.

— Ну да! Что же вам, позвольте спросить, особенно нравится в моей манере одеваться?

— Мне нравятся ваши платья тем, что они очень выгодно подчеркивают все прелести их владелицы, — сказал Аллейн, подумав про себя, что все это относится к Трой.

— Ах, какое наблюдение! Отныне я буду одеваться исключительно для вас. Вот так-то! — пообещала миссис Диллинтон-Блик.

— Да что вы говорите? Тогда я подумаю, в чем бы мне особенно хотелось вас увидеть. Сегодня вечером, например. А что, если я попрошу вас надеть то восхитительное испанское платье, которое вы купили в Ляс-Пальмасе?

Воцарилось молчание, во время которого миссис Диллинтон-Блик украдкой поглядывала на Аллейна.

— Вам не кажется, что это чересчур? Ведь сегодня воскресенье.

— Ах да, совсем забыл. Тогда завтра, ладно?

— Понимаете, я как-то к этому платью охладела. Может, вы сочтете меня дурочкой, но весь тот ужас с очаровательной куклой мистера Макангуса восстановил меня против этого платья. Согласитесь, все было более чем странно.

— Какая жалость! — Аллейн прикинулся огорченным. — Мы так много потеряли!

— Знаю, и все равно ничего не могу с собой поделать. Как только представлю себе Эсмеральду, похожую на тех бедняжек, и мне так и хочется швырнуть это чудесное платье за борт.

— Не вздумайте этого сделать!

— Нет-нет, не бойтесь! — Миссис Диллинтон-Блик хихикнула.

— Или кому-нибудь его отдать.

— Джемайма в нем утонет, а мисс Эббот и миссис Кадди при всем желании невозможно представить в роли испанок. Верно?

Мимо них прошел Обин Дейл, державший путь в бассейн. Он был похож в своих шикарных плавках на парня с рекламы роскошных лайнеров.

— Эй вы, парочка бездельников! — добродушно окликнул он их и проворно спустился на нижнюю палубу.

— Пойду переоденусь, — сказала миссис Диллинтон-Блик.

— Разумеется, не в это испанское платье?

— К сожалению, нет, хоть мне и очень жаль вас разочаровывать. — Она протянула Аллейну свои маленькие холеные ручки, предлагая ему помочь ей подняться с шезлонга. Что он и сделал.

— Как жаль, что мы больше никогда не увидим вас в нем, — вздохнул он.

— О, подождите горевать. — Она снова хихикнула. — Я могу передумать и опять в него влюбиться.

— И танцевать в нем при лунном свете?

Она на секунду призадумалась, потом одарила его восхитительнейшей улыбкой.

— Об этом знает только всевышний, верно?

Аллейн видел, как она проплыла по палубе и вошла в салон.

«Думаю, ты согласишься с тем, — писал Аллейн вечером Трой, — что это обещание меня ни в коем случае не успокоило».

4

Двигаясь в южном направлении вдоль западного побережья африканского материка, «Мыс Феревелл» вошел в густое марево, и терпение пассажиров, не привыкших к такой погоде, оказалось на исходе. С материка дул слабый ветерок, несущий в себе едва уловимые запахи суши. Тонкая серая пелена, словно сотканная из мельчайших частичек пыли, затмила солнце, но не умерило его пыл. Кожа мистера Мэрримена от жгучего прикосновения могущественного светила пылала так, будто у него был сильный жар, однако он отказывался принять какие-либо меры. Среди команды вспыхнула дизентерия, которая не пощадила и мистера Кадди. Он то и дело консультировался с Тимом по этому поводу и с омерзительной откровенностью описывал свои страдания всем, кто имел желание его выслушать.

Обин Дейл несколько увеличил дозы своих возлияний, что отразилось на его поведении. То же самое, как не без сожаления отметил Аллейн, можно было сказать и о капитане Бэннермане, который не только запил горькую, но еще и стал упрямей осла. Он наотмашь отвергал любую попытку Аллейна обсудить ситуацию и со злобным упрямством твердил, что на борту его судна нет и не может быть никакого убийцы-фанатика. Капитан сделался угрюмым, необщительным и до крайности упрямым.

Напротив, мистер Макангус стал ужасно болтлив. «Он страдает словесной дизентерией», — поставил диагноз Тим.

— Что касается мистера Макангуса, мне кажется, у него эндемическое состояние, — как-то заметил Аллейн. — Не надо все сваливать на тропики.

— Однако они его явно обострили, — устало заметил отец Джордан. — Вы знаете о том, что вчера вечером у него была стычка с мистером Мэррименом?

— Из-за чего?

— Из-за этих отвратительных сигарет. Мэрримен говорит, что его тошнит от их запаха.

— Он отчасти прав, — сказал Тим. — Черт его знает, из какой мерзости их изготовляют.

— Они воняют гнилым навозом.

— Ладно, господа, вернемся к нашему делу, — подал голос Аллейн. — К нашему весьма неприятному делу.

После неудачной беседы с капитаном они втроем выработали свой план действий. С наступлением сумерек каждый из них брал под наблюдение одну из дам. Тим категорично заявил, что своим объектом избирает Джемайму. Отец Джордан попросил Аллейна взять на себя заботы о миссис Диллинтон-Блик.

— Я ее побаиваюсь, — признался он. — Мне кажется, она считает меня волком в сутане священника. Если я начну преследовать ее в темноте, она лишь окончательно в этом убедится.

— К тому же она имеет на вас виды, — заметил Тим и подморгнул Аллейну. — Вот будет здорово, если вы уведете ее из-под самого носа этого телепринца.

— В таком случае вам придется взять на себя двоих, — сказал Аллейн отцу Джордану. — Миссис Кадди, которая ни на секунду не отходит от мужа, и…

— …бедную Кэтрин Эббот, которой, как вы прекрасно понимаете, особая опасность не угрожает.

— Как по-вашему, что с ней происходит?

— Мне кажется, несчастья мисс Эббот к нашему делу не имеют ни малейшего отношения, — сказал отец Джордан с отсутствующим видом.

— Я обычно задумываюсь над тем, почему люди ведут себя так, а не иначе. Когда мы занялись выяснением алиби, ее отчаяние, имеющее прямую связь с дейловской программой, показалось мне весьма и весьма многозначительным.

— Мне кажется, тут какая-то неразбериха. Я даже другой раз спрашиваю себя: а не была ли в тот вечер мисс Эббот жертвой Дейла?

— Нет, она была зрителем.

Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна и отошел к иллюминатору.

— Как вы помните, жертвой была женщина, которая сказала Дейлу, что ей не хочется объявлять о своей помолвке, ибо это известие очень расстроит ее лучшую подругу.

— Так вы хотите сказать, что мисс Эббот и есть эта лучшая подруга? — спросил Тим.

— По крайней мере это вполне объясняет ее странную реакцию на ту передачу.

Воцарилось молчание.

— А чем она занимается? — поинтересовался Тим. — Она где-нибудь служит?

— Мисс Эббот служит в каком-то музыкальном издательстве, — пояснил отец Джордан. — Она большой знаток ранней церковной музыки, особенно грегорианских песнопений.

— Надеюсь, она с ее голосом не поет, — вырвалось у Тима.

— Напротив, поет. И очень приятным голосом, — сказал Аллейн. — Я слышал, как она пела в ночь нашего отплытия из Ляс-Пальмаса.

— У нее самый что ни на есть необычный голос, — пояснил отец Джордан. — Будь она мужчиной, я бы назвал ее голос высоким тенором. Три недели назад она представляла свое издательство на конференции в Париже. Я там тоже был, и мне довелось с мисс Эббот познакомиться. Коллеги относятся к ней с большим уважением.

— Однако мисс Эббот нас в настоящий момент не интересует, — решительным тоном сказал Аллейн. — Солнце садится, так что пора на вахту.

В соответствии с разработанным планом вечер одиннадцатого и двенадцатого Аллейн всецело посвятил миссис Диллинтон-Блик. Его поведение явно огорчило Обина Дейла, доставило огромное удовольствие Тиму, вызвало удивление со стороны Джемаймы и жадное любопытство со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллинтон-Блик была на вершине блаженства. «Моя дорогая! Ты только послушай — я похитила Великолепного Брута! Вот радость-то! Ничего, так сказать, реального, и все же… Ах, такое явное внимание с его стороны. Когда над тобой вот так романтично светит тропическая луна, все может кончиться весьма и весьма благоприятно. В настоящее время, как только я удаляюсь после обеда на мою маленькую веранду, он тут как тут у моих ног. И это, клянусь тебе, все, и ничего, ничего более. Обин Дейл зеленеет и зеленеет, но это, как ты знаешь, доставляет мне только удовольствие, Видишь, я совсем и безнадежно лишена сострадания. Но мне все равно так хорошо…»