Королевство теней - Барбара Эрскин

– Хватит, миледи! – Уильям поднял руку. – Ради спасения вашей бессмертной души вы должны очиститься от ереси.

– Нет... – Она начала отчаянно вырываться, но стражники крепко держали ее.

– На рассвете, – продолжал он, – вашу служанку сожгут... – Он сделал паузу. Майри подняла голову. Ее глаза вдруг приобрели осмысленное выражение.

– Нет! О нет! – закричала она. – Вы сказали, если я покаюсь, меня помилуют...

– Я сказал, что ты будешь спасена. – Уильям равнодушно посмотрел на женщину. – Душа твоя спасется. Очистится в праведном огне...

Майри попыталась встать, но ноги не держали ее. Она попробовала отползти в сторону, но искалеченное тело не слушалось.

Изабель изо всех сил пыталась вырываться, но все было бесполезно. Оставив бесплодные попытки, она бессильно наблюдала, как по приказу Уильяма стражники, схватив Майри под руки, выволокли из зала.

Уильям даже не посмотрел ей вслед. Он не сводил глаз с лица Изабель, дожидаясь, пока отголоски отчаянных криков смолкнут за тяжелыми дубовыми дверями.

Наконец он заговорил:

– Вы не хотите сделать чистосердечное признание, прежде чем я вынесу приговор?

Изабель посмотрела на него. Страх ее прошел.

– Значит, вы намерены сжечь и меня, мастер Уильям? – Ее голос был холоден и полон презрения. Казалось, слова исходили от кого-то другого. – Моему мужу известно, какие полномочия вы на себя взяли? Это полномочия епископа, не менее!

Он усмехнулся.

– Известно, миледи. – Он повернулся и медленно вернулся на свое место. – Это церковный суд, миледи. Я вершу его от имени Бога и епископа. Завтра колдунью сожгут люди вашего мужа, не мои. Но право решать ее судьбу, а также и вашу – в моей юрисдикции! – Он скрестил руки на груди. – Вас не сожгут. Мы вернем вас в лоно церкви, миледи, и вернем к послушанию мужу. Я надеюсь, долгое суровое покаяние покажет вам, как глубоко вы заблуждались. Сегодня вы проведете ночь в часовне за молитвой о своей душе и душе той женщины, которая завтра умрет по вашей вине... – Он помедлил, дожидаясь, пока его слова дойдут до Изабель. – Потом вас отвезут в замок Дандарг, на север графства, где вы будете нести покаяние до тех пор, пока мой брат или я не убедимся в вашем раскаянии. – Он сделал знак державшим ее стражникам, и ее вывели из зала.

Вдовствующая графиня встретила ее в комнате перед часовней. Весь ее облик источал неприязнь и презрение. С ней были две служанки и двое слуг. Не обращая внимания на мольбы невестки, она приказала стражникам крепче держать Изабель, пока служанки раздевали ее. Они сняли с нее платье, покрывало с головы, туфли и чулки и, оставив ее в одной рубашке, повели в часовню.

У дверей их ждал мастер Уильям; в руке он держал деревянный крест на кожаном шнурке. Он молча повесил его на шею Изабель. Та резко отстранилась.

– Вы – не святой человек, Уильям Комин. Вы – злой и мстительный, – крикнула она ему. Схватив крест, она сорвала его с себя и отшвырнула в сторону. – Это символ не прощения и сострадания, а ненависти и пыток!

У присутствующих вырвался возглас ужаса. Уильям приказал своему слуге поднять крест. С минуту он смотрел на него, потом поднял глаза на Изабель.

– Кажется, придется спасать вас, миледи, против вашей воли, – тихо проговорил священник. – Принесите веревку! – коротко приказал он. – Свяжите ей руки за спиной.

Вдовствующая графиня нахмурилась, когда один из слуг связывал руки Изабель, но промолчала. Когда с этой процедурой было покончено, Уильям опять подошел к ней и во второй раз повесил на ее шею крест. Он пристально посмотрел на Изабель, и той показалось, что у него на губах мелькнула улыбка. Но он сразу же отвернулся и проследовал в часовню.

Там стоял полумрак; горели лишь четыре свечи. Две у алтаря, одна – перед святыми дарами; маленький огонек мерцал и перед статуей Пресвятой Девы. Когда люди заполнили часовню, колеблющееся пламя факелов в руках слуг осветило ее, длинные тени зловеще заплясали на стенах и потолке.

Перед алтарем Уильям остановился и преклонил колени, потом обернулся к Изабель.

– Мы оставляем вас здесь размышлять о своих грехах, – сказал он. – У дверей будет стоять стража, чтобы вы не попытались бежать. – Скрип закрываемой двери, затем тишина; свечи замигали и начали чадить. Изабель стояла без движения, глядя, как колеблются и вновь застывают тени. Фигура на высоком резном кресте над алтарем, казалось, корчится, напрягая руки и ноги, пробитые деревянными гвоздями. Изабель в ужасе смотрела на нее.

Веревка, которой были связаны ее руки, оказалась крепкой. Узел был затянут не сильно, однако как ни старалась Изабель, но освободиться не смогла. Она прислонилась к стене и боязливо огляделась. Часовня, казалось, была полна осуждающих глаз. Под рубашкой на ней ничего не было, и скоро она начала дрожать от холода. Каменные плиты под ногами были ледяными. За огромным сводчатым окном чернело небо. Глядя на него, она со страхом подумала о рассвете и наконец начала молиться.

Изабель не спала всю ночь. Временами она молилась, временами ходила взад и вперед по часовне, ощущая, как деревянный крест ударяет ее в грудь. Свечи одна за другой погасли. Когда последняя свеча вспыхнула и потухла, оставив часовню в полной темноте, она села на ступени алтаря, прислонившись к гранитной колонне. Слезы медленно текли у нее по щекам, пока она безуспешно пыталась укрыть замерзшие ноги подолом рубашки. Когда она вновь взглянула в окно, небо уже начало светлеть.

Уже почти совсем рассвело, когда за ней пришли. Ее, связанную и босую, вывели за стены замка на луг у широкой быстрой реки. Здесь уже был приготовлен столб.

Майри, привязанная к столбу, едва осознавала, что происходит. Боль и страх довели ее до такого состояния, что она впала в забытье. Она не видела, как ее окружили вязанками хвороста и сухого вереска, не чувствовала под ногами шершавую поверхность дров, на которых стояла. Женщина не осознавала, что ее истерзанная пытками грудь обнажена перед толпой, не видела она и Изабель.

Высоко над ними тонкие облачка на яркой голубизне неба начали розоветь. Грачи кричали на березах вокруг замка, и солнце поднималось над лугами и песчаными берегами реки, заливая их золотым светом. Воздух был холоден и свеж.

Палач, стоявший радом с Майри с горящим факелом в руке, ждал сигнала от одетого в черную рясу священника.

Уильям Комин мог бы передать эту женщину в руки своего брата для исполнения приговора, но тогда лишился бы удовольствия лицезреть казнь и самолично руководить ею. И еще он хотел при этом видеть лицо Изабель. Она была бледна, как снег. Ее рубашка из тонкого полотна с глубоким вырезом на груди не спасала от холода раннего утра и от любопытных глаз жителей Эллона. Подол, касаясь высокой травы, намок от утренней росы, стал прозрачен и прилипал к ногам. Взгляд Уильяма остановился на высокой груди Изабель, украшенной тяжелым деревянным крестом, висевшим на кожаном шнурке; он улыбнулся. Руки Изабель были по-прежнему связаны за спиной.