Сквозь слезы. Русская эмоциональная культура - Константин Анатольевич Богданов

в аренду под дачи абсолютно напрасны, он выходит из себя и кричит Гаеву «Баба вы!». Но он и сам не лишен чуткости и теплоты чувств. Став новым владельцом вишневого сада, в растерянности и одновременно в экстазе, Лопахин все же находит слова утешения для горько плачущей Любови Андреевны:

Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь. (Со слезами.) О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь (С. 240–241).

В спектакле португальского режиссера Тьяго Родригеса, впервые показанном в июле 2021 года на открытии Авиньонского театрального фестиваля, роль Лопахина эмоционально и очень нюансированно играет Адама Диоп, французский актер сенегальского происхождения. Прямая трансляция спектакля по телевидению (France 5) позволила увидеть, как у актера появляются в этот момент слезы на глазах.

Слезами сочувствия к Раневской драматург наделил и Петю Трофимова; Фирс же плачет от радости, дождавшись возвращения барыни. Особым случаем мужских слез у Чехова являются парадоксальные слезы Соленого. Этот персонаж, вообразив, что у него характер Лермонтова, любит шокировать окружающих абсурдными высказываниями. И только в конце второго акта «Трех сестер» выясняется, что он влюблен в Ирину. Застав ее одну, Соленый, этот «ужасно страшный человек», неожиданно признается ей в любви: «О, мое блаженство! (Сквозь слезы.) О счастье!» Последующая реплика Соленого, уязвленного отказом несостоявшейся избранницы: «Насильно мил не будешь, конечно… Но счастливых соперников у меня не должно быть… Клянусь вам всем святым, соперника я убью…» – вызывает ассоциации с тирадой героя лермонтовского «Маскарада»:

Что слезы женские? вода!

Я ж плакал? я, мужчина!

От злобы, ревности, мученья и стыда

Я плакал – да!858

Слезы любви Соленого как бы сливаются с демоническими слезами ревности и злобы Арбенина. В конце концов он отомстил Ирине за равнодушие, застрелив на дуэли своего соперника Тузенбаха и тем самым убив ее морально.

Любопытно, что в подобной ситуации безответной любви к Елене Войницкий дядя Ваня тоже плачет, но это слезы печали от упущенных возможностей и в целом от пропащей жизни. Сергей Маковецкий в вахтанговском спектакле «Дядя Ваня» в гротескно-метафорической постановке Римаса Туминаса создает образ трагичного дяди Вани при всей его трогательности и нелепости. У героя Маковецкого то и дело наворачиваются слезы на глаза, а в финале спектакля после бурлескной сцены экзистенциального бунта выплакавший все слезы дядя Ваня словно впадает в летаргический сон. Соня в прекрасном исполнении Евгении Крегжде, произнеся сквозь слезы страстный монолог «Мы, дядя Ваня, будем жить. […] будем трудиться для других и теперь и в старости, не зная покоя» (С. 115), подходит к безжизненному герою Маковецкого, открывает его крепко сомкнутые глаза и растягивает сжатые губы в мнимую улыбку, после чего тот, как человекоподобный робот, пятится назад в глубь сцены и исчезает в темноте859. Перефразируя Камю, трудно вообразить счастливым такого Сизифа.

И наконец, Константин Треплев, нервный молодой человек, неудачливый «русский Метерлинк», по выражению Елены Толстой860, который проливает немало слез в чеховской «Чайке». И есть от чего: его пьеса провалилась, Нина разлюбила, мать относится к нему как мачеха. Он собирался вызвать на дуэль Тригорина, который украл у него и мать, и возлюбленную, но дуэль не состоялась, ибо Аркадина спешно увезла писателя в Москву. В итоге Константину ничего не остается, как выстрелить в самого себя. Всеволод Мейерхольд, который в 1898 году сыграл роль Треплева на сцене только что открывшегося Художественного театра, всегда с удовольствием вспоминал общение в тот период с А. П. Чеховым, частенько приходившим на репетиции, и со своей партнершей Ольгой Книппер в роли Аркадиной. В одном из писем Антону Павловичу, уже после ухода из МХТ, он пишет:

Шлю привет Ольге Леонардовне, которая меня, конечно, забыла. Я бы зашел к ней в Москве, если бы был только уверен, что не в тягость. А как мне хочется поплакать с ней в Вашей «Чайке». Господи, как хочется861.

По всей очевидности, артист имел в виду сцену жесткой ссоры между Аркадиной и Треплевым в третьем действии чеховской пьесы, в ходе которой сын называет мать и ее сожителя «рутинерами в искусстве», а мать обзывает сына «декадентом», после чего они обмениваются целым рядом инвектив, что вызывает у обоих слезы, а затем раскаяние.

Мейерхольд, оказавшийся, по выражению Татьяны Шах-Азизовой, «невольным прототипом» Треплева, о котором Чехов при написании пьесы вовсе не знал862, провозглашает, подобно своему герою, необходимость новых форм в театре и постепенно дистанцируется от психологического подхода Станиславского. Резко критикуя натурализм Художественного театра, он приступает к созданию своей концепции нового условного театра, которая оказала мощное влияние на современное театральное искусство. При этом Мейерхольд продолжает с симпатией относиться к чеховскому «театру настроения», сосуществовавшему в МХТ с натуралистическим театром. Как показывает театроведческий корпус нашего исследования, чеховские пьесы, до краев наполненные эмоциями, находят своих режиссеров и актеров вне зависимости от эстетических концепций, которым они следуют, будь то условный театр Мейерхольда, эпический театр Брехта или старый добрый театр переживания Станиславского. Эти кажущиеся такими разными теории могут прекрасно сочетаться в театральной практике. И слезы, предписанные Чеховым, на театральных подмостках могут быть как условными или остраненными, так и реальными. Оценит их зритель.

А теперь зададимся вопросом: кто из драматургов XX столетия и, возможно, начала нынешнего, XXI века продолжил традиции чеховской драматургии настроения? Используются ли еще «слезные» ремарки? Какие эмоции присущи современным персонажам? Пожалуй, из всех драматургов советского периода самым близким чеховской эстетике является Александр Вампилов (1937–1972), чьи пьесы неизменно входят в репертуар многих российских театров. Будучи новатором, как и Чехов, Вампилов отказался от морализаторства и романтичности драматургии оттепели и вывел на сцену двусмысленных персонажей, совершенно не вписывающихся в парадигму советского мейнстрима. Именно поэтому необычные пьесы сибирского драматурга с трудом пробивались при его жизни на сцену, и особенно это касалось столичных театров. Ведь в те застойные времена для постановки современных пьес необходимо было получать разрешение от чиновников главлита и прочих крайлитов. Потребовалось время, чтобы талантливые пьесы Вампилова преодолели глухую стену непонимания, страха и ретроградства.

Френели Фарбер в монографии «Александр Вампилов. Ироничный наблюдатель» подчеркивает такие драматургические черты, сближающие Вампилова с Чеховым, как элементы абсурда, слияние комического и серьезного, использование гротеска и иронии, а также эмоциональный подтекст863. Американская исследовательница отмечает, что эмоции персонажей, сплетение их чувств очень важны для обоих драматургов, хотя в случае Вампилова эмоции предстают