Искушение свободой - Рудольф Константинович Баландин

ведут по строгим правилам. В России цивилизованные методы не в чести. Русский человек живёт больше эмоциями, чем рассудком.

Это прекрасно показал Фёдор Достоевский, недавно открытый западным читателем как великий психолог. Хотя в политической русской жизни немалую роль играют выдающиеся мыслители. С одним из них, князем Петром Кропоткиным, мне удалось встретиться. Интервью с ним наша газета опубликовала в конце прошлого года.

С тех пор ситуация в России обострилась чрезвычайно. Разгорается пожар гражданской войны. Что победит: разгул стихии, буйство чувств или трезвый рассудок?

Находясь в гуще событий, встречаясь с представителями разных партий, ваш корреспондент пребывает в недоумении. Монархисты, конституционные демократы, социалисты-революционеры, социал-демократы, коммунисты, анархисты… Каждый из них уверен, что Россию надо перестроить по его социально-экономической и политической модели.

Борьба мнений хороша и полезна. Но не в том случае, когда отстаивают свою правоту с оружием в руках. Первыми это доказали эсеры и большевики. В подобных спорах истина погибает первой.

Позвольте познакомить вас с представителями ещё одного агрессивного течения – русскими анархистами. Они образуют несколько более или менее разрозненных групп: коммунисты, синдикалисты, безвластники, даже мистики… Возможно, есть и ещё какие-то разновидности. В жизни страны ярко проявились два лика анархизма.

Олицетворение первого – хорошо известный в Западной Европе князь Пётр Кропоткин. Олицетворением второго я бы назвал пока ещё малоизвестного практического деятеля Нестора Махно.

Пётр Кропоткин дал этому направлению научное обоснование. В книге «Взаимная помощь как фактор эволюции» он убедительно показал, что в мире животных нет ожесточённой борьбы за существование, каждый сам за себя, которую дарвинисты считают главным законом существования и развития организмов.

Кропоткин – выдающийся натуралист. На многих примерах он убедительно обосновал свою позицию. Распространил свой принцип взаимопомощи на мир людей. И тут, на мой непросвещённый взгляд, можно с ним поспорить.

Взаимная помощь в человеческом обществе была, есть и будет – это очевидно. А в пользу государства у него не нашлось ни одного довода. Кропоткин назвал его главным виновником пороков общества:

«Государство вмешивается во все проявления нашей жизни. От колыбели до могилы оно держит и давит нас в своих руках… Оно преследует нас на каждом шагу, и мы встречаем его на каждом перекрёстке… Нужно, чтобы какие-нибудь величественные события внезапно прервали нить истории, выбросили человечество из колеи, в которой оно завязло».

Но так ли всё просто и ясно? Обвинитель сказал своё веское слово. Чем же может ответить адвокат? Попробую встать на его место.

Разве появилось государство по воле некоторых властолюбцев? Трудно поверить.

Я не собираюсь, читатель, уводить вас в дебри теорий. Из них я не смогу выбраться. Припомню только нашего необычайно талантливого, рано умершего философа и поэта Мишеля Мари Гюйо. Он просто объяснил существование искусства: если бы оно было бесполезно, от него давно бы отказались.

Такое суждение применимо к государству. Если оно возникло и существует тысячи лет – значит, приносит общественную пользу.

Возможно, как многие создания грешного человека, государство творит больше зла, чем пользы. Но это необходимое зло. Оно укрощает другое зло – полное безвластие, которое даёт людям определённого типа возможность бесчинствовать, грабить и убивать, прикрываясь анархическим флагом.

Я понимаю: под государственными флагами совершается множество преступлений. Но есть возможность пусть с трудом, постепенно улучшать государственное устройство. А можно ли улучшить анархию и как это сделать? Вот в чём вопрос.

Таким людям, как Пётр Кропоткин, государственная власть может только вредить. Он по складу характера и убеждений готов помогать ближним и дальним, творить добро. Оскар Уайльд назвал его человеком «с душой Христа, прекрасного, белоснежного, пришедшего из России». Но много ли на свете людей, подобных этому русскому князю?

Другой пример: убеждённый анархист, поборник свободы и справедливости – Нестор Махно.

Из его рассказа о встрече с лидерами большевиков, его идейных противников, невольно делаешь вывод: они ему понятнее и ближе по духу, чем единомышленник Кропоткин. Махно называет Ленина мудрым, а Кропоткина хотя и нежно, но как-то по-семейному – «стариком». Нестора впечатляют победители в политической борьбе.

Как народный вождь он привык рисковать своей жизнью и посылать на смерть других. Партийно-государственные вожди редко рискуют собой; они вершат судьбы безликих «масс» и конкретных друзей и врагов.

Если верить словам Махно (а человек он искренний), у него поначалу не было желания становиться лидером. Он поднимал крестьянские бунты. Призывал общими усилиями заняться разрушением рабского строя. Он мечтает о «прекрасном будущем без рабства, лжи и позора, без презренных богов и цепей, где не купишь любви и простора, где только правда людей» (передаю прозой его стихи).

Но есть ли одна правда всех людей? Для красных и белых, демократов и монархистов? Вы скажете – есть учение Христа. Но и Он предлагал воздавать кесарю – кесарево. Значит, уклонялся от политики, признавая государственную власть. Впрочем, это приходилось Ему делать под угрозой кары.

Анархист, добывая свободу для большинства, вынужден свирепо подавлять меньшинство. Вооружённая борьба в гражданской войне идёт ради победы и подавления или уничтожения противника. Свобода – только для победителя! Нередко под знаменем анархии выступают уголовники.

Много ли можно набрать идейных и безупречно честных бойцов? Если даже они такие поначалу, то кровавая мясорубка междоусобиц, страшное напряжение боёв, хмель побед и горечь поражений ожесточают их сердца, опустошают души.

Анархическую идею воспринимает каждый её сторонник по-своему. Многое зависит от знаний, культурного уровня, самодисциплины, духовной чистоты, степени убеждённости.

Махно руководствовался прекрасными идеалами. Крестьяне в районах, где о нём знают, поддерживают его. Он расстреливал мародёров; предотвращал еврейские погромы даже после того, как его однажды предала еврейская рота. Он как интернационалист ненавидит, в частности, украинский шовинизм.

Но чем больше отрядов (бандитских в том числе) присоединялось к его движению, тем теснее сужалась свобода его действий. Он вынужден подчиниться бурному течению и беззаконию гражданской войны. Убийства людей, даже военнопленных, его не останавливают.

Махно использует партизанскую стратегию: при необходимости добровольцы сплачиваются в огромную армию, а затем рассыпаются по родным деревням. Регулярные войска применяют карательные меры, наказывая огульно целые деревни.

В ответ повстанцы уничтожают отряды врагов, а заодно и тех, кто выступал на стороне противника: помещиков и зажиточных хуторян. Например, разгромили хутора немецких колонистов. Как бы Махно ни оправдывал жестокости, творимые его подчинёнными, многие из них осуществляют, по их выражению, диктатуру маузера, самогона и сифилиса. Ирония уголовников!

Анархистам Западной Европы, не осознавшим печальный опыт Парижской коммуны, пора учесть пример России. Без прочной военной организации, без государственного управления общество становится беззащитным. Одними партизанскими действиями в современных условиях войну не выиграть.

Попытка