Взгляд из угла - Самуил Лурье

Именно это самое — буквально словами митрополита — и говорил Ричард Пайпс президенту Рейгану: разрядка — блеф. Номенклатура не допустит, чтобы советский человек был сыт и свободен. Поскольку он должен, как только его властным взглядом пошлют в очередной раз к анчару, немедленно потечь в путь.

Качай, обреченный Запад, свои сомнительные права. А мы на Северо-Востоке насладимся почетными обязанностями.

Вот и сезон охоты на рекрутов открыт.

10/4/2006

Триллер на 5-й Красноармейской // Очевидное

В 5 утра ни у кого нет национальности, ничей культурный уровень ничего не значит. В 5 утра не бывает убеждений, совсем никаких. В 5 утра на улице в собачий холод ненавидеть и то по-настоящему невозможно никого, кроме самого себя. В 5 утра не убивают. В 5 утра казнят.

Тогда, спрашивается, зачем образованщина рассказывает нам, будто студент из страны Сенегал, которому в пятницу в Петербурге на одной из Красноармейских улиц разнесли затылок выстрелом из помпового ружья, — погиб якобы оттого, что:

— упал уровень культуры (Александр Сокуров, кинорежиссер);

— ослабела нравственность (Кирилл, митрополит, фамилия — Гундяев);

— потеряна личная и-ден-ти-фи-ка-ци-я, поскольку империя восстанавливается слишком медленно (Михаил Леонтьев, пропагандист)?

Выключим ликующий хор негодяев (про подъем нац. сознания). Однако прислушаемся к скорбному хору дураков: про малоимущих несовершеннолетних, лишенных интересного досуга и бросающихся на кого попало.

Впрочем, почитывающих в Интернете (для чего, согласитесь, малоимущему необходим хотя бы ноутбук) самоучители зверств. Составленные, замечу в скобках, организмом явно не без погон.

Так неужто это неимущий несовершеннолетний с потерянной личной и-ден-ти-фи-ка-ци-ей стоял всю ночь там, на 5-й Красноармейской, под аркой одного из домов, имея при себе дорогую вещь ружье и обладая информацией, что в соседнем кафе компания африканских студентов отмечает какую-то свою очень частную дату?

Так это от мизантропии он, дождавшись, принялся палить в спину незнакомым и практически неразличимым людям? от пробужденного нац. сознания? от низкой культуры и слабой нравственности?

Самодеятельный такой одиночка: ружье нашел на помойке, насчет вечеринки подслушал в метро?

А про день рождения В.И. даже и не знал ничего, просто так совпало?

И вы, В.И., тоже так полагаете? С такой же уверенностью, как в день, когда в подъезде на Лиговке негодяи порезали ножами девочку-мулатку?

Сколько странных было тогда сказано вами слов: дескать, мало ли какой мог быть у негодяев мотив, давайте воздержимся от оценок мотива, совсем не обязательно мотив был такой, как некоторые думают, — не будем делать выводов — не надо нагнетать, — не так все просто, — и город у нас тоже совсем не такой, а преступления по таким мотивам составляют у нас одну десятую процента.

Как если бы в Петербурге убивали в течение года тысячу самых разных девочек. И студентов, независимо от цвета кожи, избивали по 17 тысяч в год. Поскольку царствуют порядок и личный ваш контроль.

Кстати: вы ведь не с потолка, конечно, взяли эту цифру. Вас ею кто-то снабдил. Кто-то такой, между прочим, которому наверняка было известно про вечеринку африканских студентов в кафе "Аполло". И который не наказал милицейскому патрулю проехать лишний раз по тому кварталу.

А кто-то другой преподнес вам на день рождения труп несчастного юноши — чтобы вы запомнили, чей это город, и не выгораживали, когда не просят, тех, кто сильнее вас и кто совершенно в курсе, чего стоит ваш контроль.

И кто и какой поддерживает тут порядок.

Раз уж история дела Хуршеды не раскрыла вам глаза.

Остальным-то запудрила мозги опять-таки образованщина. Одни: ах, не дозрела Россия до суда присяжных, не в состоянии наш человек отличать добро от зла. Другие: да, не дозрела, но в другом смысле — боится отличать добро от зла наш человек, боится, что его за это грохнут. Третьи: дозрела, еще как! Ведь оправдывая злодеев, представители народа тем самым разоблачают профнепригодность следователей да обвинителей.

Но вот ведь какое любопытное обстоятельство. У пишущего, скажем, эти строки — в этом городе (в котором он прожил всю жизнь) полно знакомых. Все, как один, с образованием, с приличным трудовым стажем, в абсолютном большинстве не судимы (пока) и до сих пор исправно (хотя, наверное, напрасно) посещали в положенные дни избирательный участок. То есть компьютер — если бы действительно он составлял списки граждан, из которых отбираются присяжные, — непременно бы заметил хотя бы одного из моих знакомых. Но представьте парадокс: никого! Из ваших тоже, читатель, не правда ли?

Такая, стало быть, у этого компьютера программа. И она же, надо думать, отвечает в каждом конкретном случае на вопросы типа: а судьи кто? а — следователи?

Разве не сугубо официальные чины сразу же после убийства в Юсуповом саду поспешили наклепать прессе на замученную девочку, что она чуть ли не промышляла сбытом наркотиков? Разве не чины же дружно плели про внезапную неприязнь, возникшую к ней у нескольких абсолютно случайных прохожих, — мол, предварительный сговор и расистская идеология полностью исключены?

Это не помогло, дело все-таки раскрутилось, — но, может быть, не стоит удивляться, что следствию не удалось изобличить преступников безупречно?

Мне это почему-то напоминает рассказ (Джека Лондона?) про боксера, которому заплатили, чтобы он проиграл матч, — но симулировать нокаут не получалось: противник бил слишком слабо — и тогда наш продажный персонаж уложил его страшным ударом ниже пояса. В расчете на дисквалификацию. Действительно, ему засчитали поражение, и он разбогател.

Следствие допустило некоторые просчеты, дав присяжным соответствующую зацепку, — и это обернулось для подсудимых большим облегчением.

Город тихонько ахнул. За ним — страна. Не оттого, что жаждали возмездия. То есть кое-кто и жаждал, но, скажем, я стараюсь не забывать, что российская тюрьма — не легче смерти. Ахнули оттого, что из зала суда, вот именно, повеяло театром.

Почему и В.И. осмелилась выразить недоумение, близкое к недовольству.

Думаю, за это и кромсали мерзавцы клинками голову девятилетней Лилиан в подъезде на Лиговке. На этот раз не для личного счастья. А чтобы никто не кривился, не отворачивался, когда мотиву желательно погулять без всего.

А когда их опять якобы не поняли — поставили точку. Вот эту — из помпового ружья. С намеком на бесконечное многоточие. С приветом от своих органов правопорядка.

В 5 утра не убивают. В 5 утра казнят.

Отчего и не найден убийца о. Александра Меня.

17/4/2006

Блюз для Джорджа

Земля перестала вращаться вокруг солнца. Застряла в желобке посредине между зимой и осенью. Сделанные ставки не возвращаются. Не приезжай, Джордж, не приезжай.

Белых ночей больше не будет — одни бесконечные серые дни. Зелень и синева изъяты из оборота вместе с грузинской чачей. По карнизу дома напротив, под окнами второго этажа бежит огромная крыса. Позавчера я чуть не наступил на мертвого воробушка. По телевизору крупным планом — глаза сумасшедшего главсанинструктора. Не приезжай, Джордж, не приезжай.

В Мариинскую больницу доставили очередного азиата с ушибами, с переломами. Найден на улице. Бормочет — напали какие-то в милицейском прикиде. По-вашему — копы, но не заблуждайся, ничего общего.

В СИЗО (это такое место заключения, Джордж) работают с парнем, который должен признаться, что замочил негра. И что не по злобе, а под пиво, как одиночка-хулиган. Должен, значит, обелить репутацию родного города. Чтобы, значит, некоторым неповадно было болтать про здешний Ку-Клукс-Клан — будто он пользуется местными органами буквально как своими.

Такие разговорчики портят нам имидж — якобы мы не толерантные, блин. А мы, блин, толерантные выше крыши: начальство принимает любую валюту, цвет не имеет значения, была бы только тверда. Не приезжай, Джордж, — ну чего ты здесь не видел?

Дама, выгуливая собачку на городском пустыре, ненароком приближается к забору, за которым воинская часть — по-вашему база, но, опять же, не заблуждайся. В полуразложившемся сугробе — полуразложившийся труп солдата, замерзшего три месяца назад. В январе, действительно, мороз стоял сильный. Солдат, наверное, числится в розыске. Интересно, что напишет его маме батяня комбат. Ну же, Джордж, расстегивай молнию на чемодане, вынимай тапочки обратно. Не дури, Джордж.

На день твоего прибытия, конечно, разгонят облака и бомжей, перебьют ворон и собак, договорятся с крысами: чтобы не возникали. Выкрасят подряд все фасады по маршруту кортежа, лицевая стена Новодевичьего монастыря засияет, наконец, укрывая деловых внутри. Разведут, как маленького, Джордж, — разве не противно?