Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего - Константин Романенко

25 октября 10-ю танковую дивизию сменила 7-я пехотная дивизия, прибывшая из Вереи. Уже во время смены начался ураганный огонь противника. На следующий день противник начинал одну атаку за другой, ибо 26 октября на этот участок поступил приказ о немедленном овладении перекрестком дорог и прорыве на Можайск. Наша пехота вступила в бой с совершенно свежей большевистской дальневосточной дивизией… Разгорелись жестокие кровавые бои…

В районе скрещения дорог непрерывно грохотал ураганный огонь советской артиллерии и ракетных установок. Земля дрожала под тяжестью разрывов. Пехотинцы окапывались в грязи и за развалинами домов, создавая узлы сопротивления. Один за другим вступали в бой советские танки. Всю Шелковку можно сравнить с огромной адской кухней… Только 27 октября натиск противника ослабел».

В этом бою немцам пришлось выдержать контратаки 82-й мотострелковой дивизии полковника Г.П. Карамышева. Ожесточенные бои разгорелись в этот период и на Волоколамском направлении, которое обороняла 16-я армия генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского. 23 октября вышли из окружения войска Брянского фронта; начав оборону Тулы, они сорвали попытку Гудериана захватить город, и он вынужден был двинуться в обход его.

«Итоги октябрьских событий, – пишет Василевский, – были очень тяжелы для нас. Армия понесла серьезные потери. Враг продвинулся почти на 250 км… Однако достичь целей, поставленных планом «Тайфун», противнику не удалось… Группа армий «Центр» была вынуждена временно прекратить наступление…»

Появление на фронте свежих советских дивизий не было случайностью. Сталин отдавал себе отчет, что победителем этого сражения станет та сторона, которая своевременно мобилизует свои внутренние резервы. Еще в начале второго немецкого наступления на Москву он принял смелое и ответственное решение. Это произошло в первых числах октября.

Первый секретарь Хабаровского крайкома в годы войны Е.А. Борков свидетельствует: «По аппаратной сверхсекретной связи мне позвонил Сталин… За годы работы на Дальнем Востоке да и в других местах Сталин мне никогда не звонил. Поэтому я был чрезвычайно удивлен, когда услышал в трубке его голос…»

Сталин предложил секретарю краевого комитета партии срочно вылететь в Москву вместе с командующим Особым Дальневосточным фронтом генералом армии Иосифом Родионовичем Апанасенко.

«Прибыли в Москву, – продолжает Борков, – первого или второго октября в полночь. На аэродроме нас ожидали. Посадили в машину и привезли прямо в Кремль… Сопровождающий нас генерал зашел в кабинет доложить о нашем прибытии, тут же возвратился, широко открыл дверь и промолвил: «Товарищ Сталин просит вас зайти».

Хозяин кабинета тепло поздоровался за руку. Поздравил нас с благополучным прибытием и пригласил сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Он сначала не сел, молча ходил по кабинету, остановился против нас и начал разговор: «Наши войска на Западном фронте ведут очень тяжелые оборонительные бои, а на Украине полный разгром… Украинцы вообще плохо себя ведут, многие сдаются в плен, население приветствует немецкие войска».

Небольшая пауза, несколько шагов по кабинету туда и обратно. Сталин снова остановился возле нас и продолжал: «Гитлер начал крупное наступление на Москву. Я вынужден забирать войска с Дальнего Востока. Прошу вас понять и войти в наше положение».

…Сталин не пытался узнать наше мнение, он разложил свои бумаги на столе и, показывая пальцем на сведения о наличных войсках нашего фронта, обращаясь к Апанасенко, начал перечислять номера танковых и механизированных дивизий, артиллерийских полков и других особо важных соединений и частей, которые Апанасенко должен немедленно отгрузить в Москву.

Сталин диктовал, Апанасенко аккуратно записывал, а затем тут же в кабинете, в присутствии хозяина, покуривающего люльку, подписал приказ и отправил зашифрованную телеграмму своему начальнику штаба к немедленному исполнению».

Командующий Особым Дальневосточным фронтом генерал армии Апанасенко получил распоряжение «немедленно отправить восемь полностью укомплектованных и вооруженных дивизий в Москву. Темпы отправки были столь высокими, что войска из лагерей уходили на станции погрузки по тревоге».

Из 19 дивизий, входящих в состав фронта и стоявших на границе Маньчжурии, оккупированной Японией, Апанасенко отправил по приказу Сталина 18. За 1941—1942 годы Особый Дальневосточный фронт перебросил на запад страны 23 стрелковые дивизии и несколько десятков маршевого пополнения. Отправленные в обстановке строгой секретности, они назывались «сибирскими». Это они обеспечили перелом в битве за Москву.

В отличие от его генералов и маршалов, решавших важные задачи на том или ином участке фронта, которые все же были ограничены посильным кругом охватываемых человеческим умом вопросов, Сталин работал на пределе человеческих возможностей. Он замкнул на себе не только ход ведения боевых действий. Он должен был предусмотреть и учесть все: и потребности армии, и возможности тыла. Одновременно с руководством Московской битвой Сталин принимал решительные меры для быстрейшего ввода в действие эвакуированных на восток предприятий.

В конце октября вступала в стадию завершения грандиозная по размаху эвакуация. Английский историк А. Буллок вынужден признать: «Перемещение от десяти до двенадцати миллионов рабочих на восток в условиях неразберихи военного времени и по крайне немногочисленным железнодорожным магистралям, к тому же задыхавшимся от перевозок боевой техники на Запад, не имело аналогов в мировой истории. Никогда прежде не предпринималось чего-либо похожего. Но это было только полдела, ибо вместе с людьми… в восточные регионы СССР были эвакуированы сотни предприятий, сотни тысяч станков, прокатных станов, прессов, молотов, турбин и моторов… 1360 крупных предприятий – в большинстве своем военных… На следующий год производство этих двух видов вооружений превысило германское… достижения русского народа на экономическом фронте при советской системе и под руководством Сталина были потрясающими… ».

К концу октября войска группы армий «Центр» были остановлены на Можайской линии обороны. Операция «Тайфун» захлебнулась. Немаловажным для повышения боеспособности армии в этот момент стало и то, что с наступлением холодов по приказу Ставки в первых числах ноября войска получили зимнее обмундирование – полушубки, ватники и шапки.

Сталин учел опыт войны с Финляндией. Столица оборонялась. Она ощетинилась на своих рубежах, на всех подступах к ее стенам. В немецких отчетах отмечена мощность советской обороны: «Дивизии СС и танковая дивизия… преодолевают полосу врытых в землю огнеметов, с электрическим зажиганием, противотанковые препятствия всех видов… Минные поля, проволочные заграждения, систему дотов, эскарпы и непросматриваемые позиции в лесах… Сильный огонь артиллерии… пулеметов и ракетных установок… (советские) танки были хорошо замаскированы в лесах или в особых подземных ангарах, откуда они неожиданно появляются в виде подвижных дотов, делают несколько выстрелов и исчезают вновь… Своими новыми ракетными установками, которые одним залпом рассеивают на небольшой территории 16 снарядов, большевики пытались запугать наступающих… По ночам еще светятся горящие деревни, окрашивая низкие темные облака в кроваво-красный цвет».

И хотя знаменитые «катюши», или, как называли реактивные установки немцы, «сталинские органы», уже исполняли мелодию предстоявшего берлинского финала войны, германский генеральный штаб еще не терял уверенности в неизбежном успехе. Впрочем, в поражении Сталина не сомневались не только немцы.

Правда, премьер-министр Великобритании проявил осторожность. 24 октября 1941 года Уинстон Черчилль спрашивает начальника английской военной разведки генерал-майора Дэвидсона: «…Каковы, по вашему мнению, шансы на то, что Москва падет еще до зимы? Я сам расцениваю эти шансы 1:1».

Но уже в дни московского наступления командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок тревожно записывал в свой дневник: «Все частные успехи в общем и целом ничего не значат. Группа армий фактически разодрана на части… мы застряли. А между тем русские выигрывают время для пополнения своих разбитых дивизий и усиления обороны, ежели учесть, что в их распоряжении шоссейные и железные дороги вокруг Москвы. Это очень скверно!»

Однако Москва оставалась в осаде, и современники понимали, что течение войны может изменить только Сталин. 4 ноября в Елоховском соборе, в день праздника Казанской Богоматери, состоялась литургия, на которой впервые прозвучало многолетие Сталину. Протодиакон храма Святителя Николая отец Иаков низким, звучным баритоном провозгласил: «Богохранимой стране Российской, властям и воинству ея… и первоверховному Вождю…» И молящиеся вдохновенно грянули: «Многая лета!» В декабре 1941 года в открытом неподалеку от передовой храме в Ельне состоялось молебствие с пожеланием победы советским воинам и провозглашением многолетия вождю всех народов – товарищу Сталину. К нему были обращены взоры и надежды всех слоев населения страны, от него ждали чуда народы оккупированных государств.