Ладонь, расписанная хной - Аниша Бхатиа

идет рядом со мной, наши руки почти соприкасаются.

Каково это — вложить руку в его теплую ладонь?

— Не верю ни единому слову этого бреда про украшения. Напиши, что происходит, как доберешься домой, — шепчет Арнав, наклоняя ко мне голову.

Стоит взглянуть на него, и сердце тает. Впереди торопится Лалит тяжелыми короткими шагами, а в моей голове появляется еще одна неверная мысль: почему у нас с ним нет этого?

У меня и Лалита! И что «это» такое, чего нам так недостает? Связь? Ощущение комфорта от общения? Особое понимание? Наверное, все сразу. И еще многое другое, однако я не смею не то чтобы подбирать этому названия, но даже думать об этом.

Пока мы садимся в машину, я — вперед, Таня — назад, Арнав стоит рядом с дверью, глядя на меня как-то странно. Лалит передает мне свой кошелек, чтобы пристегнуться. Машина трогается, а Арнав продолжает стоять на том же месте, в тени, его отражение в зеркале с каждым мгновением становится меньше.

К счастью, от ресторана до дома Рамы Бу недалеко. Всю поездку Таня сидит с неестественно прямой спиной и почти не отвечает на неловкие попытки Лалита завязать беседу. Я ее не виню, мне бы тоже не хотелось болтать с человеком, который меня отверг. В конце концов Лалит замолкает, и мы втроем в этой выстуженной машине погружаемся в молчание. Потом я замечаю, как Таня осторожно достает из клатча влажную салфетку и делает вид, что чихает в нее, на самом деле стирая помаду. Вот как. Выходит, Рита Чача не знает о ее проделках. Интересно.

Сегодня дороги пустуют, и нам встречаются лишь несколько машин да стаи бродячих собак, роющихся в мусоре. Кажется, город чувствует нашу тревогу и позволяет быстрее добраться до причины, заставившей Таню согласиться сесть со мной в одну машину. В последний раз мы ехали в одной машине, когда нам было по пять лет и папа угощал нас мороженым. Машина принадлежала папе. Все пять минут, что мы провели вместе, мы дрались, за что были, разумеется, наказаны и лишены мороженого. Сейчас мы не деремся, но общий настрой не изменился.

— Лалит, не хочешь зайти на чай? — поворачиваюсь я к нему, когда машина подъехала к древнему, без лифтов дому Рамы Бу.

Правило договорных браков № 100500: никогда не прогоняйте родных мужа, особенно самого мужа, и при каждом удобном случае кормите их, пока не взорвутся.

Если я его не приглашу, мама будет в ужасе.

Однако я замечаю, как за моей спиной замирает Таня. А потом она начинает судорожно махать руками, показывая, что я должна от него избавиться. Что происходит?

Подождите.

Неужели они узнали, что меня пригласили на работу?

Поэтому сейчас все сходят с ума? Да нет, откуда они могли знать. Даже я не успела прочитать ТО письмо, а оно пришло всего пятнадцать минут назад. Не могут же они удаленно просматривать мои сообщения. Или могут?

— Все в порядке, Зоя, уже и правда поздно. Так что, девочки, идите без меня.

Лалит не обнимает и не целует меня перед Таней. Даже не бросает на меня вопросительных взглядов, как сделал бы на его месте другой человек. Да я и не возражаю, потому что костлявый палец Тани уже вонзается мне в спину, побуждая взлететь по лестнице со сверхзвуковой скоростью.

— Прекращай! Ты хочешь, чтобы я свернула себе шею на этих ступенях?

— Господи, да тебя не сдвинуть с места, как Шейлу Бу! Хоть раз в жизни поторопись, Толстуха!

— Ну и беги вперед, раз так торопишься, доска!

Я не успеваю дотянуться до белой кнопки дверного звонка, тяжелая деревянная дверь распахивается, словно к нашим шагам прислушивались, и за порогом показывается Рита Чача, мать Тани.

В гостиной уже собралась вся семья: Ронни Чача, Шейла Бу, Каран, Юви, мама, папа и Рама Бу. Меня охватывает ужас. Все, кого я вижу, хмурятся, меряют шагами комнату или делают и то и другое. Даже дядюшка Балли вздыхает и качает головой. Что-то случилось. Что-то очень серьезное. Я цепляюсь за дверную ручку, второй рукой хватаясь за сумку, нащупывая телефон.

Еще с порога я вижу взлохмаченную Аишу, тихо всхлипывающую на диване в гостиной. Рядом с ней сидит Пельменная Свекровь, неуклюже гладя ее по спине:

— Бита, не надо, в жизни бывает всякое… Забудь, и пойдем домой. Вот молодец.

Аиша продолжает плакать.

— Нет. Пожалуйста, не надо. Хватит с меня его загулов.

О боже, только не это! Только не с моей милой Аишей! Но как такое возможно!

Варун стоит, прислонившись к кремовой стене, и на лице у него написана скука, а не сожаление. И мне тут же хочется ухватить сумку поудобнее и огреть этого смазливого засранца по голове изо всех сил.

Пельменная Свекровь поднимается с дивана, собираясь домой. Она поворачивается к потрясенной Раме Бу, стоящей возле дочери:

— Думаю, надо дать Аише время все обдумать.

— Все кончено, — шепчет Рита Чача нам с Таней, замершим возле дверей. — Аиша требует развода!

— Да, Зоя… — Мама появляется рядом с Ритой, чтобы едва слышно сообщить: — У тебя изменилась дата свадьбы. Она будет не двадцать второго июля, как планировали, а двадцать второго мая.

Мои колени подгибаются, словно после недельной голодовки.

Двадцать второе мая. День, когда я должна прибыть в Нью-Йорк.

Черт побери. А как же иначе.

Телефон подает сигнал. Это Арнав. Я бросаюсь к кухне, она ближе всего к выходу из квартиры. Все думают, что мне захотелось пить, но на самом деле я просто собираюсь прочитать сообщение без посторонних взглядов. Я знаю, что сейчас должна быть возле Аиши и что я — ужасная подруга и сестра, но у меня голова готова взорваться от собственных проблем: замужество, Нью-Йорк и мой босс. У меня просто нет сил на лучшую подругу и ее разрушенную жизнь.

«Рассказывайте».

От этого простого слова у меня разрывается сердце. Я так не могу. Не могу ехать в Нью-Йорк, не могу испытывать к Арнаву эти чувства. Только не сейчас. Я должна поддержать семью и ради нее согласиться на эту свадьбу. Теперь, когда брак Аиши потерпел крах, мне нужно приложить все усилия, чтобы оправдать ожидания родных.

«Правда хотите знать?»

«У меня нехорошее предчувствие. Пожалуйста. Расскажите».

Я сбрасываю камень, давящий на грудь. Я поступлю правильно.

«Моя свадьба перенесена. Я выхожу замуж через месяц, а не через два. Я должна идти. Мне очень жаль».

О чем я жалею? О