Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье

собой, а запершиеся в домах люди, услышав такой шум, зажгли огни. Было очень светло, даже иголку можно было найти. В полночь Император со своим штабом был в Реймсе, а русские полностью разгромлены. Их «ура» очень дорого им обошлось. Наши кирасиры как хотели, рубили их солдат. Если бы во Франции тогда поддержали Императора, союзники были бы полностью разгромлены. Но что делать? Их было в десять раз больше, чем нас. У нас была храбрость, а не сила, и нам пришлось отступить.

Наши неудачи закончились в Фонтенбло. Мы хотели сделать последнее усилие и начать марш на Париж, но было уже слишком поздно. Враг стоял на краю леса, и Париж сдался без сопротивления. Нам нужно было вернуться в Фонтенбло. Императора предали все те люди, которых он так высоко поднял. Они заставили его отречься от престола. Я хотел последовать за ним. Граф Монтион попросил его от моего имени. «Я не могу взять его, он не в моей гвардии. Если бы моя подпись что-то значила, я назначил бы его командиром батальона, но теперь уже слишком поздно». В качестве его охраны ему предоставили 600 человек. Он построил людей и спросил, есть ли добровольцы. Все шагнули вперед, и он был вынужден заставить их вернуться на место. «Я сам выберу, стойте, как стоите». И, проходя вдоль шеренги, он сам выбирал солдата со словами: «Вы пойдете» и так далее, пока не обошел всех. Это заняло много времени. Затем он сказал: «Смотрите, вот они». «Вам нужно еще двадцать, — сказал генерал Дрюо. „Я выберу их“.

После того, как закончил свой выбор, он взял своих офицеров и сержантов и снова вошел во дворец, сказав генералу Дрюо: „После моего отъезда вы отведете мою старую гвардию к Людовику XVIII, в Париж“.

Когда все приготовления были закончены, и экипажи готовы, он в последний раз отдал приказ взять оружие. Когда-то такие блестящие, все его старые воины собрались на большом дворцовом дворе. В сопровождении своего штаба он сошел по ступеням и предстал перед своими „старыми ворчунами“. „Принесите мне моего орла!“ И, взяв его в руки, он в последний раз поцеловал его. О, как трогательно это было! Шеренги застонали, и, признаюсь, я плакал оттого, что мой дорогой Император отправлялся на остров Эльба. Раздался крик: „Теперь мы в руках нового правительства!“ Если бы Париж продержался 24 часа, Франция была бы спасена. Но в то время жители Парижа не умели строить баррикады, они только научились возводить их против собственных сограждан. Нам следовало носить белую кокарду, свою старую я сохранил.

После нескольких состоявшихся у нас в Париже забавных встреч с офицерами союзников, меня вызвал мой брат. „Не уходи, — сказал он мне, — иначе арестуют“. Я обещал ему не делать этого.

И, тем не менее, я часто думал о моем старом хозяине и его жене, которые так хорошо относились ко мне, и мне очень хотелось подробнее разузнать о них. Однажды, получив разрешение моего брата выйти, я отправился в предместье Сен-Антуан, и уже недалеко от Бастилии меня внезапно остановил крепкого сложения человек. Он спросил меня: „Вы — человек, у которого есть знакомые в Куломье, не так ли?“ „Совершенно верно“, — удивился я, — я очень хорошо знал мсье Потье в Куломье». «Значит, вы действительно, мсье Куанье?» — «Да, это я, мсье Муаро,[83] потому что, мне кажется, я тоже вас узнаю. Как поживают мсье и мадам Потье?» — «Очень хорошо. Они думают, что вас убили, и мы часто говорили о вас». — «Однако, вот он я, и, как видите, веселый и здоровый». — «Я вижу, у вас крест». — «Да, мой друг, а также звание капитана. Мы так давно не виделись, вы позволите мне обнять вас?» — «С большим удовольствием. Я еще не оправился от удивления, что снова вижу вас, мой дорогой Куанье. Мы все так долго верили, что вы мертвы. Но где вы остановились?» — «У моего брата, на рынке Агессо». — «Я продаю свою муку пекарю, что на углу этого рынка». — «Мой брат тоже сотрудничает с ним». — «Теперь, когда вы знаете мой адрес, вы должны оказать мне любезность прийти и поужинать со мной сегодня вечером, и тогда мы продолжим разговор». — «С большим удовольствием».

Я пошел не очень поздно, и Муаро рассказал мне, что больше не живет у мсье Потье, у него теперь свое дело. Он заработал на службе в этом доме 60 000, и благодаря своему хорошему поведению, женился на двоюродной сестре мсье Потье. Во время прощания, он с жаром пожал мне руку и сказал: «Ах, как я завтра обрадую их, когда скажу им, что встретил вас!»

Едва он вернулся в Куломье, как сразу помчался к мельнице на лугу. «Что такого необычного случилось, Муаро, что вы так несетесь?» — крикнул ему Потье еще издали, когда увидел его. «Ах, мсье, я нашел мсье Куанье, потерянного ребенка!» — «Что? Что вы сказали?» — «Да, мсье Куанье. Он не погиб, напротив, в полном порядке! Он награжден! Он — капитан!» — «Вы, должно быть, ошибаетесь, он не умеет читать и писать, он не может иметь такой чин. Это, несомненно, другой Куанье, которого вы приняли за нашего». — «Это он, я сразу узнал его по его большому носу, росту и голосу. Он прекрасный солдат. Он сказал мне, что у него три лошади и слуга. Он очень хочет видеть вас. Он сдержал свое слово, потому что он заслужил серебряное ружье, с которым он обещал вернуться, когда он покидал ваш дом». — «Но это просто невероятно! Я потрясен! Я должен сам увидеть его, прежде чем я в это поверю». Затем мсье Потье поведал эту добрую весть мадам, которая тоже была удивлена и счастлива узнать, что Жан Куанье, ее верный слуга, нашелся снова, и что он награжденный офицер, у которого есть слуга и три лошади. «Мы должны отправить за нашим дорогим дитя», — сказала она мужу.

Но войска союзников все еще стояли в Париже, и чтобы уехать из города мне пришлось получить специальное разрешение от префекта полиции. Благодаря вмешательству королевского прокурора, которому он сообщил свои пожелания по этому вопросу, мсье Потье получил согласие, и на следующий день его сын приехал за мной в Париж. Я был очень рад видеть этого молодого человека, который сказал мне: «Меня за вами послали родители. Вот разрешение префекта полиции. Завтра мы поедем в Куломье — и лошади, и слуги — все. Я должен привезти всех, папа