Утраченные звезды - Степан Янченко

Только по предъявлению накладной и пропуска Петр получил разрешение на проезд к складу готовой продукции, где неизменной пирамидой высились заклеенные картонные коробки с макаронами, размеченными по сортам и видам. Петр должен был получить изделия высшего сорта. Его встретил приветливо и ввел в помещение уже знакомый заведующий складом. В складе были еще две молодые женщины — рабочие склада. Они тоже встретили Петра как старого знакомого приветливо, но сдержанно. Заведующий был плотный, но шустрый мужчина средних лет с широкими светлыми под помятую солому бровями, на нем были беретка и помятый халат темно-синего цвета. Он быстро, с показной готовностью совершил все формальности с документами и приказал женщинам отсчитать от пирамиды нужное количество коробок.

Сложив коробки в кузове и пересчитав их в присутствии одной из женщин, Петр закрыл и замкнул фургон, пошел вслед за кладовщиком в его конторку для оформления документов получения макарон и пропуска на вывоз со склада.

Кузьма Силантьевич не спешил отпускать Петра. Прежде, чем оформить документы, он закурил сигарету и стал, вопреки обычной своей торопливости, расспрашивать Петра о том, как ему работается, какие люди в магазине торгуют, а директрису магазина он знает хорошо: деловая женщина, на торговое дело смотрит с умом, знакома со всеми ходами и выходами в торговле. Ну, и Петру Агеевичу должно быть ведомо по торговому смыслу, откуда в торговле, например, получается навар и сколько его перепадает каждому продавцу.

Петр постепенно вслушался в слова Кузьмы Силантьевича, и что-то фальшивое, скрыто-намеренное послышалось в словах кладовщика, хотя в самом голосе этого не проявлялось. Петр внимательно взглянул в глаза Кузьмы, но и в глазах, притененных под соломенными бровями, как под застрехой, никакого замысла не заметил, они у Кузьмы вообще были как посторонние на буроватом лице, жили своей жизнью стороннего, равнодушного созерцателя. Что-то в нем оттренировано, отработано относительно всяких неожиданностей, — подумал Петр и на слова Кузьмы ответил:

— Не знаю, я за нашими продавцами даже такого намека, чтобы погреть руки на общем деле, не замечал. Может, где-то что-то такое и есть, а в нашем магазине нет такого, за что на сто процентов ручаюсь.

Кузьма Силантьевич косовато, вроде как со стороны, внимательно посмотрел на Петра Агеевича, высматривая на его лице отражение наивности или глупости. А в искренность он не верил, как и в честность человека, причастного к торговле, он не только не верил, но считал невозможным бескорыстное пребывание в этой сфере. Торговую сферу он относил к среде, замешанной на сделках, обмане, и вообще на скрытом обкрадывании. Он осторожно, с украдкой улыбнулся и будто бы без задней мысли возразил:

— Предположения такие у тебя от твоей неопытности. Все, о чем ты сказал, легко проверить.

— Каким образом? — насторожился Петр.

Кузьма Силантьевич некоторое время помолчал, два-три раза взглянул на Петра Агеевича, прикидывая в уме, что за человек перед ним, этот Петр Агеевич? И, причислив его к тем людям, которые всегда готовы к тому, чтобы использовать случай поживиться, но хитрят, отбросил сомнение и предосторожность и напрямую сказал:

— А вот так: я тебе дам сверх того, что ты получил, килограмм сто макарон, а ты кому-то отдашь продать без учета, а деньги возьмешь себе. Ну, за продажу дашь четвертую часть продавщице или кому-то другому.

Кузьма Силантьевич устремил на Петра Агеевича прямой, пронизывающий и вместе настороженный взгляд, готовый отпрянуть назад, на заранее подготовленную и проверенную позицию.

Вон оно что, — тотчас разгадал Петр затею завскладом. — Ловушку вознамерился мне устроить, но сам же и попался в нее… Нет, с тобой я не играю в кошки-мышки, не на того нацелился, — и пронзительно посмотрел на завскладом, твердо и категорически сказал:

— Нет, Кузьма Силантьевич, для такого эксперимента поищите другого партнера. А со мной — будем считать, что ты ничего подобного мне не предлагал, а я от тебя ничего такого не слышал. И разойдемся по-доброму, будто меж нами ничего не было.

Онемевший от неожиданного разоблачения Кузьма Силантьевич смотрел на Петра бегающими, испуганными глазами, а по лицу его от крыльев носа ползла злая бледность — действительно, не на того попал, или на очень хитрого попал. Но в следующую минуту он справился со своей растерянностью. Не простой, видать, ты тип. Но меня ты не пройдешь. Я с тобой еще поиграю, — промчалась мысль в его голове, и он наглым тоном проговорил:

— Ты это о чем? Я ведь тоже могу сказать: я от тебя ничего не слышал, и ты мне ничего не предлагал.

Такого провокационного, подлого оборота Петр не ожидал, да и предполагать не мог по своей честности и негрешимости совести. Но сдержал себя, подумав, что, очевидно, лучше будет, если разговор закончить на оборвавшейся ноте. Но завскладом, отдавая накладную, вдруг протянул ему руку, говоря:

— Всего доброго, Петр Агеевич, до следующего приезда, — он еще тешил себя тем, что неудачно или поспешно забросил сеть и что все можно повторить, ежели зайти с другого бока.

У Петра Агеевича не было времени обдумать прощального жеста заведующего складом, он механически подал ему руку и вышел к машине. Всю дорогу на обратном пути в нем кипело чувство возмущения. Его возмутило не то, что сегодня он получил лишнее подтверждение тому, что в нынешнем либеральном обществе все отношения уже стали строиться на воровской основе, а то его возмутило, что именно его заподозрили в возможности втянуть его в орбиту воровских отношений.

Пока он молча разгружал и передавал коробки с макаронами, удивляя Аксану Герасимовну своей рассерженной молчаливостью, у него явилась мысль, что за это время заведующий складом мог позвонить Галине Сидоровне и подсунуть под него какую-нибудь провокационную мину. От такого жулика можно всего ждать. Хотя у таких ворюг все должно быть просчитано, ишь, как он мне ответил насчет того, если я стану его разоблачать, — вертелись мысли в голове Петра. И он решил тотчас пойти к директрисе и обо всем происшедшем с ним рассказать ей.

Галина Сидоровна выслушала его внимательно, потом поднялась, молча подошла к окну, пересмотрела стоящие там в небольших горшочках комнатные фиалки с синими, белыми и чуть розоватыми нежными цветочками, потом потрогала сначала зеленые листочки растений, потом осторожно дотронулась до цветочных лепестков. Петр с недоумением смотрел на нее, теряясь в догадках, отчего она отвернулась от него и молчала и что думала о нем после его рассказа, как после его признания относится к нему, и вообще, будет ли у нее и дальше на будущее доверие к нему, не заподозрит ли чего за ним?

Но вот она повернулась от окна, внимательно взглянула на него и улыбнулась мягкой, доброжелательной улыбкой. Вернувшись к столу, она заговорила:

— Вы, наверно, думаете, Петр Агеевич, что после вашего рассказа я утрачу к вам доверие и переменю отношение?

— А что иначе я могу думать? Вы правильно угадываете мое душевное настроение, — несмело ответил Петр.

— Отбросьте свои сомнения и работайте спокойно: ни я, ни кто-нибудь другой в магазине в вас не имеет никакого сомнения, напротив, все робеют перед вашей честностью и предвзятостью в этом смысле. Поверьте моему слову и, если хотите, моему признанию, — она говорила серьезным тоном, без улыбки и без своей неизменной мягкости, а глаза ее светились все же ласковым блеском.

— Спасибо, Галина Сидоровна, за доверие, за то, что не держите подозрения по отношению ко мне, — с сердечным чувством признательности проговорил Петр и почувствовал душевное облегчение.

К нему вернулось чувство уверенности в том, что в магазине не будет поколеблено доверие к нему за его гражданскую непогрешимость и человеческую честность, которую, оказывается, он берег пуще всего и на которую посягнул заведующий складом макаронной фабрики. И в этот же момент появилась мысль, что очень просто можно потерять самую большую награду, которой человек награждается от рождения, — честность! А другой силы, скрепляющей отношение людей между собой, и нет для праведной жизни. Сейчас Петр еще раз уверился в этом.

— Но на будущее, Петр Агеевич, вам с заведующим складом, с этим Кузьмой, надо быть настороже, теперь от него надо ждать провокации, — продолжала Галина Сидоровна.

— Какой? — усомнился Петр, и это сомнение исходило опять же от его болезненной честности, а честный человек, всегда страдающий детской наивностью, нуждается в защите, в предупреждении, а то и в житейском научении.

— Очень простой, — предупредила Галина Сидоровна из своего опыта, — вам опять-таки придется ездить к этому Кузьме, он и воспользуется моментом, подсунет вам в машину три-четыре ящика макаронов сверх того, что будет указано в накладной, потом шепнет на проходную, вас задержат, якобы, с украденными ящиками. В минуту охрана составит протокол задержания. И потом доказывай, что ты не верблюд.