Память – это ты - Альберт Бертран Бас

готов я к этому или нет. Рядом был только Монтойя, настоявший на том, чтобы проводить меня, и постоянно смотревший на часы – он понимал, что уже слишком поздно для формальных церемоний. Он коротко переговорил с дежурным у входа за кулисы, и тот пропустил нас. Затем отвел меня в одну из маленьких гримерных и попрощался, возвращаясь на свое место. Я остался сидеть перед зеркалом в самых недрах “Мельницы”, у меня за спиной порхали полуодетые танцовщицы.

В противоположном углу кабаре Хлоя и Паскуаль тоже нашли свои места. Раскрасневшаяся Хлоя энергично обмахивалась веером.

– Как ты? Хочешь чего-нибудь?

– Ведро воды, – пошутила она, продолжая изучать интерьер “Мельницы”. – Потрясающе, тебе не кажется? Убранство, цвет, атмосфера… Просто волшебно, правда?

– Надеюсь. Потому что немного волшебства нам не помешает.

Через несколько минут, не успела еще установиться тишина, зал взорвался аплодисментами, встречая местную диву – Прекрасную Дориту.

Лишь беспокойные глаза Полито во всем зале смотрели не на нее. Он быстро окинул взглядом помещение, нашел то, что искал, и встал, но Лолин удержала его:

– Ты куда?

– Увидел старого знакомого. Я сейчас.

– Ты все пропустишь, Поли.

– Не беспокойся… – Полито нагнулся к жене и нежно поцеловал ее. – Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда?

– Что случилось? – подозрительно спросила Лолин. Она настолько же хорошо знала его, насколько сильно любила, и ее женская интуиция забила тревогу.

– Ты и глазом моргнуть не успеешь, как я вернусь.

Полито поспешно ушел, прихватив запасную гитару. Дальнейшее можно считать судьбой, а можно – немолодым толстячком с тонюсенькими, не идущими к лицу усиками. Судя по осаждавшей его подобострастной группке людей, а особенно по бархатному пиджаку с блестками, он здесь работал.

– Поли! – воскликнул он скорее удивленно, чем радостно.

– Как дела, Марио?

– Что ты здесь делаешь?

– Как видишь… Пришел помочь тебе заплатить должок, – сказал Полито с улыбкой, но этого оказалось достаточно, чтобы Марио отослал надоедавших ему просителей и нашел более уединенное место для беседы.

– Что ты затеял? Нельзя вот так появляться и бросаться такими фразами при посторонних.

– Где товар?

– В надежном месте, – буркнул тот, стреляя глазами по сторонам. – Черт, ненавижу это дерьмо. Если они узнают, что это я, я окажусь за решеткой и потеряю работу. А если я потеряю работу, жена меня…

– Никто не узнает, – отрезал Полито.

– Тем лучше для тебя. И скажи старикашке, что больше я ему ничего не должен.

– Сам скажи. Я не работаю ни на него, ни на тебя.

– Сукин сын держит меня за яйца…

– Из его паутины трудно выбраться.

– Насколько я понимаю, ты смог. Какого черта ты вернулся?

– Интересы совпали… Так как мы поступим? – спросил Полито, чтобы закрыть тему.

– Сейчас просто разойдемся. Через несколько минут свет в зале приглушат. Я буду ждать тебя вон там, – он указал на темный угол вдали от сцены, – и умоляю, не задерживайся. Я не собираюсь стоять там с этим дерьмом в руках. Отдам тебе, а дальше сам знаешь, что делать, только быстро и не привлекая внимания.

– Договорились.

– Да, Поли… Время от времени поглядывай вон туда, – Марио кивнул на маленькую лампочку над входом.

– Что там такое?

– Наш швейцар зажигает ее, чтобы предупредить о появлении полиции.

– Черт, вот это система.

– Времена непростые. Итак, на красный – притормози.

– Логично. Спасибо, Марио.

– Не хочу тебя здесь больше видеть.

Марио испарился, Полито остался ждать. Как и было обещано, свет приглушили, а Марио показался в дальнем углу: представление должно было вот-вот начаться.

На одном из последних рядов Хлоя со своим огромным животом радовалась, как девочка. Она завороженно смотрела на сцену и хохотала, слушая, как Прекрасная Дорита исполняет знаменитую песню “Вазелин”. Даже Паскуаль, несмотря на напряжение во всем теле и величайшую настороженность, сумел улыбнуться более-менее естественно. Между ними оставалось свободное кресло. На последних рядах многие так поступали, чтобы сидеть посвободнее.

До чего же я невинна,

не могу никак понять,

для чего мне вазелин

и куда его девать.

Если вам это известно,

вы должны мне объяснить,

если сразу после свадьбы

его нужно применить.

Уверяют все подруги —

кто при муже, кто вдова, —

если смазать вазелином,

не заметишь никогда.

А вчера семья сказала,

что в день свадьбы все равно

вся за раз она ведь в церковь…

не войдет же целиком.

Ну не силой же пихать,

нужно как-то мне схитрить,

я подумаю, как можно

все, что нужно, уместить.[41]

Зал зашелся смехом. Стоя за кулисами, я наблюдал за дивой и понимал: что бы я ни делал, мне до нее далеко. Танцовщицы выбежали на сцену, чтобы эффектно завершить номер. Прекрасная Дорита отдыхала, обмахиваясь веером. Становилось невыносимо жарко. Музыка умолкла, и танцовщицы исчезли под гром аплодисментов и восторженные крики.

– Спасибо! Спасибо всем! Вы потрясающие! – прокричала дива, а на сцену уже поднялся человек в элегантном костюме, чтобы объявить небольшой перерыв.

Элегантный тип уселся за фортепиано и стал совсем не элегантно играть, чтобы скрасить паузу. В этот момент Прекрасная Дорита посмотрела мне прямо в глаза и улыбнулась. Я поверить не мог, что она обратила на меня внимание, и нервно сглотнул.

– Ты, должно быть, Гомер, правда? Вид у тебя такой, будто ты собрался прыгать с моста, – рассмеялась она.

– Да… да, сеньора.

– Сеньора? – переспросила она весело, но с легким неудовольствием. – Значит, я похожа на сеньору?

– Нет-нет. То есть да. Э… нет. – Я истекал потом.

– Виктор просил позаботиться о тебе. У тебя влиятельные друзья… – Разумеется, она говорила о Толстяке, но меня удивила фамильярность, с которой Прекрасная Дорита назвала его по имени.

– Простите. Я просил его не беспокоить вас.

– Не волнуйся. Ты красавчик, так что мне не трудно. – Она подмигнула. – Виктор сказал, ты очень талантлив.

– Так и сказал?

– А что тут такого? Надеюсь, это не одна из его шуточек…

– О! Нет-нет. Просто… Я так понял, что вы меня уже слышали.

– Пока нет, к несчастью. Но надеюсь услышать сегодня. Кстати, Берни сказал, что тебя не нужно представлять публике.

– Да, сеньора.

– Спорное решение, но интригующее. Могу я узнать почему?

– На улице меня никто никогда не представлял, так что… скажем, мне комфортнее сохранять анонимность.

– Хм, эта сцена, к добру ли, к худу, не лучшее место для тех, кто желает сохранять анонимность.

– Я знаю, сеньора… то есть Мария. Спасибо, Мария.

– Берни