Память – это ты - Альберт Бертран Бас

посмешище?

– Вот это гораздо более вероятно, – рассмеялся Полито.

– К счастью, у него есть ты, а уж в том, как быть посмешищем, ты разбираешься, – добавила Лолин.

Мы все вместе вышли из бара и слишком быстро, как по мне, дошли до места. Колени у меня дрожали, а желудок крутило не хуже, чем сияющие крылья “Мельницы” у нас над головами. Я раскаивался, что выпил последнюю рюмку, но меня успокаивало, что Полито психует не меньше моего. Это было заметно по его жестикуляции и срывающемуся голосу, когда он призывал нас не отставать. Этот упрямец тащил на спине чехол с запасной гитарой на случай, если что-то случится с моей. Честное слово, он становился параноиком.

Лолин наслаждалась каждой секундой, и было видно, что она не слишком привыкла бывать где-то еще, кроме таверны Хуанчо. На самом деле никто из нас не привык. Это был особенный вечер, и все мы были немного растеряны. Включая Алисию, которая уцепилась за мою руку, подавленная сутолокой у входа в “Мельницу”.

– Что скажешь? – спросила она, проницательно глядя на меня.

– Скажу, что это несправедливо: я всю жизнь мечтаю сюда попасть, а тебе это удалось за пару месяцев.

– Я везучая, – сказала она, смеясь мне в плечо.

– Везучая и вообще потрясающая. – Эта реплика, хотя и банальная, но справедливая, неизбежно должна была завершиться поцелуем.

Мы прошли под мельничными крыльями, и я поднял взгляд, чтобы еще раз увидеть их. Я хотел запомнить этот момент навсегда. Кто бы мог подумать еще несколько лет назад, что я войду сюда? Потом я глянул на грязный тротуар. Какой-то старик сидел на мятой картонке и играл на старой губной гармонике, чтобы скрасить ожидание людей, стоящих в очереди у входа. Я ностальгически улыбнулся и бросил ему пару монет. У его ног были выложены в длинный ряд недокуренные сигареты. Они были рассортированы по цене, то есть по количеству оставшихся затяжек. Самых длинных хватило бы затяжек на пять или шесть. Так что за пару се́нтимо[40] можно было немного покурить.

Невозможно было не вспомнить, что на таком же тротуаре я и сам тысячу раз сидел и играл для прохожих и их башмаков. Терпел жару и холод, испытывал голод и жажду, страдал от стыда и унижения. На таком же тротуаре я увидел Полито и бросился за ним, чтобы приставить ему нож к горлу. Я будто пересматривал чужую жизнь, не имеющую отношения к моей, и понимал, что мы – всего лишь тени, брошенные и подхваченные капризным ветром. Каким-то образом я смирился с тем, что от меня ничего не зависит. С тем, что успех может привести к провалу, а провал – к успеху. Это был вопрос перспективы, которая, к сожалению, выстраивалась лишь со временем. Может быть, понадобятся годы, чтобы увидеть происходящее под правильным углом. А может, и вся жизнь. То, что должно было произойти, происходило – независимо от моего участия. Но меня этому не учили. И я испытывал дискомфорт, оттого что мой опыт противоречит родительским наставлениям. “Ничто не предрешено”, “Человек сам кузнец своего счастья”. И так оно и есть. Но только если твоя судьба в твоих руках. А мы в то время все были словно подвешены на тонкой ниточке.

– Гомер, сынок! – Нельзя было не узнать голос Монтойи.

– Вы пришли!

– Ну разумеется. А ты что здесь делаешь?

– Вы шутите?

– Шучу? Почему?

– Вы сказали же, что… Прекрасная Дорита… что я могу…

Этот сукин сын расхохотался. Спутница хлопнула его по плечу с ласковым упреком:

– Не смешно, Виктор.

– О, не волнуйся, он шустрый малый. Расплата не заставит себя ждать. Это твои друзья вон там? – спросил Толстяк.

– Да, сеньор.

– Зови их сюда, нечего стоять в очереди. Сегодня особенный вечер.

У Монтойи были забронированы места, и он пригласил нас присоединиться. Женщины были в восторге и на один вечер перестали считать нас бестолочами.

Рядом прошла какая-то беременная со своим спутником. Она была так взволнована, что не заметила, как уронила прямо нам под ноги веер, который тут же поднял кавалер одной медсестры из нашей компании. Он придержал незнакомку за руку, чтобы возвратить его. Та развернулась и устремила на него испепеляющий взгляд зеленых глаз.

– П-простите… вы уронили, – испуганно вымолвил наш друг.

Женщина мгновенно оттаяла и улыбнулась:

– О, вы очень любезны.

– Нельзя задерживаться, – сурово напомнил ей спутник.

– Иду-иду, – отозвалась та, снова взглядывая на нашего друга. – Большое спасибо.

– Не за что, сеньора. – Восхищенный и оробевший, он повернулся к нам: – Видали? Ну и тип при ней.

Я успел заметить только роскошные светлые волосы, хотя любой, кто присмотрелся бы к той паре внимательнее, сказал бы, что они похожи на двух овечек, отбившихся от стада. Или двух партизан-подпольщиков, покинувших лесные укрытия и устремившихся в равнодушный город.

– Ты слишком легко отвлекаешься, – упрекнул мужчина свою спутницу.

– Я же никогда не была в городе. И потом, ты думаешь, мне легко с этим животом?

– Скоро отдохнешь.

– Куда мы идем? У меня такое чувство, что ты тоже не понимаешь, что мы делаем.

– Наш человек сказал нам сесть сзади. Там меньше света.

– И ближе к выходу, если что-то пойдет не так.

Мужчина кивнул, однако лицо его сохраняло напряженное выражение.

– Но все равно, разве не восхитительно? – сказала женщина уже спокойнее, с улыбкой.

– По мне, лучше в лесу – безопаснее.

– А по мне, лучше без живота – удобнее. Но, как видишь… всем приходится с чем-то мириться.

– Скоро это закончится. – Он вздохнул, пытаясь ничего не упустить из виду.

– Но пока не закончилось, можно попросить тебя об одолжении? – сказала она многозначительно.

– Конечно.

– Расслабься. Наслаждайся.

– Мы не отдыхать сюда пришли, Хлоя.

– Я помню, дорогой, – язвительно сказала она. – Но если мы не хотим привлекать к себе внимание, сделай лицо повеселее.

Паскуаль предложил ей руку, как это сделал бы любой обычный муж. И она с готовностью уцепилась за него.

Мы вошли, предводительствуемые Монтойей. Я вытягивал шею, разглядывая зал, который стремительно наполнялся людьми.

– Как себя чувствует артист? – прошептала Алисия, касаясь губами моего уха.

– Трепещу до пальцев ног.

– Знаешь? Мне известна пара надежных способов расслабиться. – Ее пальцы играли расстегнутой пуговицей на моей рубашке.

– Жаль, что ты раньше о них не вспомнила.

– Не расстраивайся. Вся ночь впереди. – Алисия поцеловала меня. Губы у нее были мягкие, теплые и настойчивые.

Мы прошли на свои места, я распрощался со всеми и отправился за кулисы. Оставляя друзей, я почувствовал себя неожиданно одиноким и беззащитным. Словно вдруг понял, что судьба неумолимо надвигается на меня и придется встретить ее,