Утро под Катовице - Николай Александрович Ермаков

раздумья. Да… Плохи наши дела… Полученная от диверсанта информация была безрадостной. Канонада, которую мы вчера приняли за наступление наших, со слов пленного, на самом деле сопровождала крупное успешное наступление финских войск. Всех подробностей он не знал, да и не мог знать, но был совершенно уверен, что фронт частей Красной Армии прорван, так как их группу как раз и отправили через прорыв для совершения разведки и диверсий. Так что очень даже может быть, что между нами и регулярными частями финской армии больше нет никаких советских частей и разделяет нас только расстояние, леса и снега. Перекусив, я поручил Пинегину следить за костром и пленным, а сам лег на лапник с намерением вздремнуть в тепле, справедливо рассудив, что если я буду нужен, то меня найдут. Но планы на отдых оказались несбыточными, так как вскоре вломился Филюк и дал мне банку трофейных консерв и крупный кусок финского же белого хлеба:

Командир приказал Вам быстро поесть, через двадцать минут выступаете!

После недавнего перекуса голод уже не ощущался, но, раз такое дело, я немедленно вскрыл банку, с некоторым разочарованием обнаружив там рисовую кашу с мясом — мне бы предпочтительнее была чистая говядина — но, делать нечего, и, подогрев банку за пять минут, я быстро расправился с содержимым. Потом, надев маскхалат и взяв полный комплект своего снаряжения, я направился к командирскому шалашу, где меня уже дожидался лейтенант в компании четырех рослых бойцов, вооруженных СВТ, уже одетых в трофейные маскировочные костюмы с пятнами крови.

Ковалёв, ты ведь хороший лыжник? — спросил командир, после того, как я доложил о прибытии.

Да, — утвердительно кивнул я.

Так вот, слушай приказ — вот с этими красноармейцами, которые тоже неплохие лыжники, берешь пленного и тащишь его в Питкяранту, ну и документы финские все возьмёшь, — он протянул мне увесистый свёрток, — Тут и мой рапорт. Для ориентировки вот тебе трофейные компас и карта, — закончив передачу мне принадлежностей для ориентирования на местности, он произнес, — Командуй!

Первым делом я записал данные переданных мне в распоряжение бойцов, потом приказал им принести свои шинели, которые они сняли, чтобы надеть маскхалаты. Далее мы вдвоем с Пинегиным вытащили пленного из шалаша, где я натянул на него свою телогрейку, а затем, укутав финна в шинели бойцов, привязал его к волокуше. Я всерьез опасался даже не за здоровье, а за жизнь пленного, так как ему предстояло лежать на морозе несколько часов в неподвижном состоянии. Ещё раз осмотрев бойцов и проверив их снаряжение, дал команду на выдвижение. Спустившись с холма, наш небольшой отряд встал на лыжи и в предутренней темноте отправился в путь по старой лыжне проложенной три дня назад нашим взводом и последние два дня использовавшейся первым отделением для патрулирования в западном направлении. Шли мы колонной по одному с бойцом в передовом дозоре. Лыжня была укатанная, бойцы действительно оказались сильными лыжниками и, часто меняясь у волокуши, у нас получалось поддерживать весьма неплохой темп.

Полученное задание, в общем, несмотря на то, что придется почти весь день переться на лыжах, меня даже несколько обрадовало, так как была перспектива попариться в баньке и переночевать в человеческих условиях, а там, глядишь и вообще могут в городе оставить, поэтому я скользил по лесу в прекрасном настроении, равномерно отталкиваясь палками. Уже через два часа мы сделали привал, в первую очередь для того, чтобы не дать замёрзнуть финну. Запалив костер, мы быстро вскипятили чай, дали горячего напитка финну, выпили сами, прогрели пленного у костра и через сорок минут снова продолжили свой путь. Ещё через час движения, когда солнце поднялось уже достаточно высоко в безоблачном небе, накатанная лыжня кончилась. Вчера именно здесь первое отделение развернулось, направившись назад к кордону, и теперь нам предстояло идти дальше по едва заметной под выпавшим снегом лыжне, заметно снизив скорость движения. Ещё через полчаса, двигаясь первым в основной колонне, я увидел, как идущий в головном дозоре Прохор Ильин внезапно соскочил с лыжни и рухнул в снег. Подав вполголоса команду: «Ложись!», я повторил его маневр и нырнул в сугроб, сняв и отбросив лыжи в сторону, шедшие сзади бойцы также, не медля, последовали моему примеру. Замерев лёжа в снегу, мы несколько минут до рези в глазах вглядывались в окружающий нас сосновый лес, однако противник никак себя не проявлял. Тем временем Прохор, чуть приподнявшись, махнул рукой, подзывая к себе. И как? Как к нему подбираться? Ползком по снегу, или можно добежать, пригнувшись? Немного подумав, я избрал безопасный, хоть и более сложный путь. Вы когда-нибудь пытались ползать по пластунски в рыхлом снегу глубиной хотя бы полметра? Попробуйте. Незабываемые впечатления гарантированы! Примерно так думал я, когда взмокнув от пота, преодолел разделяющее нас расстояние в полсотни метров.

Что тут у тебя? — шёпотом спросил я Ильина, осторожно выглядывая из сугроба рядом с ним.

Лыжня! — он указал рукой вперёд, — Чужая!

Присмотревшись в указанном направлении, я понял, что он имеет ввиду. Впереди, метрах в двадцати от нас, к заметенной снегом лыжне, оставленной нашим взводом при движении в сторону кордона, подходила и сливалась с ней свежая, вероятнее всего, оставленная финнами лыжня. Ещё раз осмотревшись по сторонам, я пришел к выводу, что дальнейшее лежание в снегу не имеет смысла, и, пригнувшись, двинулся вперёд, чтобы рассмотреть следы повнимательнее. Форма оставшихся от лыжных палок выемок, однозначно указывала на движение в сторону Питкяранты. Стало быть, эти следы оставлены финнами или небольшим лыжным подразделением Красной армии, отступившим из зоны боевых действий, что гораздо менее вероятно. В любом случае, при планировании дальнейших действий, необходимо исходить из наихудшего варианта. То есть предполагаем, что это вражеские диверсанты. Как пограничник, я обязан принять меры к преследованию и уничтожению противника. Тут вообще не имеет значения, что их в разы больше, уход от боя со ссылкой на численное преимущество противника является трусостью, за которую в боевой обстановке может быть только одно наказание — расстрел. Нет никаких сомнений, что если я прикажу уйти в сторону, то бойцы обо всем чистосердечно доложат начальству, такой уж тут менталитет. Правда у меня есть приказ доставить пленного, но Бондаренко о приоритете этого задания над обязанностью борьбы с врагами ничего не говорил, то есть, если я покинув с лыжню, смогу мирно добраться до Питкяранты, то меня, не долго думая, отдадут под трибунал, со всеми вытекающими… А впятером у нас, против превосходящих по численности диверсантов, шансов, прямо скажем, очень немного… Куда ни кинь, всюду клин.