Утро под Катовице - Николай Александрович Ермаков

Встретивший нас лейтенант Бондаренко, придирчиво осмотрев мой внешний вид, приказал получить у полевой кухни завтрак, принять пищу во взводной избе и идти на склад для получения довольствия, а я доложил ему о том, что винтовка у меня так и не пристреляна, на что получил ответ, что рядом с городом шум выстрелов может повлечь подъём по тревоге расположенных там частей, так что надо отойти подальше.

Позавтракав в соответствии с распоряжением командира в тесной избе первого взвода, мы с Гришей и другими бойцами уже через двадцать минут прибыли на склад, где под присмотром находившегося здесь Бондаренко, нами занялся Петрович, выдавший каждому сухпай на два дня, три гранаты РГД-33 и положенное количество патронов, здесь сославшись на снайперскую специальность, я смог выбить у старшины добавки и теперь с учётом боеприпасов, полученных ещё в Горьком, у меня теперь было двести тридцать патронов — не бог весть что, конечно, однако Калинин обнадежил, сообщив, что дополнительные боезапас с продуктами уложены ещё и на волокуши, которые мы также потащим с собой.

Когда я, покинув склад, посмотрел на часы, было уже без четверти восемь, и мне пришлось ещё пятнадцать минут топтаться на улице в обществе замкомвзвода Тошбоева, ожидая построение и поёживаясь от забравшегося под одежду стылого ветра, в то время как бойцы заканчивали затариваться на складе. Тошбоев за это время успел рассказать про нашу задачу — пройти по лесам около двадцати километров в восточном направлении, в конечной точке оборудовать кордон, а затем, опираясь на него, приступить к патрулированию дальних тылов армейских частей, воюющих к северу от нас. Ну теперь хоть немного понятно, куда и зачем нас посылают отцы-командиры. Как-то спокойнее на душе стало… А ведь как все хорошо начиналось… Курва! И в животе всё заледенело, стоило лишь представить предстоящие будни в холодных финских лесах. Пся крев! Я в городе хочу остаться, в теплой избе и с финской баней!

Однако долго пребывать в пессимистической меланхолии у меня не получилось, так как прозвучала команда:

Рота в четыре шеренги становись! — и я поспешил занять место на правом фланге взвода за спиной Тошбоева.

Потом, по обыкновению, выступил комиссар, в очередной раз успешно заклеймив агрессивных наймитов мирового империализма. А по окончании его короткой, но пафосной речи, Волков вызвал из строя Бондаренко, который громким, хорошо поставленным командирским голосом доложил:

Первый взвод в составе сорока четырех бойцов и младших командиров, включая прикомандированных снайпера и санитара, к выполнению боевой задачи готов!

После чего, выслушав доклад, командир роты отдал команду:

Приказываю заступить на охрану тылов фронтовых частей Красной Армии! При выполнении задачи неукоснительно соблюдать требования Уставов!

Затем, по команде Бондаренко, взвод повернулся направо и направился на восток, в сторону соснового бора, расположенного за околицей финского городка. Далее, дойдя до опушки, мы, следуя приказам командира, встали на лыжи и тремя походными колоннами, углубились в пока ещё темный предрассветный лес. Как и на вчерашних тренировках, при движении мне было отведено место в середине центральной колонны, впереди меня скользило первое отделение, а сзади двигалось четвертое, в котором каждый боец тащил за собой волокушу с грузом. Шли не спеша, в удобном для меня темпе, останавливаясь каждые два-три километра для выравнивания строя, так как боковые отделения умудрялись то забежать вперёд, то отстать, то уйти в сторону за пределы видимости.

Сосновый бор, по причине почти полного отсутствия подлеска и больших расстояний между деревьями, наверное, более других лесов подходит для лыжных прогулок, и именно по таким местам я любил пробежаться на лыжах в выходной день ТАМ, когда ещё жил в Тюмени. Пара часов физических нагрузок на морозном, пахнущем хвоей воздухе, доставляли мне тогда немалое удовольствие, в значительной степени благодаря тому, что я знал — вскоре вернусь в теплую квартиру, где сидя в глубоком кресле отхлебну ароматного кофе из синей с золотой каймой фарфоровой чашечки.

Здесь же ближайшие перспективы были куда печальнее — до упора тащиться с грузом за плечами, а потом ещё и заниматься обустройством кордона. И это в лучшем случае — если на финских диверсантов не нарвемся. Часа через два, когда солнце, уже окончательно оторвалось от горизонта, сосновый бор закончился и мы вышли к заснеженному, редко поросшему чахлыми деревцами болоту. Тут Бондаренко поменял тягловую силу, поручив тащить волокуши третьему отделению и отправив четвертое на правый фланг. Затем, выставив вокруг три парных поста, построил взвод и проинструктировал:

Болота зимой обычно не промерзают, однако на лыжах пройти можно. Нельзя падать и снимать лыжи. Передовой дозор двигается по одному, с дистанцией пять метров между бойцами, если на лыжне замечено проступание воды, нужно искать обходной путь, — закончив инструктаж, командир выкрикнул мою фамилию, — Ковалев!

Я!

Давай пристреливай винтовку и идём дальше!

Есть!

Получив приказ, я отъехал вдоль болота на триста метров, и, выбрав широкую сосну, ножом вырезал в коре углубление диаметром пять сантиметров, в которое вложил снег и утрамбовал его ладонью. Получилась мишень, хорошо заметная издалека, вполне достаточная для пристрелки. Затем, отойдя на сто метров, два раза выстрелил из лежачего положения. Вернувшись к мишени, я с удовлетворением осмотрел следы от точных попаданий, расположенные в сантиметре друг от друга. Продолжив пристрелку с трехсот метров, я получил не менее обнадёживающий результат, о чем и доложил командиру. Выслушав меня, тот приказал продолжать движение, и взвод тремя колоннами, выйдя на болото, заскользил дальше на восток.

Двигаясь таким образом, по моим прикидкам, отряд до двух часов преодолел около тридцати километров, однако если считать по прямой, то значительно меньше, так как нам приходилось обходить часто встречающиеся скалистые холмы и буреломы. В начале третьего часа взвод перешел по льду речушку шириной в полсотни метров и остановился на привал. Выставив дозоры, командир поручил Тошбоеву организовать разведение костров и прием пищи, а сам, вытащив карту, стал крутится по сторонам, стараясь определить наше местоположение. Дождавшись, пока бойцы разведут четыре костра, по одному на отделение, я сел поближе к огню и поставил греться банку тушёнки, предварительно открыв её ножом, потом нанизал на ветку три куска хлеба и, вытянув руку, стал греть их над костром. Вдруг из памяти выплыло воспоминание, как в Польше я также грел хлеб над костром для Болеславы. Потом перед внутренним взором стали один за другим всплывать лучшие эпизоды нашего танкового путешествия, где эта чудесная девушка была невероятно красивой и желанной. Как же давно это было! От внезапно нахлынувшего отчаяния защипало в носу и на глазах выступили слезы.