Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды - Виктор Некрас

И дрогнула трава от дружного шага всех отроков разом — никто не остался в строю. Ни один.

Шли скорым шагом через лес, той самой тропкой, по которой третьего дня Невзор удирал от стрельцов. На ходу Старые давали отрокам, из которых в войском доме не остался ни один, последние запоздалые наставления:

— Дуриком вперёд не лезьте…

— Для вас в этом бою главное — живыми остаться…

— Пятерых все вместе свалите альбо даже хоть и одного — и то добро…

— Да и литвинов пугнёте…

Остановились на опушке, укрываясь в кустах, в густом чапыжнике. Завязывали луки, тянули из ножен мечи.

Починок уже догорал, но Старые, молча взяв на себя старшинство невеликой сборной ратью, медлили, не хотели лезть наобум, не сведав вражьей силы.

Невзор задумчиво разглядывал на свой щит, когда из кустов рядом с ним высунул голову Урюпа.

— Ты чего остолбел? — весёлым шёпотом спросил он. — Боишься, небось?

— Да нет, — досадливо дёрнул плечом Невзор. — Тут иное…

— Что?

— Я слышал, что настоящие кмети перед первым боем приносят жертву Перуну… — он поднял голову и посмотрел в испуганно расширенные глаза друга.

— Свою кровь, — добавил неслышно возникший рядом Милюта.

Невзор потянул из ножен на поясе короткий обоюдоострый нож, примерился и кольнул себя в руку. Крови не показалось ни капли, и он, закусив губу, надавил сильнее.

Голова Урюпы скрылась в кустах.

— А, упырь тебя заешь! — кровь закапала неожиданно обильно, и Невзор едва успел нагнуться к щиту. Поточив достаточно крови, перетянул предплечье чистым платком. Долго пыхтел и возился, растирая кровь по кожаной обивке щита.

— Тише вы, воропуты, — из чапыжника неслышно вынырнул наставник Ясь. — Всю литву сюда притянете… — он на миг замолк, разглядывая алеющие свежей кровью щиты Невзора и Урюпы — Милюта на кровавую жертву не решился — коротко усмехнулся. — Сами додумались?

Невзор довольно кивнул.

— Молодцы, — процедил Ясь. — Добро хоть хватило ума резать не правую руку, а левую. Дай-ка повязку поправлю, а то и до литвы не добежишь, рудой изойдёшь прямо тут.

— Наставник Ясь… — решился Милюта. — А сколько их?

— Четыре десятка, — наставник затянул потуже узел на повязке Невзора, поправил повязку у Урюпы. — Вот сейчас они от починка на Нарочь пойдут, как раз по этой тропе, тут мы на них и ударим.

Шурша палой прошлогодней листвой и зелёными ветками чапыжника, вои, кмети и отроки быстро растеклись по опушке и засели в ожидании. Место для засады выбирал с умом сам наставник Хмель, и выбрал с умом — ветер дул в их сторону, донося тошнотворные запахи гари, палёной кожи и мяса, горелой шерсти. Отроки старались не думать, чем именно это пахнет, и чьи именно волосы и плоть горели там, в веси.

Ждали.

Сердца колотились, ходили ходуном, дрожали пальцы, потели ладони.

— Наставник Хмель, — Невзору выпало место рядом с одноглазым. — А что, если они тут до завтра останутся?

— Не должны, — одними губами ответил Старый. — Тут время играет против них — в любое время могут вои из Мяделя подойти, а там и полоцкая подмога подтянется. И уйти обратно они тоже не могут — не ради же одной веси они через межу прошли.

— А всё же? — не унимался отрок.

— Тогда ночью нападём, — отрезал наставник и намертво замолк.

Ночью нападать, однако, не пришлось.

Литва шла нестройной кучкой — не опасались. Да и кого им опасаться-то?

Невзор пригляделся. Литвинов он видел впервой: меховые шапки и такие же меховые безрукавки, некрашеные полотняные штаны и кожаные постолы с длинными ремнями-оборами. Волчий и рысий мех. Длинные усы и волосы. Короткие копья, луки из турьего рога, лёгкие топорики. Мечей не было ни у кого. Стало быть, и настоящих кметей — ни одного. К Нарочи шла литовская молодёжь, вчерашние отроки (такие же как и те, что сидели в засаде) — повеселиться выбрались.

Доспехов тоже ни у кого не было. Железных. Около десятка были в стегачах, а трое-четверо — в коярах.

Наставник Ясь негромко цокнул языком — для литвы ещё неслышно, зато его услышала разом вся засада. Медленно поднялись почти три десятка левых рук с луками, послышался равномерный скрип растягиваемых тетив.

Невзор закусил губу — он забыл надеть на пальцы правой руки костяные колечки, и сейчас их больно резала тетива. Но надо было терпеть: будешь сейчас надевать — не поспеешь выстрелить со всеми, стрельнешь раньше — спугнёшь раньше времени.

Отрок коснулся узким гранёным жалом бронебойной стрелы идущего литвина, нащупал середину груди.

— Га! — коротко выдохнул наставник Ясь, и двадцать семь тетив звучно бросили стрелы.

Попали не все. Далеко не все. Кто-то из литвы успел пасть наземь, услышал выкрик Яся, кто-то из отроков и даже воев промахнулся. Однако средь литвы вмиг на дюжину бойцов стало меньше. А потом кривичи с глухим рёвом ринулись из кустов.

Невзор рванул меч из ножен и тоже ринулся следом за всеми, холодея в радостном ужасе того, что сейчас будет. И вновь, как и третьего дня, меч холодным касанием стали успокоил трепещущего отрока, внушил уверенность.

И закрутился косо-ломаный звенящий мечевой бой.

Невзор на миг опешил, попав в стремительную коловерть полосующих воздух нагих клинков, увернулся от одного, поднырнул под другой. От третьего увернуться не вышло — литовский топор врубился в щит, лопнула кожа, треснуло дерево, но щит, щедро напоенный кровью хозяина, выдержал, не подвёл. Невзор нырнул под щит, приподымая нижний край, ударил им литвина под колена, провернулся и рубанул по открытому животу. Лесной воин задохнулся и повалился назад.

И тут всё мгновенно кончилось. Оказалось, что бить больше некого — кривичи победили. Живых не оставляли — незачем. Пусть послужат в вырии погибшим победителям — из семерых воев, которые проводили Испытания, погиб один. И шестеро отроков — средь которых — и Милюта. И все остальные отроки были ранены. Опричь Невзора и Урюпы — на них не было ни царапины. Кровь ли на щитах ли помогла альбо ещё что…

Невзора тошнило в стороне, и Урюпа поддерживал его за плечо, бросая по сторонам свирепые взгляды, печальный из-за погибшего друга и гордый за иного друга, единственного из отроков взявшего чужую жизнь, хотя клинки окровавить сумели все.

Трещал костёр из смолистого сухостоя. По щекам отроков текли слёзы — по такому поводу не возбранялось. Невзор не плакал — стискивая зубы и усмиряя прыгающие губы, неотрывно глядел в пламя костра, пожирающего мёртвую плоть его первых соратников — и Милюты! — и истреблённых ими находников.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});