В Школе Магии Зарежья - Сенкия Сияда

— Сволочь!!! — и, краем глаза узрев кридоя, прибавила быстроты, увлекаемая Ладмиром в зев тоннеля. Кридой, пролетая вслед за нами по пещере по сокращенному маршруту, с размаху налетел на щит, вновь воздвигнутый Мазвием, я заметила, как полыхнуло белым. Судя по длительности вспышки, щит таки был прорван слабовосприимчивым к магии полудемоническим тараном. По счастью, кридоя больше интересовала активная добыча, и трогать бессознательных Акимарха и Аэссиниэля, ставших досягаемыми, он не стал, а целеустремленно ввинтился вслед за нами в коридор.

Побегали мы прилично, я явно сдала все мыслимые школьные марафонские дистанции сразу за несколько студенческих выпусков, да еще и наловчилась на бегу магичить освещение. Ладмир стал замедляться, пока вовсе не остановился. Я в отчаянье обернулась назад и прислушалась, но преследователя не было. То ли мы смогли от него оторваться, то ли ему надоело гоняться за столь прытким тандемом. Поняв это, я чуть расслабилась и, едва ли не показывая язык, как взопревшая собачина, привалилась животом к стене, стараясь отдышаться. Попробуйте-ка побегать в корсете! Но меня сейчас больше занимало другое. Когда дыхание чуть выровнялось, я принялась сбивать каблук о неровный выступ стены.

— Настал... тот... момент, когда мне... уже... не до красоты, — объяснила я в ответ на недоуменно поднятые вампирские брови. Ладмир, постояв секунду в замешательстве, захохотал и, зажав рот рукой, сполз вдоль стены на корточки, но и там продолжал колыхаться в беззвучной трясучке. Я даже приостановилась, с сочувствием глядя на такую неуместную радость — добегался, страстотерпец!

— Только сейчас! — невнятно радовался сам с собой Ладмир и мотал головой.

— Ну, вообще-то не сейчас, раньше. Но тогда нас еще гнал кридой, и мне было несподручно.., — начала рассказ про зашатавшийся каблук, но от моих слов Ладмира так сильно вновь начал распирать смех, что он стукнулся затылком об стену. Не прекращая веселье, выдал «ой!», окончательно сполз на пол, вытянул ноги и, схватившись за затылок, стал смаргивать навернувшиеся от удара и от смеха слезы.

— Я, конечно, все понимаю, нервы расшатанные и все дела, — сочувствующе сказала я, доламывая каблук рукой, — но может быть ты отвлечешься и скажешь, что мы будем делать дальше? Хотя бы где мы?

Ладмир поднял на меня веселый взгляд.

— Я не знаю, бежал наобум. Могу лишь предположить, что Мазвий остался где-то, — он показал пальцем наискось в одну из стен, — там.

У меня вырвался нервный смешок:

— Заблудились в тоннелях вместе с кридоем! Ах да! Как же я забыла! Еще ж и демон один есть, некормленый! — и принялась расшатывать второй каблук, мысленно оплакивая свои погибшие красивые босоножки. — Что это вообще за дурацкое подземелье?! Почему мне на них так везет?!!

— Пойдем, — Ладмир поднялся, — я, кажется, узнаю это место. Вот там — лестница, помнишь? Значит нам сюда.

Ничего, разумеется, я не помнила, но обрадовалась появлению маршрута. А то у меня уже начало возникать такое ощущение, что мы выбирались из темницы не некого безумца останавливать, а кридоя развлекать гонками. Мазвий обряд совершает, мы от полудемона бегаем — все при деле. Идиллия, хвос ей в друзья!

Без каблуков босоножки превратились в гораздо более удобные сандалии, я испытующе попрыгала на месте и почувствовала подъем настроения. Спустя какое-то время мы услышали уже знакомое бормотание и заспешили вперед.

— Вот так-то, — удовлетворенно проговорил Мазвий, — из-под двойного колпака не убежите. Ладно, некогда мне тут пока с вами, пора приступать к следующей части.

Тело Акимарха, плавно покачиваясь, как падающее перышко, опускалось обратно на алтарь. Дорожка сияния, тянущегося от камня к нему, меркла и больше уже не мерцала дивными капельками, до этого словно струящимися плоским ручейком.

— Мазвий, хватит. Прекрати свое зло. Выпусти нас, — непонятно на что уповал Ладмир. Я стояла, сложив руки на груди и угрюмо зыркала исподлобья. Как глупо попались! Завернул нас в щит, как в саван, только колпак защищал скорее не нас от внешнего мира, а мир от нас — тюрьма одним словом, хоть и магическая. Хитрый Мазвий перестраховался, после нашего триумфального появления в кордебалете с кридоем установил ловушку. И при одновременном схлопывании щита ловко вышиб палочку из моих рук, а следом радостно сообщил, что передумал убивать сразу, и решил на досуге распотрошить нас по кусочку, но разобраться с феноменом нашей скорости. Сейчас я жалела, что нам не преподавали хоть какую-нибудь запрещенную магию, с помощью которой даже не боевой маг может убить человека. Похоже, что по-другому этого безумца никак не остановить.

— Все равно кридой сбежал, обряд не завершить, — аргументировал Ладмир.

— Ну и пусть! — огрызнулся Мазвий. — Зато власть над эльфами и людьми уже моя! — и он злодейски хохотнул, хотя заметно было, что он недоволен неполным воплощением своей задумки. Меня захолонуло нехорошее предчувствие.

— Что значит «власть его»? — я пододвинулась ближе к Ладмиру. — Ты же говорил, что для этого нужно, чтобы правители были убиты.

Ладмир перевел усталый и какой-то разом потухший взгляд на замершего на алтаре Акимарха, а потом на меня.

— Они мертвы.

— Как? — я отшатнулась, когда он попытался меня ободряюще приобнять. — А где же... ножи? ...кровь?

— Камень убил их.

Я при этих его словах как-то сразу вспомнила, насколько красиво мерцали капельки на сияющем луче, и уразумела, что так уходила их жизнь. Мертвы... В моей голове не укладывалось, что то, что происходит сейчас — реально, что на моих глазах убили двух человек, что с созданием артефакта власти наступает эпоха хаоса, что мы проиграли, не смогли ничего изменить, предотвратить. Хотя, надо признать, сумятицу мы внесли знатную, зал лежал в руинах горгулий, осколках стен, пола, в воздухе разило горелым. Предотвратить...

Решение пришло ко мне как вспышка. Я подняла голову.

— Ладмир. Мы должны предотвратить это. Задействуй артефакт.

Ладмир медлил, раздумывая, правильно ли он понял мои слова, а потом дико прошипел:

— Ты хоть понимаешь, на что идешь?! — опустив явно непроизнесенное ругательное.

О, я-то как раз понимала это как никто! Понимала, что, возможно, отказываюсь от своего единственного шанса увидеть родителей, вернуть семью. Как я об этом мечтала! Всю жизнь! Не всякий поймет меня.

Да, покинутый родными ребенок рано дичает и учится показывать клычки, но в каждом из таких малышей есть словно бы маленькая шкатулка с сокровищем, которую он хранит и лелеет внутри себя. И, каждый раз ложась спать, приоткрывает коробочку и мысленно заглядывает в мир своей самой великой детской грезы. И иногда, когда ему просто грустно, забивается в темный тесный угол и нежится в его (мира) придуманных событиях, простых в этом, но таких значимых в том, сочиненном, мире, потому что там это происходит с ним. Вот папа работает на дворе с инструментами. Потом он, пряча руки за спиной, просит спеть частушку, а затем дарит добрую самодельную игрушку. Вот мама наливает теплое еще, парное молочко в кружку, ласково треплет по голове; поет колыбельную на ночь... Но даже мечтать не смеет такой вот одинокий ребенок о их исполнении, потому что ТАКОЕ желание несбыточно даже тогда, когда ты сам — маг. Но оно — это желание — дает попасть в страну грез и согревает как-то по-иному, по-особенному, как ничто другое, потому как согревает оно душу. Это такой мир, где личное счастье живет.

Но меня не покидало чувство, что это было бы неправильно призрачно, слишком ложно.

Понимала, что артефакт нестабилен и может «отстрелить» моей силой ровно как и своей в тот раз, ведь «мы с ним — одно целое»! При этом объем отнимаемой силы может превысить весь мой запас и я могу навсегда прекратить заниматься магией из-за непоправимого изменения энергетической структуры, а то и умереть, причем неизвестно, что хуже...

Я живу здесь и сейчас, и этот мир — мой мир, даже если для этого от меня требуется похоронить самую великую грезу, пойти на риск, будет существовать! Будет, как бы пафосно и самонадеянно это ни прозвучало.

— Ты правильно слышал. Мы. Предотвратим. Это.

Мазвий, ненапрасно подозревающий нас в немыслимом коварстве, все это время нервно оглядывался, протирал рукавом покрывающийся лихорадочной испариной лоб, а потом не выдержал и рявкнул:

— Хватит там шушукаться!

Ладмир, не обратив на него внимания, за цепочку медленно извлек из кармана зеленый кулон с плавающими внутри искорками. Я задержала дыхание и, не мигая, глядела, до того ослепительными, притягивающими они мне показались.

— Что? Что это? — заволновался Мазвий и вскричал, пытаясь больше убедить себя, чем нас: — Он же сломан!!

Я с каким-то даже сочувствием подняла на него спокойный взгляд:

— Это у тебя в голове что-то сломано, Мазвий.