Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

Все были заняты делом. Жули занималась с Ажелиной — компаньонкой, которую взял в дом де Санд. Ажелина обучала девочку чтению и манерам. Жана-Пьера укладывали спать, а Лабрю делал настойку. Женька не знала куда приткнуться, поэтому, устав от ожидания и ноющей боли в зубе, решила подняться к Франкону.

В коридоре ее вдруг поймал за руку Эжен.

— Может быть, вы все-таки зайдете взглянуть на мое жилье, госпожа? Как старшему, господин де Санд дал мне отдельную комнату.

— Ты полегче, а то де Санд тебе шею свернет.

— Ничего, Лабрю поправит. Придешь?

— Отстань! У меня зуб болит.

Девушка вырвалась и направилась к Франкону. С Эженом она общалась мало, чтобы лишний раз не провоцировать де Санда. Кроме этого ей самой было уже не до шального нормандца.

Франкон отдыхал у себя в комнате, лежа на кровати и читая книгу. Женька подошла и присела рядом. Франкон знал о предстоящей дуэли, поэтому ее состояние его не удивило.

— У меня перед первым поединком разболелся живот, — признался он. — А это было гораздо хлопотнее, чем зуб.

— Если меня убьют, вы будете вспоминать обо мне, Ален? — спросила фехтовальщица.

— Конечно. Разве вас забудешь?

— Можно я прилягу с вами?

— Зачем?

— Это меня успокоит.

— Хорошо.

Франкон подвинулся, и девушка устроилась рядом. Ей, действительно, стало легче.

Час, которого фехтовальщица ждала с той самой минуты, как покинула злосчастный берег, приближался, но она уже почему-то не находила в нем упоения. Ей было не страшно, но горько, как при плохо проглоченной таблетке анальгина, от вкуса которой першило у основания ее бойкого языка. С бойцовской стороны Женька чувствовала себя в отличной форме, однако, хорошо понимала, что дело здесь не только в фехтовальной выучке, — она могла дрогнуть не перед мастерством графского клинка, а перед силой его голубых пуншевых глаз. Умение проникнуть в чужую душу делало графа настолько сильным, что здесь играла решающую роль вовсе не шпага. Еще фехтовальщица помнила, что если граф убьет ее, то сюжет закончится плохо, и она, согласно условию договора, проиграет Монрею. «Может быть, еще можно что-то изменить?» — малодушно подумала девушка.

— Я вам нравлюсь, Ален? — спросила она Франкона.

— Да, вы своя, — сказал Франкон и ласково похлопал ее по руке.

— А вы бы взяли меня в жены?

— О, нет.

— Почему? Боитесь де Санда?

— Я не такой особенный, как он. Мне нужна тихая гавань, а не стрельбище.

Разговор прервал Лабрю, вошедший в комнату с пузырьком в руке. Мизансцена, которую он застал там, заставила его приподнять брови и слегка приостановиться на пороге.

— Я, кажется, не вовремя? — поклонился он и улыбнулся так, что Женька не могла не смутиться.

— Меня, может быть, скоро убьют, Лабрю, — кое-как попыталась защититься она.

— Да, я тоже так думаю. И убийцей будет господин де Санд. Или господин де Шале?

— Лабрю, прекратите! Ваши дурацкие шуточки меня раздражают!

— Вас раздражают не шуточки, господин де Жано.

— А что?

— Предмет, на который они направлены.

— Я сейчас вас стукну! — вскочила фехтовальщица.

— Выпейте лучше настойку и идите вниз. Господин де Санд уже вернулся.

Женька оттолкнула руку врача с обезболивающей настойкой и побежала в нижнюю залу.

— Ну что? — бросилась она к вошедшему де Санду.

Даниэль сделал знак молчать и провел ее в кабинет.

— Граф принял вызов, — сказал он. — Деретесь завтра в шесть утра.

— … А он… как он? Что-нибудь еще сказал? Какое у него было лицо?

— Ты еще спроси, как он был одет и здоров ли он, — усмехнулся де Санд, присев на стул.

— Даниэль…

— Граф улыбнулся, но с каким-то вывертом. Похоже, он тоже давно хочет тебя повидать. Что с тобой? Тебе плохо?

— Опять заболел зуб.

— Так поехали к цирюльнику!

— Нет-нет, что ты! Я лучше попью настойку.

— Не поможет. Когда сильно болит, надо драть!

Но от цирюльника Женька отказалась, надеясь, что все еще можно поправить, не орошая процесс лечения лишней кровью. Лабрю все-таки заставил ее взять с собой приготовленную настойку. Он налил ее в пузырек и велел несколько раз прополоскать рот на ночь. Фехтовальщица послушалась, и больной зуб ночью не беспокоил. Она выспалась и встала, как обычно, сама, уже привыкнув просыпаться с началом рассвета.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Перед выездом девушка проверила весь костюм, его шнуры, ремни и пуговицы, чтобы быть уверенной, что ее не подведет какая-нибудь мелочь. Мишле она в этот день с собой не брала, а Жильберте сказала, что едет с де Сандом по делам.

— Если я не вернусь, мое имущество заберите себе.

— Как не вернетесь?

— Дело опасное, Жильберта.

— Неужели это…

— Тише. Никто не должен знать. Вы поняли.

— Да, простите, госпожа. Я помолюсь за вас.

Фехтовальщица приехала к де Санду раньше на целый час, но Даниэль тоже уже не спал, был бодр и свеж, словно только что вернулся из отпуска. Узнав, что Женька не завтракала, он заставил ее поесть холодной телятины и выпить немного вина.

— Даниэль, а если… д’Ольсино убьет меня?

— Ну, так что? Девочек еще в Париже достаточно.

— Даниэль!

— А вы прекратите эти бабьи стоны, Жано! Не позорьте свою шпагу и меня, черт возьми! Жакоб, вы приготовили Лабрю мула?

Подъехал де Зенкур, и через десять минут вся четверка выехала за ворота. Никто, как и фехтовальщица, не брал с собой слуг.

Утренние воскресные улицы были малолюдны. Накрапывал мелкий дождь.

— Будет скользко, — покачал головой де Зенкур, — но зато глаза не слепит солнце. Однажды я в такой же день чуть не заполучил клинок в горло.

У него действительно был небольшой шрам на шее.

К павильону де Жанси группа фехтовальщицы прибыла первой, и пока графа не было, де Санд велел де Зенкуру поработать с Женькой в спарринге. Альбер, довольный своим покровительством над господином де Жано, взялся за дело со всей ответственностью. Женька, которой мешали мысли о предстоящей дуэли, срывалась и пропускала простейшие выпады.

— Деритесь, как в классе, — сказал Альбер.

После его команды дело наладилось, девушка увлеклась и некоторое время ничего не замечала. Ее остановил только оклик де Санда, который она услышала будто изнутри себя:

— Жано, они едут!

Фехтовальщица остановилась и стала смотреть, как по тропинке среди деревьев к месту поединка приближаются трое всадников. Один из них был одет в необычный для дуэли, светлый костюм. Перед ним на лошади сидела разряженная в бархат и кружева девочка. Из-под подола роскошного платья выглядывали ноги в узорчатых туфельках, а на голове девочки красовался берет с соколиным перышком. В руках маленькая всадница держала корзиночку с фисташками. Вельможа брал их оттуда, неторопливо жевал и выплевывал скорлупки на сырую дорогу. Всадником этим был граф д’Ольсино, а в девочке Женька с ужасом узнала Люссиль.

Подъехав к группе фехтовальщицы, граф и его секунданты спешились.

— Доброе утро, господа, — улыбнулся д’Ольсино. — Граф д’Ольсино к вашим услугам. Разрешите представить вам моих секундантов. Господин де Таваль, господин де Летанг.

– Жанен де Жано, сударь, — тронула край шляпы фехтовальщица. — Мои секунданты господин де Санд и господин де Зенкур. Господин Лабрю — врач.

— Лекарь? Хм, это что-то новое в правилах дуэлей.

— Это не все.

— Что же еще, господин де Жано?

— Я прошу секундантов не участвовать в поединке и не драться между собой.

— А зачем же они здесь тогда?

— Чтобы свидетельствовать.

— Ну, если секунданты согласны, то…

Обе группы дали слово не вмешиваться, и сдержанно поклонились друг другу. Д’Ольсино продолжал невозмутимо есть фисташки и смотреть на господина де Жано. Он стоял близко, и Женьке снова стало казаться, что она видит свое искаженное отражение в его прозрачных глазах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Все, господин де Жано? — спросил граф.

— Да.

— Вы переменились с тех пор, как мы виделись последний раз, сменили имя, костюм, только вот глаза… Они такие же, как у меня, только другого цвета… В руках у вас шпага… Вы давно фехтуете?