Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

Приезд в дом родителей сначала ознаменовался легким переполохом, вызванным ранением сына. Особенно разволновалась матушка, кружившая вокруг сына, словно птица над вывалившимся из гнезда птенцом.

— Ерунда, сударыня, — отмахнулся Генрих. — Это мы с господином де Жано побаловались немного шпагой в школе у де Санда. Там оказался хороший врач, поэтому меня беспокоит только камзол, который он порвал, когда перевязывал мне плечо. Оставьте, оставьте! Велите лучше подготовить мне другой костюм.

Матушка, мягкая приветливая женщина с теплыми глазами, сразу понравилась Женьке. Ее взгляд и улыбка показались ей искренними. В отличие от нее батюшка Генриха, грузный и малоподвижный мужчина, был весьма спесив. Его медлительные жесты выглядели, как повелительные, и смотрел он на все с суровой критичностью. Узнав о ранении сына, этот немногословный хозяин дома только молча повел бровью.

Генрих представил «Жанена де Жано» и сестрам: старшей Элоизе, — высокой девице с уверенным взглядом и младшей Катрин, — свеженькой девушке лет шестнадцати, похожей на, сбрызнутое водой, комнатное растение. Обе тоже были обеспокоены ранением брата, но не преминули оценивающе взглянуть и на юношу, который стал виновником этого ранения.

Маркиз поменял порванный камзол, и все сели за стол. Старший де Шале дал знак лакею, и обед начался.

— Так вы, значит, занимаетесь у де Санда? — спросил батюшка фехтовальщицу.

— Занимаюсь.

— Хотите добиться зачисления в королевские мушкетеры?

— Хочу.

— Хм, похвально. Я сам в свое время любил подраться, теперь нельзя… Возраст, семья, сын женится.

— Женится?.. На ком?

— На Виолетте де Флер. Прекрасная девушка, отличная родословная, достойное приданное… Мой сын и госпожа де Флер знакомы с детства.

— Но я не люблю Виолетту, батюшка, — сказал Генрих.

— И это хорошо, сын. Браки по любовной прихоти редко бывают крепкими. Что за глупость — жениться в полном бреду?

— Я сам хочу сделать выбор, отец, — не сдавался Генрих. — А если мне не позволят, я уеду в какой-нибудь королевский гарнизон.

— Чтобы показать, насколько вы хороши в новом костюме, как это случилось близ Монпелье? Это ведь там вас чуть не убили во время глупой хвастливой вылазки?

Генрих поморщился, будто вино в его бокале вдруг стало кислым, а господин де Шале начал честить протестантов, на войну с которыми тратятся, как он считал, огромные деньги. Госпожа де Шале пыталась его успокоить и предложить более мирные темы, но суровый супруг не дал ей сказать, пока не выговорился от души. После этого он встал и, не извиняясь, покинул обеденный стол.

— Не обращайте внимания, господин де Жано, — виновато улыбнулась матушка. — Мой муж опасается, что наши протестанты устроят здесь республику, как их единоверцы в Голландии.

Но Женька хорошо понимала, что господин де Шале нервничает не из-за протестантов.

Матушке господин де Жано понравился.

— Я очень рада, что мой сын, наконец, нашел себе приличного друга, — улыбнулась она, — а то этот де Брюс! Знатная фамилия, а икает за столом, как конюх! А граф де Жуа? Он посылал Элоизе совершенно непристойные записки и однажды пытался ухватить за ногу под столом! Помните, Элоиза?

— Да, матушка. Графу потом отрезали ухо и прижгли язык.

— Ох, не говорите об этом! Он хоть и негодник, но страшно подумать!

После обеда Катрин играла на лютне и показывала фехтовальщице вышивки, сделанные в пансионе. Скоро Женьке стало скучновато, и она сказала об этом Генриху.

— Да, я сам здесь частенько зеваю. Мы вернемся сюда вечером, и тогда ты не соскучишься, — шепнул он в ответ.

— Вечером?

— Я проведу тебя со двора, и мы заберемся через окно по веревочной лестнице.

— По веревочной, говоришь?

— Ты согласна?

— Да.

…Забираться по веревочной лестнице с раненой рукой было, более чем неудобно и, если бы не Цезарь, подтягивающий Женьку за обвязанную вокруг талии, веревку, она давно бы свалилась фавориту короля на голову. Это до коликов смешило обоих и сводило всю романтику тайного ночного свидания на нет. Таким же образом залез в комнату и Генрих. Потом Цезарь спустился вниз и повел лошадей на конюшню, в то время как, забравшаяся в окно странная пара валялась на узорном полу и по-детски давилась от хохота.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Почему мы не поехали в дом, который тебе подарил король? — немного успокоившись, спросила фехтовальщица.

— Отец забрал ключи. А что, тебе здесь тоже не нравится?

— Почему? Как раз наоборот. Здесь тепло и больше жизни.

— Да, но здесь она не моя.

Вдруг в коридоре послышались быстрые шаги, и Генрих втолкнул девушку в гардеробную.

— Побудь здесь.

— Вы уже дома, брат? — спросил чей-то женский голос, едва Женька скрылась среди модных костюмов фаворита короля.

— Да, Элоиза.

— Я не видела, как вы зашли.

— Я прошел задними воротами от конюшен. Что-то с лошадью. Я велел заменить подкову.

— Вы спуститесь ужинать?

— Нет. Прикажите принести мне ужин наверх.

— После того, как на вас обратил внимание король, вы стали совсем невыносимы, Генрих. Вы были другим когда-то.

— Я был послушен.

— Мне не нравится этот юноша, этот господин де Жано.

— Почему?

— Вы смотрите на него, как на девушку. Это неприлично. Это скандально!

— А я люблю скандалы. Это единственное средство, которое спасает меня от скуки. Помните, как матушка застала нас когда-то под лестницей?

— Генрих…

Элоиза, сердито шурша юбками, ушла. Генрих засмеялся.

— Они будут еще говорить мне о скандальности! — сказал он Женьке. — Уже забыли, что писали обо мне в памфлетах, когда я стал близок к королю! А теперь им кажется неприличным взгляд, которым я смотрю на вас, господин де Жано!

— Что значит «близок»? — спросила фехтовальщица.

— И вы туда же, Жанна? Наш король слишком благочестив, чтобы претендовать на славу Генриха Третьего.

— Но король… он ревнует вас.

— Конечно! Разве не может быть ревности в простой дружбе?

— А что у вас было с Элоизой под лестницей?

— Мы играли в карты на раздевание.

— И все?

— Вы действительно хотите знать, что было дальше?

— Не хочу.

Женька помолчала, глядя в сторону окна, за которым начинали сгущаться сумерки, потом спросила:

— Где там ваш ужин, сударь? Я есть хочу.

История отношений де Шале с королем и с Элоизой так же, как и история его отношений с Валери, оставалась для фехтовальщицы не ясной, но она не стала ловить в этой темной комнате черную кошку. Она понимала, что цвет этой кошки ей был уже не важен.

Цезарь принес ужин, и оба его участника устроились прямо на полу, бросив на него шелковое покрывало с кровати. Во время ужина Генрих продолжил рассказывать о своей жизни в родительском доме, о страхах детства и опасных шалостях юности. Женька, в свою очередь, похвасталась своими успехами в классе фехтования и проектом «Божья птичка».

— А откуда у тебя деньги? Ты кого-нибудь ограбила? — спросил де Шале.

— Дядюшку.

Фехтовальщица, не жалея красок, рассказала, как посетила родственников. Генрих посмеялся, но когда она снова упомянула о занятиях фехтованием, нахмурился.

— Я не хочу, чтобы ты ездила к де Санду.

— Я езжу не к де Санду, а в класс фехтования.

— Который состоит из дюжины здоровых парней, — не ушел дальше де Санда в своих подозрениях, де Шале.

— Я там тоже не девочка.

— Вот именно! Тебе уже пора быть со мной!

— Я и так с тобой, но я не брошу фехтование.

— Жанна!

— А если ты будешь против, я брошу тебя!

— Только попробуй!

Генрих рассердился, в глазах его сверкнул дикий огонек… Он отбросил в сторону серебряный бокал, схватил Женьку за руку и подтянул к себе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Рана, рана! Мне больно! — вскрикнула девушка.

— У меня тоже рана!

Завязалась борьба, через минуту неотвратимо переросшая в шальные объятия. Затрещала ткань нового камзола… Еще минута, и фехтовальщица уже ничего не хотела знать, кроме нарастающего беспредела требовательных рук, рвущих на ней застежки ее мужского костюма…