Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

На следующий день после полудня были организованы похороны. На них, кроме Жули, Женьки и де Санда присутствовали немногочисленные соседи и Жильберта с детьми. Де Санд, верный себе, торопил священника и могильщиков, чтобы не затягивать прощание.

Женька держала Жули за руку. Девочка слегка всхлипывала и продолжала с испугом смотреть на делового парижского фехтовальщика, который в промежутках между свершением печальной церемонии решал вопросы о продаже комнаты покойной и поиске компаньонки-воспитательницы для ее осиротевшей внучки.

После похорон Женька все-таки съездила на квартиру Аньес и привезла оттуда оставшиеся куклы, однако, увидев их у Жули, де Санд приказал Жакобу побросать кукол в печь.

— Клопов мне хватает и своих, — сказал он. — И еще предупредите вашего Мишле, Жанен, чтобы не пялился так на эту девочку. Если я когда-нибудь увижу какого-нибудь Мишле или Ксавье, вылезающего из окна ее комнаты, то швырну девчонку туда, откуда она явилась, а парня определю на галеры, как вора.

Через день Жули уже обедала с де Сандом за общим столом в чистом платье, новых туфлях и причесанная по дворянской моде. От этого она стала выглядеть взрослей, но совсем не уверенней. Взгляд ее был растерян, а розовый ротик напряжен, будто у нее что-то болело.

Обедали впятером — де Санд, Франкон, Лабрю, Жули и Женька, которая осталась переждать сильный ливень, что разразился сразу после полудня. Де Санд, несмотря на свой дворянский титул, не брезговал присутствием за своим столом обществом безродных, вроде Лабрю или той же Жули. Франкон тоже был дворянином только по отцу, армейскому офицеру, который некогда, как де Санд, осчастливил своей любовью провинциальную горничную. Тем не менее, Даниэль держался с другом лучше, чем с принцами крови. Эти его привычки были по тем временам еще слишком передовыми и вызывали осуждение среди старой аристократии, но фехтовальщик, являясь от природы человеком сильным и независимым, только посмеивался и делал по-своему.

Жули, очутившись в новом положении, страшно смущалась, когда окружающие обращались к ней, как к благородной даме, говорили «госпожа» и кланялись. От этого она мало ела, что очень раздражало де Санда.

— Вы совсем ничего не едите, Жули, — говорил он. — Мне это не нравится. Я не допущу, чтобы вы роняли достоинство этого дома своим чахоточным видом. За вашим здоровьем будет следить господин Лабрю. Я приставлю вам компаньонку. У меня уже есть одна приличная девушка на примете. Она научит вас чтению и привьет вам хорошие манеры. Вы поняли?

Жули кивала и смотрела в стол, стараясь есть, как приказывал де Санд, а когда ей позволили уйти к себе, Женька опять упрекнула Даниэля за его «убийственные методы».

— Не надо жалеть ее, Жано, иначе вы все испортите.

— Это вы испортите и превратите девочку в испуганную серую мышку.

После обеда фехтовальщица поднялась к Жули, приобняла ее за плечи и спросила:

— Чего ты боишься?

— Я не хочу в пансион.

— А чего же ты хочешь?

— Я… я хочу, как вы.

— Что «как я»?

— Можно я посмотрю вашу шпагу?

Женька вынула из ножен шпагу и подала девочке. Та взяла ее, потрогала лезвие, эфес, потом вышла на середину комнаты и подняла оружие в боевую позицию.

— Так? — спросила она.

— Немного выше, — подошла и поправила ее руку фехтовальщица. — Нужно, чтобы кончик клинка был на уровне глаз твоего противника. Да, вот так, но смотри не на клинок, а на цель… Вот теперь коли!

Девочка сделала выпад. Клинок капризно качнулся в ее детской руке.

— Тяжелая, — сказала она.

— Да, рука должна быть сильной. Почему ты не скажешь о своем желании господину де Санду?

— Я не мальчик. Мне никогда не позволят…

— Не позволят? Посмотрим!

Женька немедленно пошла к де Санду и рассказала о том, что произошло. Он расхохотался.

— Да вы что, Жано! Это невозможно! Достаточно того, что вы тут путаете мне карты! Жули будет жить пристойной жизнью! Я не допущу, чтобы клинок рассек ее жизнь, как чью-то дурную голову!

— Но она так точно встала в боевую позицию!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это пока ни о чем не говорит! Вы сами еще не знаете, чего ей будет стоить умение владеть смертельным ударом и чем придется за это заплатить!

— Но дайте ей хотя бы попробовать!

— Что? Попробовать? Да это то же самое, что хлебнуть первый раз крепкого вина!

Тем не менее, де Санд постепенно сдался и поднялся посмотреть на способности Жули. Он вынул из ножен свою шпагу и велел ей защищаться. Фехтовальщик атаковал вполсилы, чтобы девочка могла успеть хоть что-нибудь сообразить. Она соображала довольно быстро и брала защиту в меру своих незрелых силенок. Потом он велел атаковать, и ее детская рука делала выпады, если не точные, то довольно решительные, рассчитанные на поражение. В ее глазах исчез страх, и они заблестели осознанием своего настоящего желания.

По окончании спарринга де Санд задумчиво походил по комнате, потом сказал:

— Да, в ней есть что-то, но это не ее путь. Это не должно быть ее путем! И не смотрите на меня так, Жано. Пусть учится, выходит замуж и рожает детей.

— Вы… вы просто хотите выгодно продать ее богатому женишку!

— А вы хотите убить ее на фехтовальной дорожке!

— Даниэль!..

— Все! Я так решил и больше не хочу говорить об этом! Оставьте девочку в покое. В конце концов, вы сами доверили мне ее жизнь!

Больной зуб

В субботу на перерыве де Санд позвал фехтовальщицу в дом и спросил:

— Как ваша рука, Жано? Я вижу, что вы уже можете работать дагой.

— Могу, а что?

— Мне сказали, граф д’Ольсино в городе.

Женька почувствовала внутри себя легкий укол, но не в сердце, а почему-то в желудке.

— Зачем он в городе?

— Говорят, хочет найти кого-нибудь в пажи.

Женька опять почувствовала укол, но уже не в желудке, а в горле. Она даже кашлянула.

— Сегодня я отвезу ему вызов. Надо воспользоваться его приездом, если вы еще не передумали, — сказал фехтовальщик.

— Не передумала.

— Мы не договорились о втором секунданте. Предлагаю Франкона.

— Я хочу взять де Зенкура.

— Что?.. Вы же не переносите друг друга!

— Да, но я уверена, что он не нарушит законов чести и не проболтается. Я сама поговорю с ним.

— Но дуэль может заставить вас сбросить маску «Жанена де Жано».

— Это уже будет неважно.

Де Санд усмехнулся и велел Жакобу пригласить к нему де Зенкура.

— Это какая-то шутка? — выслушав девушку с тем же удивлением, спросил он. — Почему вы обращаетесь именно ко мне, де Жано?

— Да, вы тоже мне не очень нравитесь, Альбер, — сказала Женька, — но вы отличный фехтовальщик, знаете правила поединков и, главное, никогда не ударите в спину и не предадите. Дело слишком серьезно для того, чтобы я взял в союзники слабого.

Де Зенкур какое-то время молчал, будто все еще ожидал какого-то подвоха, потом кивнул:

— Хорошо, я согласен. Кто ваш противник?

— Граф д’Ольсино.

— Хм, да… Пожалуй, дело, действительно, серьезное. Будет шумок, если вы его свалите.

— Думаете, свалю?

— Попробуйте только этого не сделать, господин де Жано! Я опозорю вас на весь Париж, — пообещал де Зенкур.

После разговора с Альбером де Санд посмотрел на фехтовальщицу и усмехнулся:

— Ну и подходы у вас, Жано? Вам стоит попробовать себя в дипломатии. Так стреножить нашего строптивого де Зенкура!

Кроме де Зенкура Женька предложила взять Лабрю. Де Санд поддержал эту идею, хотя обычно врача на дуэль тогда еще не брали.

После занятий Женька снова осталась в доме фехтовальщика. Они доработали текст вызова, и де Санд сам повез его д’Ольсино. Женька с ним не поехала, она боялась, что сорвется и устроит дуэль прямо в его парижском доме, где он останавливался, когда приезжал в город.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

После отъезда де Санда у фехтовальщицы вдруг заболел зуб, о котором предупреждал ее Лабрю. Врач пообещал сделать ей обезболивающую настойку, и в ожидании облегчения девушка бродила по дому, как привидение.