Деревянная грамота - Далия Трускиновская

Данила держался вместе с Семейкой и Богданом. Тимофей был со старшими он довольно послужил стряпчим конюхом, пора было становиться конюхом задворным. Все надели чистое, кто мог - новое. И ведь странное дело государь Алексей Михайлович, бывало, без всякого шума на конюшни заглядывал, потому что любил аргамаков страстно и даже выбирал, которого изобразить под седлом на своей конной парсуне. Он мог из своих покоев попасть в Аргамачьи конюшни чуть ли не крытыми переходами, пройдя по снегу лишь несколько шагов до ворот, и еще от ворот - столько же.

Но на Масленицу государь являлся торжественно, с царевичем же - и вовсе впервые...

Настал назначенный час - конюхи выстроились в ряд, готовые рухнуть государю в ноги.

- Идет, идет! - послышалось.

Первым за ограду вошел Васенька Голицын - юный и пригожий стольник, любитель лошадей, которого государь обычно и посылал с поручениями на конюшню.

- Все ли готово? - спросил негромко.

- Все, батюшка Василий Васильевич, - как к старшему, обратился к нему дед Акишев. - И кони, и конек, и лукошко.

Лукошко с ломтями усыпанного крупной серой солью хлеба для подкормки стояло у его ног, обутых по такому случаю в новехонькие желтые сапоги.

- Да ладно вам, будет вам! - совсем близко раздался звонкий голос, в котором явственно чувствовалась улыбка. - Куда вы все? Нешто я сам с младенцем не управлюсь?

И за ограду вошел, сопровождаемый всего лишь тремя из приближенных, государь Алексей Михайлович. Он вел за правую ручку старшего сына царевича Алексея Алексеевича. В левой ручке царевич держал игрушечную алебарду немецкой работы - с заостренным древком, с лезвийцем в виде полумесяца по одну сторону, а по другую - с нацеленным вниз изогнутым клыком. Был он темноволос, круглолиц, румян - весь в отца, из тех детишек, что растут крепенькими, как грибы-боровички, на радость всем, кто их даже в первый раз увидит.

Сзади шли Алексей Тимофеевич Лихачев - учитель царевича, любимец государя - боярин Федор Ртищев, последним - дьяк Башмаков. Их окружали молодые бодрые стольники, чтобы и на малом пространстве между дворцом и конюшнями ничей нежелательный взгляд не коснулся государя.

Конюхи дружно поклонились.

- Вот, Алешенька, это твои слуги верные, что ходят за аргамаками, объяснил государь. - Ты аргамаков посмотреть хотел - сейчас их тебе и выведут.

- А где они живут? - спросил мальчик.

- А живут на конюшнях и там едят сенцо да овес, - государь взглядом позвал Голицына. - Васенька, вели, чтобы овса и сена принесли - показать. А скоро мы с тобой, Алешенька, поедем в Коломенское жить, и ты там будешь на своем коньке ездить. Помнишь, я обещал тебе конька подарить?

- Помню, батюшка! - воскликнул малыш.

- Вот он на конюшне уже и стоит.

- Ведите, ведите! - пронесся шепот.

Дед Акишев и второй по старшинству конюх, Тимофей Кондырев, привели потешного конька. В серебряной упряжи он выглядел еще забавнее. По тайному дедову знаку конек стал бить копытцем оземь, встряхивая головой, от чего красиво волновалась длинная, до земли, вороная грива.

Взяв сына подмышки, Алексей Михайлович усадил его в седло. Конька провели взад-вперед и сочли, что этого довольно. Царевича спустили наземь.

- Теперь похвали его, Алешенька, - посоветовал государь. - Награди его, он заслужил, он еще не раз тебя носить будет.

- Поверни ручку ладошкой вверх, государь царевич, - и дед Акишев сам придал нужное положение неопытной ручке. - Ты коньку с ладошки угощение подавай! Он несмышленый, если в пальчиках держать - он и пальчики в пасть заберет, больно будет.

- Вот так, Алешенька, - пришел на помощь и отец.

Опустившись рядом с сыном на корточки с другой стороны и не замечая, что подол шелкового стеганого зипуна, как и край крытой персидским золотным бархатом собольей шубы, разлегся по соломе, царь поддержал детскую ладошку снизу. Смешной конек, не понимая, кто это перед ним, потянулся мордой и осторожно взял с ладошки хлеб.

- Он дышит! - воскликнул Алешенька.

- Как не дышать? Всякая Божья тварь дышит, - сказал на это учитель Алексей Тимофеевич. - Вели, государь, немецких листов купить и в рамки оправить, на стенах у государя царевича повесить, пусть знает, какие твари бывают, а я ему расскажу.

- Добро, - согласился Алексей Михайлович, выпрямляясь. - Скажи мамам, пусть донесут казначее, что я велел купить. Заплати из своих, потом дьяк в расходную книгу впишет и тебе деньги выдаст.

Потом гости отошли к самому забору и Богдаш вывел серого аргамака Лебедя, которого государь уже давно приметил и полюбил. Поклонившись, конюх, не касаясь стремян, взлетел в седло. Лебедь под ним шел рысцой, не сдвигаясь с места, потом кланялся, потом пошел важной выступкой, высоко задирая передние ноги, и все это даже Даниле было в диковинку - приемы обучения лошадей каждый знаток держал при себе, занимался этой наукой без посторонних глаз. Лебедя учили дед Акишев и Озорной, а доверили его показать Богдашу - тот лучше всех в седле смотрелся.

Потом Тимофей Кондырев с сыном Ваней тешили государя тремя аргамаками, выступавшими в лад. Невозможно было понять, как Кондырев отдает им приказание повернуться или разом ударить копытом оземь.

- Каково Голубчик поживает? Не разучился стопами шествовать? - весело спросил Алексей Михайлович у деда Акишева.

- У коней память лучше, чем у иного раба Божия, - отвечал дед. - Мы его после Масленицы учить начнем, к Пасхе будет выступать как надобно медленно и чинно.

Немолодой серый мерин Голубчик был среди коней на особом положении. В Вербное воскресенье на него надевали нарочно сшитую одежду - большой чепрак, покрывавший и шею, а на морду - тряпичную голову с длинными ушами. Преображенный таким образом в осла, он участвовал в шествии от Лобного места к Успенскому собору, имея на себе не кого-нибудь, а самого патриарха с крестом и Евангелием в руках. Из многих коней Голубчик был избран именно за способность к замедленному шагу - и то еще приходилось его дополнительно школить.

После того, как государь с царевичем и со свитой ушли, вся конюшня долго перебирала их слова и поступки.

- Слышали, как младенцу было сказано? Похвали да награди! - говорил каждому дед Акишев. - Вот как царевича-то учат! Мне бы только дожить - я сам бы для него лучшего аргамака выездил!

И понимали конюхи, что не в тех дед годах, чтобы аргамаков выезжать, и не нашлось ни одного, кто хотя бы усмехнулся...

Вдруг дед словно опомнился и поднял обычный шум - коней расседлать, покормить, сбрую сдать, порядок навести! Праздник праздником - а выгребать навоз из конских стойл каждый день полагается!

Но недаром же была Масленица! В самый разгар дедовых нравоучений прибежал за ним гонец - сынок дедовой внучки Татьяны и Родьки Анофриева, Алешенька. Велено ему было звать батьку и прадеда к столу - у Татьяны обед поспел, а блинов баба, встав с утра к плите, напекла на целый стрелецкий полк.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});