Деревянная грамота - Далия Трускиновская

Примерно то же, но не так ловко, проделывал и атаман другой стенки. Ломаясь и словно над самими собой изгаляясь, они сошлись у самой боевой черты.

Томила попытался схватить вражеского атамана за опущенные, будто подвешенные руки, тот их сам вроде и подставил, но скоморох не стал ловить, отступил и вновь приблизился. Тут уж противник захотел поймать его самого. Томила ухмыльнулся,

- А ну, давай! Держи! Хватай! - заорала толпа. Противник не выдержал сделал то, что требовалось - ухватил Томилу за кисти. Скоморох резкл махнул обеими руками назад, а грудью ударил в подставленную грудь. Удар вышел хорош - противник отлетел и чуть не сел на лед.

- Сшибка! Сшибка! - отметили опытные зрители. - А ну, еще!

Это была - первая, а всего полагалось перед началом боя три.

Во второй атаман ямщицкой стенки всю свою тяжесть вложил в толчок и потеснил Томилу. Напоследок же они сшиблись с равной силой - оба отскочили назад и еле удержались на ногах.

- Даешь боя! - грянула толпа, а девки, словно вырвавшись на волю, завизжали с переливами, Стенька даже башкой замотал - до чего пронзительно!

Радость охватила его от этого визга. Он предчувствовал знатную потеху, и счаться прибавляло то обстоятельство, что потехой он мог насладиться не в одиночестве, а вместе с людьми понимающими, включая женок и девок. И снова на ум пришел Вонифатий Калашников - дурень, добровольно покидающий город, где крещеному человеку дана такая прекрасная масленица! В Соликамске-то вспоминать станет, да слезами обольется...

Накры смолкли - накрачей, повинуясь чьей-то команде, выжидал.

Стенки расступились, словно втянули в себя атаманов, и сомкнулись снова. Бойцы стояли сосредоточенные, левым плечом вперед, и ждали сигнала. Его не было довольно долго - и раздался наконец желанный рокот, прозвучали три громких удара.

Стенки стали сходиться - неторопливо, не нарушая строя и соизмеряя свое движение с движением противника, чтобы к боевой черте прийти разом.

Сошлись!

Одновременно взлетели кулаки и опустились тоже одновременно. После чего каждый молотил своего противника, стараясь меж тем не портить строя и не наступать в одиночку.

- Бей, Ногай! Бей в середку! - закричал из второго ряда Томила.

С таким трудом собранное и подготовленное им чело плотно сжатым кулаком врезалось в чело вражьей стенки, но и там не сосунки стояли. Трещалино воинство, получив дружный отпор, уступило вершок...

- Бегут! Бегут! - завопила какая-то чересчур глазастая женка.

- Бегу-у-ут!!! - заорал и Стенька. Ему было все равно, чья стенка одерживает верх - он радовался перемене на поле боя, и только. Но вдруг схлопотал крепкий тычок локтем в бок, удивился и повернул голову - кто это настолько сдурел, чтобы в толпе так больно бить?

Рядом с ним стоял Трещала. Стенька, пробиваясь поближе ко льду, оказался уже в тех рядах, которые занимали приближенные к бойцам лица.

- Наших бьют! - отвечали глазастой женке возмущенные голоса.

- Держи ряд! - заорал Томила. - Плотнее, сволочи!

И побежал задами, чтобы взобраться чуть повыше и увидеть бой сбоку.

Стенка собралась с силами и каким-то отчаянным усилием словно срослась. Это уже не были отдельные люди - это была огромная мощная тварь, чьи конечности вздымались и опускались словно бы без приказа, но одновременно, дружно и хлестко. Удары были страшны, но тварь не ощущала боли - она словено окаменела, до такой стойкости была спаяна, и неподвижные лица бойцов казались сосредоточены, словно у монахов, предавшихся безгласной молитве.

- Бей! Ломи! - вдруг завопил сверху Трещала.

И клин, разученный в таких тяжких трудах, во второй раз мгновенно выдвинулся из ровной стенки, и она вся устремилась на противника острием вперед, не давая ему опомниться.

- Крылья! Не отставать! - надрывался Трещала.

- Отсекай! Отсекай! - голосил рядом с ним невесть откуда взявшийся атаман ямщиков.

Стенька наслаждался всей душой. Бой перешел в то состояние, которое называлось свалкой-сцеплянкой, стенок более не было - были пары бойцов. И не одна рожа уже окрасилась кровью из носа, и не один боец уже, свалившись, откатывался подальше от топчущихся ног. Хотя в стеночном бою ногами драться и не полагалось, тем более - бить лежачего, но в суматохе всякое могло случиться.

- Ах, мать вашу! .. - видя, что лежащих, пожалуй, уже больше, чем стоящих, рыдающим голосом воскликнул ямщицкий атаман. - Что, Трещала, велим накрачею молчать?

- А велим! - Трещала, ловко растолкав народ, сбежал на лед и хлопнул по плечу совсем обалдевшего от собственных усилий Лучку.

Лучка трижды ударил в накры со всей допустимой силой и прекратил игру. Тем самым временно прекращался и бой.

Упавшие вставали, разгорячившиеся утирали лбы. Стенки разошлись, встав, как стояли изначально, хотя обе несколько поредели. После чего неторопливо, даже торжественно сошлись на боевой черте, и бойцы попарно обнялись - раз, другой, третий. Это было необходимое замирение, прощение за удары и возможные увечья.

Те, кто, будучи сбит с ног, отполз в сторонку, уже привели себя в порядок. В большинстве своем они, отерев снегом и уняв кровавые сопли, сейчас возвращались в строй, но некоторые сидели на снегу в бедственном состоянии, держась кто за голову, кто за плечо, и вокруг уже хлопотали старики, умеющие помочь горемыкам.

То время, которое бойцам требовалось для отдыха, честной народ тоже с пользой употребил. Многие принялись биться об заклад. Ямщики показали себя богатырями, Трещалина стенка разочаровала зрителей, но нашлись умники, утверждавшие, что неудачное наступление - одно притворство.

- В этом-то бою Трещала одолеет, - услышал Стенька рядлм с собой. - А вот каков он будет против Одинца?

Это был купец Веретенников. Он как человек, снабдивший бойцов новыми рукавицами, тоже стоял среди знатоков.

- Так ты за Одинца, Тихон Сергеевич? - спросил седобородый румяный дядя. - Тогда тебе с Беляниным нужно бы об заклад биться. Он всегда за Трещалу ставит.

- Так нет же Белянина! - воскликнул Веретенников. - Блины где-то жрет! И Перфишки, сукина сына, нет!

- Рудакова? - прозвенел внезапный и несвоевременный голос.

Стенька ахнул - это напомнил о себе Данилка Менжиков.

- Его, стервеца! - не сообразив, что отвечает невесть кому, возмущенно сказал Веретенников. - Как до дела - так он все пороги обобьет! Как ближе к делу - с собаками не сыщешь!

- Ах, вот ты где! - раздался знакомый голос. - Теперь тебе Рудакова подавай!

К стервецу и сучьему сыну Данилке яростно прибивался скоморох Томила.

- Ты что это вызверился? - удержал его за плечо Веретенников.

- Да Тихон Сергеевич! Лазутчик ведь это, шиш, выведывальщик! Он к Трещале на двор обманом пробрался! Он только и знает высматривать, кто в котором дворе собирается! Он и вокруг "Ленивки" околачивался! Подослали его, Тихон Сергеевич!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});