Что известно реке - Изабель Ибаньез

в свою очередь всегда следила, чтобы по утрам его кофе был горячим. Это было далеко не все, но, по крайней мере, между нами была парочка мелочей, который казались настоящими.

Я встала, отряхнула льняную юбку от песка и направилась в сторону храма, как делала каждое утро после завтрака. Когда я проходила мимо, дядя Рикардо поднял голову и посмотрел на меня.

— Инез, ты почти закончила?

Я старалась сохранить приятный тон. С каждый днем это давалось все труднее и труднее. Я жила в страхе, что он узнает мою тайну. Я едва сдерживала свое горе и гнев в его присутствии.

— Закончила с перерисовкой передней комнаты, детальные эскизы сокровищницы также готовы и уже сделала первый покрас. Осталось добавить деталей.

— Хорошо, — сказал он.

— Рикардо! — позвал Уит.

Дядя застонал в свою чашку с чаем. Раздраженно вздохнув, он встал и потащился к группе туристов. Они все смотрели на него с благоговением, археолог в своей естественной среде обитания: взлохмаченные густые волосы, практичные брюки и потертые сапоги до колен, морщинистое лицо загорело и обветрено от нещадного солнца. В окружении памятников древности он представлял собой весьма эффектный образ, и я сообразила, почему далеко не одна дама начала обмахиваться веером.

Я уже собиралась продолжить путь к храму, когда дядя внезапно развернулся и, топая, вернулся к нам, его лицо стало мрачным. Он обратно опустился на камень, который использовал в качестве импровизированного стула. Из его смуглого кулака торчало два письма.

Любопытство заставило меня задержаться.

— Что это?

Абдулла усмехнулся.

— Приглашение?

Дядя Рикардо заметно обдумывал свой ответ, его хмурый взгляд становился все красноречивее с каждой новой секундой. Если бы кто-то писал его портрет, то выражение лица у него было бы именно такое. Мой дядя в своем самом естественном состоянии.

— Ненавижу, когда ты так самодоволен, — проворчал дядя в ответ.

Я присела на камень.

— От кого приглашение?

— Оно на новогодний бал, который ежегодно организует Шепард, — весело сказал Абдулла. — Ваш дядя никогда его не посещает.

— Почему ты не хочешь сходить? — вклинилась я.

Дядя вздрогнул.

— Потому что, Инез, это значит отлучиться от работы, в то время как кучу всего еще предстоит сделать. Я никогда не объявлю о наших находках, и хотя я доверяю большинству членов нашей команды, я знаю, что наивно полагать, будто бы наше открытие останется незамеченным в течение долгого времени. Необходимо зафиксировать все найденное с надлежащей и непредвзятой объективностью, пока Филы не посетили некомпетентные господа, называющие себя археологами. Идиоты, все они.

Он почти убедил меня. Но я вспомнила его жесткое выражение лица, когда он говорил о папе, вспомнила, как он заставил меня поверить, что оба моих родителя погибли, потерявшись в пустыне.

Моему дяде следовало бы играть в театре. Он бы заработал целое состояние.

— Во время бала здесь никого не будет, — мягко заметил Абдулла, подхватывая нить разговора. — Не забывай, что я буду следить за порядком, так как меня не приглашали.

— Как я и говорил — идиоты, — сказал дядя Рикардо. — Большинство из них — знаменитые расхитители гробниц, крадущие все, что плохо лежит. И я имею в виду все: саркофаги с мумиями, обелиски, сфинксы. Буквально тысячи артефактов. Остались единицы, — сказал мой дядя. — заботящиеся о надлежащем ведении записей; понимающих, необходимость знаний и сохранения прошлого Египта.

— Но поскольку они египтяне, их часто исключают, как и меня, — сказал Абдулла с тихой яростью. — И до тех пор, пока я не потеряю возможность делать исследования, ничего из найденных нами вещей, не будет передано Службе Древностей.

Мое сердце разрывалось от жалости к нему. Предательство моего дяди могло подкосить его.

— Рикардо, — Абдулла протянул руку. — Дай мне это, пожалуйста.

Дядя молча передал второе письмо Абдулле. Тот прочитал его один раз, потом второй.

— Я не понимаю, — сказал Абдулла. — Масперо отменил твой фирман? Но почему?

Лицо дяди исказилось от гнева.

— Подозреваю, что сэр Ивлин имеет к этому непосредственное отношение, этот ублюдок.

— Тебе следует присутствовать на балу, — сказал Абдулла. — И все исправить. Ты знаешь, что поставлено на карту.

— Зази ненавидела каирские приемы, — запротестовал Рикардо.

— Ненавидела, — согласился Абдулла.

— Но она ходила со мной.

Абдулла уже качал головой.

— Мой приезд только усложнит ситуацию. Ты это знаешь.

— Но—

— Я знаю свою сестру, и она сказала бы тебе сходить.

Рикардо застонал.

— Мы можем скрыть—

— Этого будет недостаточно, чтобы одурачить опытного археолога, — Абдулла наклонился вперед, нахмурив брови. — Подумай о том, чего хотела бы Зази, Рикардо.

Мой дядя неверящим взглядом уставился на своего шурина. Но постепенно он сдался под тяжестью спокойной твердости Абдуллы.

— Хорошо, я поеду. После Навидада.

Я как-то совсем запамятовала о приближающемся Рождестве. Мы никогда не праздновали его всей семьей день в день. Мои родители каждый год уезжали в Египет, и мы обменивались подарками после их возвращения. Прошлогодний раз был последним для меня и моего отца. Жаль, что я не знала об этом. Я была замкнута и угрюма, раздраженная тем, что мне в утешение устроили праздник зимой, в то время как все остальные в Буэнос-Айресе праздновали его как положено в декабре, летом.80

Когда папа предложил сыграть партию в шахматы, я отказалась.

Я взяла свои принадлежности и встала, готовясь наконец вернуться к работе. Уит продолжал беседовать с симпатичными туристками, и я старательно избегала смотреть на него.

— Инез, — позвал дядя, когда я проходила мимо. Я остановилась и подняла бровь. Он не отрывал взгляда от своей кружки, его пальцы крепко сжимали ручку. — Завтра, с первыми лучами солнца мы сломаем печать.

Каким-то образом мне удалось сохранить нейтральное выражение лица, словно его близость не вызывала дрожь во всем моем теле. Дядя с любопытством посмотрел на меня, и я переступила с ноги на ногу под его пристальным взглядом. Меж его бровей появилась резкая линия. Мне показалось, что отсутствие у меня реакции смутило его, учитывая, как долго и упорно я уговаривала его позволить мне присоединиться к команде.

Я заставила себя улыбнуться, пытаясь скрыть правду.

К тому времени, как гробницу откроют, меня уже давно не будет.

* * *

Уит нашел меня несколько часов спустя, сгорбившейся над альбомом, старательно вырисовывающей детали шкатулки, инкрустированной жемчугом и бирюзой. Он стоял позади меня, наблюдая за работой.

— Ты сделала ее слишком большой, — прокомментировал он.

Я повернулась и посмотрела на него.

— Нет, не сделала.

— Почему ты хмуришься?

— Я не хмурюсь, — сказала я, ненавидя подвох в своем голосе. — Почему ты не со своими новыми друзьями?

— Они, увы, уехали, — сказал он. — Но они передали письмо для тебя. Оно от некого