Что известно реке - Изабель Ибаньез

предметы искусства с их родного места, но понимала, что мой дядя поступил бы гораздо хуже. По крайней мере, эти предметы будут подальше от его рук, а мама будет мной гордиться. Мой взгляд скользил по сотням сверкающих артефактов, заполняющих каждый угол и каждую поверхность комнаты, пока мой взгляд не задержался на голубой фигурке аспида размером примерно с мою ладонь. Я присмотрелась к замысловатой резьбе и узнала в уникальном лазурном оттенке древнеегипетский фаянс78.

Изучая ядовитую змею, я вспомнила Шекспира.

— Что ж, маленький убийца, перережь/ Своими острыми зубами узел/ Который так запутала судьба/ Ну, разозлись, глупышка, и кусай,79 — пробормотала я.

По моим рукам побежали мурашки. Если верить легендам и римским историкам, Клеопатра умерла от укуса змеи. Казалось, такая статуэтка обязана была находиться в ее усыпальнице. Я быстро нарисовала фаянсового аспида.

Закончив, я захлопнула альбом. Мое внимание вернулось к статуэтке, и я с неспешной осторожностью провела указательным пальцем по его голове. Магия запульсировала вокруг меня, и я отдернула руку.

Слишком поздно. Воспоминание уже поглотило меня, давая понять, что я обнаружила очередную вещицу, которой коснулись чары Клеопатры. Она стояла, сгорбившись, слезы текли по ее щекам, она кричала от ужаса и боли.

В отчаянии.

Она рыдала так, словно кто-то умер.

По моим рукам побежали мурашки. Неужели я стала свидетельницей момента, когда она узнала о смерти Антония? Клеопатра рухнула на пол и стала бить себя кулаками в грудь.

Тяжесть ее горя обрушилась на меня. Я задыхалась, пытаясь освободиться, и через секунду пришла в себя. Тихая передняя комната, блокнот с набросками на коленях. Пальцы были в пятнах, и я делала прерывистые вздохи, которые разрывали мои легкие.

Не задумываясь, я бросила платок на змею, чтобы быть как можно дальше от нее. Я не хотела снова испытывать ее боль. Она была настолько сильной, будто в меня вонзили нож.

— Как продвигается работа?

У меня вырвался громкий вздох, и моя рука, словно сама собой, схватилась за сердце. Я подняла голову и увидела возвышающегося надо мной Уита, бережно переносящего гору свитков в небольшом деревянном ящике. Его взгляд остановился на альбоме, лежащем на моих коленях, и платке, расстеленном на полу у моих ног.

— Кто-нибудь говорил тебе, что подкрадываться к кому-то — отвратительно невежливо?

Он бросил на меня недоверчивый взгляд.

— У военных это поощряется.

— А мы на войне? Понятия не имела.

— Британия воюет со всеми, — он начал уходить, но притормозил. — Красивый платок.

— Gracias.

Уит ушел, присоединившись к моему дяде с Абдуллой в соседней комнате. У меня сердце стучало в горле. Заподозрил ли он что-то? Вспомнил ли он, что платок принадлежал моей матери? Я встряхнула головой, отгоняя от себя тревожные мысли. Он не похвалил бы его, если бы узнал. Я медленно выдохнула. Осторожно вытащив из-под платка уменьшенного аспида, я засунула его в сумку. Затем окинула взглядом сотни артефактов в комнате.

Мне предстояло проделать огромную работу.

* * *

Той ночью, я передала матери двадцать девять бесценных статуэток. Она взяла каждую и бережно завернула их в другой шарф, а затем засунула в большую кожаную сумку.

Я облизала пересохшие губы.

— Там еще сотни. Я едва справилась с задачей.

— Небольшая помощь — уже помощь, Инез, — пробормотала она. — Мы поступаем правильно, — она сжала губы. — Даже если это кажется неправильным. Я бы предпочла оставить исторические объекты на их местах. Мне не нравится то, что я попросила тебя сделать.

— Мне тоже, — сказала я, надежда теплилась в моей груди. Возможно, она передумает. Должен же быть другой способ помешать дяде—

— Помни, у тебя есть время до Навидада, чтобы вынести все возможное. Тебе удалось уменьшить какой-нибудь свиток?

Я кивнула и она, поцеловав меня в щеку, вернулась тем же путем, что и пришла — по узкой тропинке, ведущей куда-то за храм.

Ее слова должны были успокоить меня. Она не хотела тревожить гробницу больше меня. Это должно было помочь — знание, что мы чувствуем одно и то же, что мы на одной стороне. Но, наблюдая, как она исчезает во тьме, я не могла избавиться от мучительного чувства, что делаю все еще хуже.

Для всех нас.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Две недели спустя гробница так и не была открыта. После очередного обсуждения в штабе, Абдулла и Рикардо решили сначала все задокументировать, а только потом разрушать печать. Команда землекопов продолжала трудиться под Киоском Траяна, медленно, но верно, продвигаясь под храм Исиды. Под нашими ногами был настоящий лабиринт, и Уит больше всего времени проводил там, помогая пробираться через каждую комнату. Когда в его руках не было мешка с порохом, его можно было найти рядом со мной в передней комнате, скрупулезно вносящим артефакт за артефактом в толстый журнал в кожаном переплете, разительно отличающийся от того альбома, в котором я делала наброски. Казалось, он интересовался артефактами не меньше Абдуллы и моего дяди, и постоянно осматривал комнату, будто бы искал что-то конкретное. А если так оно и было, то он никогда не говорил мне, что именно пытается найти.

Даже Айседору привлекли к этой кропотливой работе, но она никогда не жаловалась на монотонность. Иногда она приходила вперед меня, склонялась над блокнотом и тщательно записывала каждый артефакт своей секции.

Дни тянулись медленно. Уит работал рядом, но стоило ему скрыться в соседней комнате, как я доставала платок и уменьшала все, что переливалось камнями или было сделано из золота.

Это была, безусловно, худшая часть моего дня.

Но стоило дяде Рикардо пройти мимо, оценивающе оглядывая богатства, мое чувство вины ослабевало. Он поднял несколько украшений, усыпанных драгоценными камнями, и у меня сжался живот от мысли, не прикидывает ли он стоимость. К счастью, Абдулла поймал его на этом и отругал за его глупость.

За едой всегда шла оживленная беседа, Абдулла развлекал нас рассказами о своих детях и внуках. А после мы с мамой встречались на берегу реки, скрываясь за высокими кустами папируса. За две недели мне удалось уменьшить около двухсот артефактов. Я старалась выносить те предметы, которые не были задокументированы или которые легко было упустить из-за их местонахождения или размера.

Но я все равно нервничала и не могла скрыть своего волнения от мамы. Я протянула ей вещи, которые уменьшила за день, питая глубокую ненависть к себе, и она поймала меня за руку.

— Что случилось? — спросила она.

Я и забыла, что она видит меня насквозь.

— Я