Катастрофа - Сергей Протасов

Два разных человека, сплетенные общей судьбой. Женщина и мужчина. Он – пытается смотреть вперед, мечтает о чем-то в будущем, работает на это будущее и готов жить своей мечтой, не замечая сегодняшних неудобств. Она – живет сегодня и видит свое будущее в сегодняшнем Германе, который живет в завтрашнем дне. Но у них было и много общего. Понятие нравственности не раз обсуждалось ими, и их взгляды совпадали. Они оба принципиально берегли себя до свадьбы. Впервые они познали противоположный пол друг с другом, поклялись никогда не изменять и не изменяли до сих пор. Понятие личной чести, вытекающее из нравственности, было четко принято обоими.

Именно в силу близости характеров они молча смотрели друг на друга. Чем больше у людей общего, тем меньше возникает лишних, необязательных и неудобных вопросов. Таня подумала: «Понимает ли он, насколько мне трудно? Понимает, конечно!» Герман подумал: «Понимает ли она, что убеждения нельзя продавать? Разумеется, понимает!» Она смотрела на него снизу вверх огромными мокрыми зелеными глазами, как беспомощный ребенок на всесильного родителя, и он сжался внутри от этой невыносимой ответственности. Сглотнув подкативший к горлу ком, он прошептал:

– Я обязательно что-нибудь придумаю, родная.

– Я верю в тебя.

                                            7

Через две недели после того, как Таню уволили с работы, Герман уже заходил в знакомую дверь фонда «Открытая история». Он страшно волновался, настроив себя, что должен относиться к встрече как к самому важному событию в жизни, и только и думал, как не показать своего волнения, но чем больше об этом думал, тем труднее получалось сдерживать дрожь в руках и предательскую испарину. Сегодня его длинную, худую и нескладную фигуру облегал строгий, почти новый шерстяной костюм, оставшийся с выпускного вечера. Белая рубашка подчеркивала черные волосы и черные глаза. Таня пошутила с утра: мол, в таком виде и на похороны не стыдно показаться, но Герман тогда шутку не оценил, а толкая тяжелую железную дверь, вспомнил, повеселел и почему-то несколько успокоился.

Секретарша была другая, но такая же. Над поверхностью одного из опасных кресел-ловушек торчала голова провалившегося в него господина. Герман улыбнулся и отрапортовал:

– Талинский.

Секретарша сверилась с ежедневником, кивнула и указала на свободное кресло: «Присаживайтесь».

Герман встретился глазами с утонувшим и проследовал к витрине. Очень жарко в костюме, но снимать пиджак никак нельзя. Он набрал из кулера воды в пластиковый стаканчик, выпил и принялся рассматривать экспонаты. Книги выглядели впечатляюще красочно и дорого, но брать их в руки не хотелось. Что-то было в них бездушное, отталкивающее, искусственное. Как и во всей приемной, секретарше и даже в кабинете вместе с его хозяйкой. Словно он только приоткрыл завесу, тайком заглянул в другой мир, туда, где живут другие люди, с другими ценностями и по другим правилам. Где только внешне все как в привычном Герману мире, но на самом деле все иначе. Слегка приоткрыл, и оттуда повеяло могильным холодом. А может быть, это были просто галлюцинации взвинченного до крайности мозга. Ничего определенного. Секретарша подняла трубку и выкликнула: «Герман Сергеевич, вас ждут».

– Ну, здравствуйте Герман Сергеевич, – с места вальяжно протянула Лариса Николаевна и сменила позу в своем директорском кресле. Сегодня она была одета строго официально. – Присаживайтесь.

– Добрый день, Лариса Николаевна, – Герман решил быть сдержанным, четким и следить за каждым своим словом. – Благодарю.

– Не за что благодарить. Это я должна вас благодарить. Когда спонсор узнал, что в сборнике не будет новых документов, он ограничил финансирование, а мы-то уже потратились. Так что, получается, вы нам должны, будем пока работать в убыток, то есть дофинансировать за счет других проектов. Но пусть вас это не тревожит, всего три с небольшим миллиона. Для наших оборотов не страшно. Чепуха! Мы можем подождать, пока вы отдадите. Вам они не нужны, заказчик их вернул себе.

Герман налился краской, как помидор, и молча кивнул, давая понять, что все слышит и юмор оценил. Не сказать, чтобы он напугался, но все равно как-то неприятно. Никто не заставлял их подписываться за него под эксклюзивные материалы. Но говорить об этом не имело смысла, Вилкова сама все знает. Он внимательно смотрел на нее и понял, в чем заключается странность ее взгляда: левый глаз у нее слегка косил. «Современная ведьма, – подумал он, – хранительница ключей от потустороннего мира».

– Интересный вы человек, Герман Сергеевич, – вдруг тихо, как будто с пришепетыванием, продолжала она, не моргая, с любопытством глядя на собеседника и даже подперев слегка подбородок сложенными домиком руками. – Живете с родителями жены. Факт! В квартире жилой площадью двадцать два квадратных метра и кухней шесть метров вчетвером. Кошмар! На птичьих правах, можно сказать. Работаете много, а зарабатываете мало. Жена с недавних пор не работает, занимает с вашего одобрения деньги у своих родителей, а вы делаете вид, что вас это не касается. Или по вашему поручению занимает? Шучу, шучу. Стыдно должно быть? Науку вашу срезали, из преподавателей, скорее всего, тоже попросят. Они такие, уж я их знаю всех! Между нами, на работу сейчас, когда везде сокращения, устроиться совсем не просто. Скоро ваша маленькая молодая семья останется совсем без денег, бесценный Герман Сергеевич. По-моему, это роскошь – в данных условиях морализировать и отказываться от супервыгодного предложения ради тайн государства, которое не хочет обеспечить преподавателя вуза мало-мальски нормальной зарплатой. Что мне с вами делать-то?

«Бум-бум-бум», – отдавались в ушах Германа удары сердца. Вся кровь бросилась в голову, и, казалось, он сейчас «поплывет» и потеряет сознание. Спина вспотела. Отвращение, недоумение, но в основном бешеный гнев вопили в нем, срывая горло: «Заткнись! Закрой рот! Это не твое дело, не лезь! Не сметь! Сгинь, ведьма, изыди, пропади!» С середины выступления голос Ларисы Николаевны плавно отделился от нее и стал доноситься откуда-то сверху. Он стиснул зубы и решил дождаться развязки.

– Молчите? Понимаю, сказать-то нечего. А и не говорите ничего. Не надо. Слушайте, – голос стал постепенно воссоединяться с костлявым телом Ларисы Николаевны и обретать твердость. – Предложение украсть секретные материалы – это была обычная проверка на вшивость. Вы ее прошли. Вы устояли, но понервничали. Не смертельно, мы всегда так делаем. Отклонение вашей диссертации – тоже испытание из того же плана. Моя работа! Кроме того, мы проверяли вас, ваших родственников и родственников вашей жены по всем базам, сетям, через знакомых и друзей. Да, чуть не упустила, Таню, кстати, уволили тоже по нашему приказу. Да! Подумайте, ну в самом деле, не место ей в общепите или где она там работала, не помню. Верно же? У меня есть полное досье на вас, включая информацию, которую вы, возможно, давно забыли, и ту, которую наверняка хотели бы забыть. Теперь мне понятно, – она достала из ящика стола толстую папку-скоросшиватель и бухнула ее перед собой на стол, – что вы человек честный, надежный, достаточно стрессоустойчивый, а то, что вы человек не глупый и талантливый, мне было понятно уже давно. Кофейку не желаете? Отказываться от предложения будущего коллеги невежливо.

Герман кивнул, а директорша-ведьма продолжала:

– Мы хотим предложить вам работу в нашем институте, фонд – это так, прикрытие, хотя он действительно существует и работает при правительстве Москвы. Полагаю, что вы подходите нам. Предлагаю преподавательскую ставку, защиту проведем у нас. Институт называется МИРК – Московский институт руководящих кадров при аппарате Президента. Раньше он назывался «Центральный», но по понятным причинам название поменяли. Я возглавляю отделение 67, или «отделение Вилковой», как у нас принято называть.

– Я бы хотел выразить свое отношение к тому, что услышал о моей личной жизни, – голосом Левитана, еле размыкая сведенные челюсти, начал Герман реагировать на озвученные ему факты.

Но Лариса Николаевна перебила его:

– Оклад сто тысяч и сто процентов премия на испытательный срок в месяц. Продолжительность испытательного срока – три месяца. После прохождения оклад увеличится процентов на тридцать-сорок, точно не помню. Так что там у вас за отношение?

У Германа перехватило дыхание, он с трудом сглотнул.

– Что я должен буду делать?

– Ага! – удовлетворенно кивнула она. – Преподавать историю, то, что и раньше делали. Можно подумать вы что-то еще можете. Младенцев пожирать вам не придется. Герман Сергеевич, вы прошли все проверки, и теперь у вас есть возможность поступить на работу в особый институт, который занимается подготовкой очень особых руководящих кадров для нашего государства. Это исключительно серьезно! Работая и продвигаясь здесь по карьерной лестнице, вы не будете испытывать материальных неудобств, но это потребует от вас соблюдения определенных условий. Мы – это особая группа людей, выполняющая очень ответственную работу для правительства, для России. Я предлагаю вам стать частью нас. – Ее голос стал серьезным и даже торжественным.