Истории будущего - Дэвид Кристиан

при отсутствии свободы выбора люди не могут нести ответственность за свои поступки, а значит, нужно прощаться с этикой и моралью. При этом богословы авраамической традиции стремились согласовать представление о свободе человеческого выбора с представлением о всемогущем и всеведущем Божестве. Ученым же требовалось установить, оставляют ли законы науки место для индивидуального выбора, непредвиденных обстоятельств или обыкновенной случайности.

Против крайнего детерминизма всегда хватало сильных доводов. Так, Августин, полемизируя с Цицероном, утверждал, что людям дана свобода выбора, несмотря на всемогущество и всеведение Бога. Господь предоставил человеку ограниченную свободу выбора, но в Своем неизмеримом «предвидении», Сам находясь вне времени, Он также «предусмотрел», что мы будем желать свободно!29 Современные философы времени выдвигают сходные утверждения: мол, блочное мироздание реально, однако создается оно как механическими причинами, которые в целом предсказуемы, так и событиями, непредсказуемыми в момент их возникновения, будь то квантовые события или выбор, совершенный целеустремленным существом. Блочное мироздание доступно лишь «взору» сущностей, стоящих вне потока времени, но конструируется оно (по крайней мере, частично) сущностями, включенными в этот поток. Сегодня идея совместимости свободы воли и детерминизма известна под банальным обозначением «компатибилизм» [26].

После Лапласа крайний детерминизм начал утрачивать свое положение даже в самых строгих науках наподобие физики. Философ науки Гарри Лаудан пишет, что в конце девятнадцатого столетия большинство ученых уже отвергало представления о полной познаваемости мира. Вместо этого они взялись за «более скромную задачу по созданию теорий, которые были бы правдоподобными, вероятными или хорошо проверенными. По утверждениям Пирса и Дьюи [27], этот сдвиг был одним из величайших водоразделов в истории научной философии: ученые отказались от желания познать до конца все на свете»30.

Имеется несколько причин столь радикального изменения научных представлений о познании, реальности и будущем.

Философы доказали, что никакая логическая система не в состоянии предоставить полностью достоверное знание. Бертран Рассел приводил в качестве примера простое на первый взгляд замечание: «Утверждение ложно». Если сказанное – ложь, то замечание не может быть правдой. Если же сказанное – истина, то замечание должно быть ложным. В 1930-х годах «теоремы о неполноте» Курта Геделя показали, что все логические системы должны содержать утверждения, истинность которых невозможно доказать. В теории вычислений Алан Тьюринг убедительно обосновал вывод о невозможности определить заранее предел развития компьютерных программ31. Совсем недавно швейцарский физик и математик Николя Гизан показал, что даже в мире чисел абсолютная точность может быть недостижимой32.

В начале двадцатого столетия квантовая физика опровергла детерминизм в физике: в субатомном масштабе многие события непредсказуемы по самой своей природе. Направьте свет на поверхность с двумя отверстиями и попробуйте угадать, через какое именно отверстие пролетит конкретный фотон. Это попросту невозможно сделать. Значит, как выразился физик Ричард Фейнман, «будущее… непредсказуемо»33. Да неужели?! Выходит, зря возлагали вину целиком на наше неведение. Сегодня подобные неопределенности буквально преследуют физику. Учитывая, что наша вселенная состоит из непредсказуемых субатомных частиц, которые складываются в мириады различных образований, это сильный довод против крайнего детерминизма Лапласа. Общие закономерности и тенденции, безусловно, имеются, но они не способны определить будущее в деталях, а потому не позволяют выдавать «идеальные» предсказания даже в принципе.

Теория хаоса предлагает еще одну причину отказаться от упований на «идеальные» предсказания. В начале 1960-х годов метеоролог Эдвард Лоренц установил, что тривиальные различия в начальных условиях могут каскадно распространяться по сложным системам (образцом которых выступает погода) и приводить к совершенно различным результатам. Будто бы бесконечно малое начальное различие может многократно возрасти за счет положительной обратной связи. Перед нами так называемый эффект бабочки, получивший такое название в честь метафорической идеи Лоренца: дескать, взмах крыльев бабочки в одном уголке Земли может обернуться ураганом в другом месте. Пандемия COVID‑19 – отличный пример события, изменившего мир и вызванного изменениями генома одного-единственного вируса, настолько крохотного, что его можно разглядеть только в электронный микроскоп.

Пожалуй, к числу наиболее сильных доводов против строгого детерминизма относится тот, который выдвигает эволюционная биология. Если будущее предопределено с абсолютной точностью, почему эволюционные процессы порождают столько сущностей и видов (в том числе наш собственный), которые как будто пытаются вмешаться в ход событий? Зачем мирозданию вкладывать столько «эволюционной энергии» в механизмы принятия решений, если свобода выбора отсутствует? (Мы обсудим некоторые механизмы выбора в следующих главах.) Этот довод тоже восходит к древним временам. В трактате «Утешении философией» средневекового мыслителя Боэция, написанном полторы тысячи лет назад, когда автор сидел в тюрьме Павии [28], госпожа Философия спрашивает, может ли исход гонки на колесницах быть предопределен. Боэций отвечает, что этого не может быть, «ведь бесполезны были бы усилия искусства, будь все движимо принуждением» [29]. Вот именно! Зачем Богу предоставлять людям возможность делать правильный выбор, если исход состязания заведомо известен?

Подведем итог: большинство современных интерпретаций вселенной сходится в том, что конкретные события и исходы предопределены не полностью. Как заметил физик Фил Андерсон в 1972 году: «Способность свести все к простым основополагающим законам не означает способности исходить из этих законов и реконструировать мироздание». В пространстве современной науки налицо небольшие «подвижки». Уильям Джеймс писал: «Части имеют некоторую свободу воздействия друг на друга»34. Если Гекльберри Финн и Джим окунут весло в Миссисипи, они сумеют слегка повернуть плот. Время в В-серии отнюдь не принуждает нас к крайнему детерминизму, потому что, похоже, внутри блочного мироздания происходят какие-то смещения. Ба!

Но еще остается проблема причинности, ведь время в В-серии выглядит так, будто оно допускает изменения вперед и назад во времени, тогда как представление о причинности требует, чтобы изменения осуществлялись лишь в одном направлении, чтобы причина предшествовала следствию.

К началу двадцатого столетия физики обратили внимание на то, что большинство фундаментальных физических уравнений будто бы вполне применимо вне зависимости от того, воображаем ли мы движение времени как поступательное (вперед) или обратное (назад). Вот пример: станем снимать на камеру электроны в движении и попробуем выяснить, движется ли пленка вперед или назад. Сделать это не получится35. Сегодня физики, работающие в исследовательских центрах наподобие Большого адронного коллайдера под Женевой, регулярно сталкиваются с частицами вроде позитронов, способных, похоже, перемещаться вспять во времени. Для этих физических частиц время словно не имеет заданного направления.

Этот факт переворачивает все наши представления о причинно-следственной связи. Некоторые ученые горячо приветствовали данное открытие, поскольку сама идея причинности уже перестала отвечать научной картине мира. В восемнадцатом столетии Дэвид Юм показал, что невозможно застать причинно-следственную связь, что называется, с поличным. Два каких-то события действительно кажутся взаимосвязанными: когда вы бьете по мячу, тот отлетает. Но доказать, что удар заставил мяч двигаться, мы не можем. Беда в обилии возможных