Истории будущего - Дэвид Кристиан

и причинности, но современная наука говорит нам, что даже в блочном мироздании отнюдь не все предустановлено заранее, что большинство изменений, на нас воздействующих, происходит направленно, а причины действительно предшествуют следствиям. Это означает, что мы и вправду можем делать выбор в отношении будущего, и в большинстве случаев для нас разумно полагаться на идею причинно-следственной связи для прогнозирования вероятного будущего. Мысль о будущем возможна! Какое облегчение!

Глава 2

Практическое мышление о будущем

Время как отношение

«Совмещение времени, как оно понимается в физике, со временем, постигаемым опытным путем, – вот главная проблема метафизики времени».

Дженанн Исмаэль. «Темпоральный опыт»43

В главе 1 исследовались некоторые тайны будущего через философию времени. Но в нашей повседневной жизни будущее – отнюдь не абстракция. Для нас важна не идея будущего, какой бы точной или строгой она ни была. Для нас важны реальные дела, совершаемые во времени, и мы ожидаем, что наши представления о будущем окажут здесь необходимую поддержку. Доведись мельчайшей бактерии участвовать в философских дебатах, она, полагаю, согласилась бы с последним из марксовых «Тезисов о Фейербахе»: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»44. Что же, как на практике мы справляемся с неопределенностью? Мы живем в турбулентности и темноте времени А-серии, но тоскуем по познаваемому будущему, намеченному во времени В-серии. Великий индийский религиозный эпос «Бхагавад-гита» [30], или «Песнь Бога», содержит основную историю, которую можно истолковать как поэтическое исследование этого глубокого стремления.

Принц-воин Арджуна собирается вступить в бой. Звучат «раковины, литавры, бубны, барабаны, трубы громоподобным гулом» [31]. Арджуна опасается, что будущее принесет страшную братоубийственную бойню, ибо видит в противоборствующей армии «дедов, отцов, наставников, дядей, товарищей, братьев, сыновей и внуков». Его приводит в ужас неопределенность времени А-серии, он потрясен и сбит с толку. Поэтому он просит своего возничего, бога Кришну, остановить ход времени и устроить нечто вроде космического тайм-аута. Кришна подчиняется: «Остановил… огромную колесницу между двух войск». Арджуна и Кришна попадают в странную темпоральную пограничную зону, свободную от динамизма и специфики времени А-серии, но без богоподобных перспектив времени В-серии. В этом «тихом месте» принц просит у бога совета о будущем. Арджуна настолько сокрушен мыслью о грядущей битве, что отказывается сражаться: он «поник на дно колесницы, выронив лук и стрелы: его ум потрясен был горем». Но Кришна объясняет, что никто не может избежать жизненных сражений: «Не начинающий дел человек бездействия не достигает». Даже бездействие – тоже действие. Затем Кришна позволяет Арджуне бросить беглый взгляд на божественное видение времени, в котором будущее уже намечено: «Я Время, продвигаясь миры разрушаю… И без тебя погибнут все воины, стоящие друг против друга в обеих ратях». В блочном мироздании, которое Арджуна видит глазами Кришны, нет смысла оплакивать свою смерть или смерть своих врагов. «Ибо я был всегда, так же и ты, – говорит Кришна, – и эти владыки народов, и впредь все мы пребудем во веки». Мельком увиденное Арджуной неизменное царство времени В-серии рождает в его сердце безмятежность, необходимую для действий в мире. Кришна заключает: «Поэтому встань… и решись на сраженье!»

Подобно Арджуне, все мы готовимся к будущему в определенном месте во времени и пространстве, но для того, чтобы действовать, нам требуется более широкое и универсальное видение происходящего. То есть все мысли о будущем являются относительными. Это своего рода переговоры между тем, кто мы и где сейчас находимся, и более обширной вселенной, которую мы изо всех сил пытались увидеть. Значит, нет однозначного ответа на вопрос: «Каково будущее и как оно работает?» Наш способ справиться с будущим зависит от того, кто мы, где и когда пребываем во вселенной.

Относительность и будущее

В начале двадцатого столетия Альберт Эйнштейн с научной строгостью обосновал релятивистскую и перспективную природу нашего восприятия времени. Его замечательная статья по специальной теории относительности, опубликованная в 1905 году, когда он в возрасте двадцати шести лет трудился клерком в бюро патентов в Берне, перевернула представления Ньютона об абсолютном времени и изменила наше понимание времени и будущего45.

Эйнштейн доказал, что универсального, абсолютного временного потока не существует. Скорость течения времени варьируется от наблюдателя к наблюдателю в соответствии со строгими правилами, которые зависят от личной «системы отсчета», от положения наблюдателя и его движения в пространстве вселенной. Как писал немецкий социолог Норберт Элиас в своей новаторской истории нашего изменчивого восприятия времени: «Именно Эйнштейн окончательно подтвердил открытие, что время – это форма отношений, а не объективный поток, как считал Ньютон»46.

В своих рассуждениях Эйнштейн исходил из того замечательного факта, хорошо известного к 1900 году, что скорость света кажется абсолютной. Это очень странно. Если двинуться к солнцу и замерить скорость встречного движения солнечного луча, то результат будет в точности таким же, как у наблюдателя, который движется прочь от солнца или под прямым углом к нему. Все приборы засвидетельствуют, что скорость луча составляет около трехсот тысяч километров (186 000 миль) в секунду47. Вовсе не так все происходит на Земле. Измеряя скорость автомобиля, который приближается ко мне, я ожидаю, что она будет отличаться от скорости автомобиля, который удаляется от меня. Большинство современников Эйнштейна считало, что подобные аномалии подлежат устранению, что они, возможно, суть плоды некоей экспериментальной ошибки. Эйнштейн избрал другой подход. Пускай скорость света действительно абсолютна, что как будто предполагалось всеми экспериментами; значит, линейки, часы и прочие приборы отдельных наблюдателей ведут себя странно, выдавая неизменно один и тот же результат. «Если, – писал он, – наблюдатели при разных состояниях движения всегда находят одно и то же значение [скорости света. – Примеч. авт.], тогда измерения пространства и времени должны различаться». Он исследовал это предположение с помощью знаменитого мысленного эксперимента, основанного на самой быстрой технологии своего времени – железной дороге48. Трудись Эйнштейн над своей теорией сегодня, он наверняка приводил бы в пример реактивные самолеты или космические корабли.

Вот слегка подправленное описание его мысленного эксперимента. Вообразим, что Исаак стоит на железнодорожной станции и видит одновременно две вспышки молнии – одну в десяти километрах к востоку, а другую в десяти километрах к западу. Конечно, он знает, что вспышки на самом деле случились чуть ранее того, как он их заметил, поскольку свету требуется время для преодоления расстояния. Теперь вообразим, что Альберт находится в поезде, который идет на восток и проезжает через эту станцию как раз в миг одновременных вспышек. Согласится ли Альберт с Исааком в том, что вспышки произошли одновременно? Эйнштейн отвечает: «Нет!» Но почему?

Чтобы проехать десять километров до станции, требуется «световое время», и Исаак с Альбертом оба могут точно рассчитать, сколько времени