Любовь между жизнью и смертью - Виктория Михайловна Верченко

глаз. Если она придёт в более сознательное состояние, позовите меня. А сейчас, я должен уточнить, когда должна явиться её бабушка или родственница, – так же тихо проговорил доктор, посмотрев на медсестру.

Они друг другу кивнули, и доктор вышел из палаты. Медсестра села за стол, быстро начав что-то записывать. А Элис так и лежала, как кукла, не шелохнувшись.

Таинственный парень медленно поднялся и подошёл к девушке. Он присел на краешек кровати, заглянул в её потухшие глаза и стал молча смотреть на её искаженное болью лицо.

– Мне знакомо это чувство потерянности… Это одиночество и печаль… Внутри как будто поселился огромный червяк, который выжирает прошлую беззаботность и счастье. Я знаю, ты меня слышишь, – произнёс парень, смотря ей в глаза, – просто не слушаешь…

Парень замолчал, продолжая смотреть на девушку, и застыл.

А в душе Элис лилась кровь. Она никогда не думала, что слова могут причинить такую боль, создать такие раны…

Девушке хотелось громко зарыдать от жгучей боли внутри, но её глаза и рот будто заклеили скотчем. Она не могла даже пошевелиться. Какую же дозу вколол ей беспощадный доктор? Хотя, это совсем не важно. Ведь Элис рано или поздно выпишут из больницы. И она сможет создать новое море. Море слёз Элис Конорс… Как же ей хотелось утопиться в этом море…

* * *

Доктор вошёл в палату и, качая головой, стал осматривать Элис. Она сильно похудела, можно даже сказать, болезненно. Ото всюду стали торчать кости, щёки стали впалыми. Губы её приобрели бледный оттенок, а волосы стали менее густыми и больше ломкими. Девушка лежала неподвижно, её глаза были открыты. Медсестра заботливо расчесывала её спутавшиеся волосы и грустно улыбалась, то и дело поглаживая Элис по голове. Та ни на что не реагировала, лишь иногда моргала, роняя с длинных ресниц слезинку.

Мужчина посветил девушке в глаза фонариком, так же качая головой. Пациентка лишь слегка прищурилась, но как только он убрал фонарик, её веки вернулись в прежнее положение.

– Реакция есть, но очень плохая, – расстроенно произнёс доктор, поджимая губы, – вы кормили её? Давали лекарства?

– Лекарства пришлось вводить шприцом. Она отказывается принимать пищу, а если я её кормлю с ложечки, не глотает. Что же делать, мистер Кук? – растерянно посмотрела на мужчину женщина, убирая в тумбочку расчёску.

– Что делать, что делать…? Мне кажется, что девочку нужно отправить домой. Возможно, бедняжка согласится жить дальше, если переселится в ей привычную обстановку. За ней будут ухаживать её родные, она сможет возможно, встретиться со своими друзьями. А там и того гляди встанет на ноги. Понимаете? – обратился к медсестре доктор, постучав указательным пальцем по голове, – неделю назад в больницу приезжали её бабушка и дедушка, хотели забрать девочку. Но я, по своей глупости, сказал им, что она ещё должна побыть несколько дней под наблюдением и практически их выгнал. А что наблюдать? Её рука срастается на глазах, а ноги мы вылечили. Последствия сотрясения ещё останутся, но это лишь вопрос времени. Ребра так же срастаются, а сердце у неё бьётся ровно. Пульс в норме. Что мы здесь можем ещё наблюдать? Она у нас уже месяц! Я готов её выписать, доверив её в руки её родных, потому что физически девочка почти здорова. А вот психологически… – доктор помотал головой, взглянув на мертвенное лицо девушки, – другое дело, вы говорите, что она отказывается питаться… это проблема. Но это опять, последствия психологического состояния девочки. И она не начнёт питаться в этой… обстановке. Вы понимаете, о чем я говорю, дорогая Бриттани? – доктор сложил руки на животе, посмотрев на медсестру, понимающе кивающую головой.

– Вы думаете, это поможет? А если нет? – безнадёжно спросила женщина.

– Думаю, это единственный способ вернуть её к жизни. Если же это не поможет, девочка не будет питаться, что приведёт к продолжению истощения, ведь на уколах тоже долго не продержишься. А после сильного истощения, думаю, сами понимаете…

Мужчина и женщина одновременно перевели взгляд на девушку.

– А мозг у них всё-таки есть… Да, Элис Конорс? – усмехнулся рыжий парень, сидящий рядом с ней на кровати.

Девушка ему не ответила, так же пусто смотря вперёд. Лишь на бледной коже виска вздулась маленькая венка.

– Ты справишься, Элис Конорс. Я в тебя верю, – прошептал он, с улыбкой смотря на практически такую же белую, как простыня, девушку.

Парень протянул руку к волосам девушки, но резко её отдернул, не решившись дотронуться до каштановых волос.

ЭЛИС.

Темнота и пустота в душе. Во всём теле, от макушки до кончиков пальцев ног ощущалось одиночество и пустота.

Зачем? Мамочка, папочка, дорогие мои, милые мои родители, зачем?! Почему вы ушли так рано?!

Вот я вижу маму и папу. Они стоят, держатся за руки и улыбаются наивными улыбками. Родители смотрят на меня, такими любящими глазами…Она жива, он жив. Он смотрит на любимую жену, а она на любимого мужа. Как они любят друг друга…

Как больно произносить в голове эти слова. Мама и папа.

Вдруг ослепительная вспышка света. Напуганные глаза матери и волна её светлых волос, её крик…

– Билл! – как сквозь пелену раздался мамин голос.

И удар.

Я закричала. По всей палате раздался душераздирающий крик. Пальцы рук сами сжали жёсткую простыню.

Я стала биться в истерике, не переставая кричать. Я не могла развидеть эту картину. Крик мамы не выходил из головы, будто она кричала рядом, в метре от меня.

Тёплые руки. Успокаивающий женский голос. Не мамин, чужой. Я зажмурилась, боясь открыть глаза, но знала, что это моя медсестра, ухаживающая за мной уже так долго.

Лёгкое покачивание туда-сюда. Женщина укачивала меня, как маленького ребёнка, которому приснился детский кошмар. Что-то говорила, но я её совершенно не слышала, хотя мне хотелось услышать её успокаивающие слова.

Я рыдала, задыхаясь в собственных слезах. В груди жгло. Во рту было горько. Мерзко…

А рядом, на моей кровати, тут же появился тот странный рыжеволосый парень. С первого моего сознательного дня здесь, он никогда не уходил. Даже не отходил от меня. Я думала, кто он такой. Мне было сложно думать о нём, но я поняла, что никто его не видит и не слышит, кроме меня. Он каждый день со мной разговаривал, но я не слушала его болтовню. Он пытался отвлечь меня от горьких, причиняющих боль мыслей, но я не слушала его. Он даже называл своё имя, но я его не слушала. На все его вопросы я отвечала тишиной, потому что язык отказывался двигаться…