Волшебная лютня. Зарубежная баллада - Сборник

Вальтер Скотт

Замок Смальгольм, или Иванов вечер

До рассвета поднявшись, коня оседлалЗнаменитый Смальгольмский барон;И без отдыха гнал, меж утесов и скал,Он коня, торопясь в Бротерстон.

Не с могучим Боклю совокупно спешилНа военное дело барон;Не в кровавом бою переведаться мнилЗа Шотландию с Англией он.

Но в железной броне он сидит на коне;Наточил он свой меч боевой;И покрыт он щитом, и топор за седломУкреплен двадцатифунтовой.

Через три дни домой возвратился барон,Отуманен и бледен лицом;Через силу и конь, опенен, запылен,Под тяжелым ступал седоком.

Анкрамморския битвы барон не видал,Где потоками кровь их лилась,Где на Эверса грозно Боклю напирал,Где за родину бился Дуглас;

Но железный шелом был иссечен на нем,Был изрублен и панцирь и щит,Был недавнею кровью топор за седлом,Но не английской кровью покрыт.

Соскочив у часовни с коня за стеной,Притаяся в кустах, он стоял;И три раза он свистнул – и паж молодойНа условленный свист прибежал.

«Подойди, мой малютка, мой паж молодой,И присядь на колена мои;Ты младенец, но ты откровенен душой,И слова непритворны твои.

Я в отлучке был три дни, мой паж молодой;Мне теперь ты всю правду скажи:Что заметил? Что было с твоей госпожой?И кто был у твоей госпожи?»

«Госпожа по ночам к отдаленным скалам,Где маяк, приходила тайком(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагамНе прокрасться во мраке ночном).

И на первую ночь непогода была,И без умолку филин кричал;И она в непогоду ночную пошлаНа вершину пустынную скал.

Тихомолком подкрался я к ней в темноте;И сидела она – я узрел:Не стоял часовой на пустой высоте;Одиноко маяк пламенел.

На другую же ночь – я за ней по следамНа вершину опять побежал, —О Творец, у огня одинокого тамМне неведомый рыцарь стоял.

Подпершися мечом, он стоял пред огнем,И беседовал долго он с ней;Но под шумным дождем, но при ветреночномЯ расслушать не мог их речей.

И последняя ночь безненастна была,И порывистый ветер молчал;И к мая́ку она на свиданье пошла;У мая ка уж рыцарь стоял.

И сказала (я слышал): «В полуночный час,Перед светлым Ивановым днем,Приходи ты; мой муж не опасен для нас;Он теперь на свиданье ином;

Он с могучим Боклю ополчился теперь;Он в сраженье забыл про меня —И тайком отопру я для милого дверьНакануне Иванова дня».

«Я не властен прийти, я не должен прийти,Я не смею прийти (был ответ);Пред Ивановым днем одиноким путемЯ пойду… мне товарища нет».

«О, сомнения прочь! безмятежная ночьПред великим Ивановым днемИ тиха и темна, и свиданьям онаБлагосклонна в молчанье своем.

Я собак привяжу, часовых уложу,Я крыльцо пересыплю травой,И в приюте моем, пред Ивановым днем,Безопасен ты будешь со мной».

«Пусть собака молчит, часовой не трубит,И трава не слышна под ногой, —Но священник есть там; он не спитпо ночам;Он приход мой узнает ночной».

«Он уйдет к той поре: в монастырь на гореПанихиду он позван служить:Кто-то был умерщвлен; по душе его онБудет три дни поминки творить».

Он нахмурясь глядел, он как мертвыйбледнел,Он ужасен стоял при огне.«Пусть о том, кто убит, он поминки творит:То, быть может, поминки по мне.

Но полуночный час благосклонен для нас:Я приду под защитою мглы».Он сказал… и она… я смотрю… уж однаУ мая́ка пустынной скалы».

И Смальгольмский барон, поражен,раздражен,И кипел, и горел, и сверкал.«Но скажи наконец, кто ночной сейпришлец?Он, клянусь небесами, пропал!»

«Показалося мне при блестящем огне:Был шелом с соколиным пером,И палаш боевой на цепи золотой,Три звезды на щите голубом».

«Нет, мой паж молодой, ты обманутмечтой;Сей полуночный мрачный пришлецБыл не властен прийти: он убит на пути;Он в могилу зарыт, он мертвец».

«Нет! не чудилось мне; я стоял при огне,И увидел, услышал я сам,Как его обняла, как его назвала:То был рыцарь Ричард Кольдингам».

И Смальгольмский барон, изумлен,поражен,И хладел, и бледнел, и дрожал.«Нет! в могиле покой; он лежит под землей,Ты неправду мне, паж мой, сказал.

Где бежит и шумит меж утесами Твид,Где подъемлется мрачный Эльдон,Уж три ночи, как там твойРичард КольдингамПотаенным врагом умерщвлен.

Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд;Оглушен был ты бурей ночной;Уж три ночи, три дня, как поминки творятЧернецы за его упокой».

Он идет в ворота, он уже на крыльце,Он взошел по крутым ступенямНа площадку и видит: с печалью в лицеОдиноко-унылая, там

Молодая жена – и тиха, и бледна,И в мечтании грустном глядитНа поля, небеса, на Мертонски леса,На прозрачно бегущую Твид.

«Я с тобою опять, молодая жена».«В добрый час, благородный барон.Что расскажешь ты мне? Решена ли война?Поразил ли Боклю иль сражен?»

«Англичанин разбит; англичанин бежитС Анкрамморских кровавых полей;И Боклю наблюдать мне маяк мой велитИ беречься недобрых гостей».

При ответе таком изменилась лицомИ ни слова… ни слова и он;И пошла в свой покой с наклоненной главойИ за нею суровый барон.

Ночь покойна была, но заснуть не дала.Он вздыхал, он с собой говорил:«Не пробудится он; не подымется он;Мертвецы не встают из могил».

Уж заря занялась; был таинственный часМеж рассветом и утренней тьмой;И глубоким он сном пред Ивановым днемВдруг заснул близ жены молодой.

Не спалося лишь ей, не смыкала очей…И бродящим, открытым очамПри лампадном огне, в шишаке и бронеВдруг явился Ричард Кольдингам.

«Воротись, удалися», – она говорит.«Я к свиданью тобой приглашен;Мне известно, кто здесь, неожиданный,спит —Не страшись, не услышит нас он.

Я во мраке ночном потаенным врагомНа дороге изменой убит;Уж три ночи, три дня, как монахи меняПоминают – и труп мой зарыт.

Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!И ужасный теперь ему сон!И надолго во мгле на пустынной скале,Где маяк, я бродить осужден;

Где видалися мы под защитою тьмы,Там скитаюсь теперь мертвецом;И сюда с высоты не сошел бы… но тыЗаклинала Ивановым днем».

Содрогнулась она и, смятенья полна,Вопросила: «Но что же с тобой?Дай один мне ответ – ты спасен или нет?..»Он печально потряс головой.

«Выкупается кровью пролитая кровь, —То убийце скажи моему.Беззаконную небо карает любовь, —Ты сама будь свидетель тому».

Он тяжелою шуйцей коснулся стола;Ей десницею руку пожал —И десница как острое пламя была,И по членам огонь пробежал.

И печать роковая в столе вожжена:Отразилися пальцы на нем;На руке ж – но таинственно руку онаЗакрывала с тех пор полотном.

Есть монахиня в древних Драйбургскихстенах:И грустна и на свет не глядит;Есть в Мельрозской обители мрачныймонах:И дичится людей и молчит.

Сей монах молчаливый и мрачный —кто он?Та монахиня – кто же она?То убийца, суровый Смальгольмский барон,То его молодая жена.

Роберт Саути

Адельстан

День багрянил, померкая,Скат лесистых берегов;Рейн, в зареве сияя,Пышен тек между холмов.

Он летучей влагой пеныЗамок Аллен орошал;Терема, зубчаты стеныОн в потоке отражал.

Девы красные толпоюИз растворчатых воротВышли на берег – игроюВстретить месяца восход.

Вдруг плывет, к ладье прикован,Белый лебедь по реке,Спит, как будто очарован,Юный рыцарь в челноке.

Алым парусом играетЛегкокрылый ветерок,И ко брегу приплываетС спящим рыцарем челнок.

Белый лебедь встрепенулся,Распустил криле свои;Дивный плаватель проснулся —И выходит из ладьи.

И по Реину обратноС очарованной ладьейПоплыл тихо лебедь статныйИ сокрылся из очей.

Рыцарь в замок Аллен входит:Все в нем прелесть – взор и стан;В изумленье всех приводитКрасотою Адельстан.

Меж красавицами ЛораВ замке Аллене былаВидом ангельским для взора,Для души душой мила.

Графы, герцоги толпоюК ней стеклись из дальних стран —Но умом и красотоюВсех был краше Адельстан.

Он у всех залог победыНа турнирах похищал;Он вечерние беседыВсех милее оживлял.

И приветны разговорыИ приятный блеск очейВлили нежность в сердце Лоры —Милый стал супругом ей.

Исчезает сновиденье —Вслед за днями мчатся дни:Их в сердечном упоеньеИ не чувствуют они.

Лишь случается порою,Что, на воды взор склонив,Рыцарь бродит над рекою,Одинок и молчалив.

Но при взгляде нежной ЛорыВозвращается покой;Оживают тусклы взорыС оживленною душой.

Невидимкой пролетаетБыстро время – наконец,Улыбаясь, возвещаетДругу Лора: «Ты отец!»

Но безмолвно и унылоНа младенца смотрит он,«Ах! – он мыслит, – ангел милый,Для чего ты в свет рожден?»

И когда обряд крещеньяПатер должен был свершить,Чтоб водою искупленьяДушу юную омыть:

Как преступник перед казнью,Адельстан затрепетал;Взор наполнился боязнью;Хлад по членам пробежал.

Запинаясь, умоляетДень обряда отложить.«Сил недуг меня лишаетС вами радость разделить!»

Солнце спряталось за гору;Окропился луг росой;Он зовет с собою ЛоруВстретить месяц над рекой.

«Наш младенец будет с нами:При дыханье ветеркаТихоструйными волнамиУсыпит его река».

И пошли рука с рукою…День на холмах догорал;Молча, сумрачен душоюРыцарь сына лобызал.

Вот уж поздно; солнце село;Отуманился поток;Черен берег опустелый;Холодеет ветерок.

Рыцарь все молчит, печален;Все идет вдоль по реке;Лоре страшно; замок АлленС час как скрылся вдалеке.

«Поздно, милый, уж седеетМгла седая над рекой;С вод холодный ветер веет;И дрожит младенец мой».

«Тише, тише! Пусть седеетМгла седая над рекой;Грудь моя младенца греет;Сладко спит младенец мой».

«Поздно, милый; поневолеСтрах в мою теснится грудь;Месяц бледен; сыро в поле;Долог нам до замка путь».

Но молчит, как очарован,Рыцарь, глядя на реку…Лебедь там плывет, прикованЛегкой цепью к челноку.

Лебедь к берегу – и с сыномРыцарь сесть в челнок спешит;Лора вслед за паладином;Обомлела и дрожит.

И, осанясь, лебедь статныйЛегкой цепию повлекВдоль по Реину обратноОчарованный челнок.

Небо в Реине дрожало,И луна из дымных – тучНа ладью сквозь парус алыйПроливала темный луч.

И плывут они, безмолвны;За кормой струя бежит;Тихо плещут в лодку волны;Парус вздулся и шумит.

И на береге молчанье;И на месяце туман;Лора в робком ожиданье;В смутной думе Адельстан.

Вот уж ночи половина:Вдруг… младенец стал кричать.«Адельстан, отдай мне сына!» —Возопила в страхе мать.

«Тише, тише; он с тобою.Скоро… ах! кто даст мне сил?Я ужасною ценоюЗа блаженство заплатил.

Спи, невинное творенье;Мучит душу голос твой;Спи, дитя; еще мгновенье,И навек тебе покой».

Лодка к брегу – рыцарь с сыномВыйти на берег спешит;Лора вслед за паладином,Пуще млеет и дрожит.

Страшен берег обнаженный;Нет ни жила, ни древес;Черен, дик, уединенный,В стороне стоит утес.

И пещера под скалою —В ней не зрело око дна;И чернеет пред луноюСтрашным мраком глубина.

Сердце Лоры замирает;Смотрит робко на утес.Звучно к бездне восклицаетПаладин: «Я дань принес».

В бездне звуки отразились;Отзыв грянул вдоль реки;Вдруг… из бездны появилисьДве огромные руки.

К ним приблизил рыцарь сына…Цепенеющая мать,Возопив, у паладинаЖертву бросилась отнять

И воскликнула: «Спаситель!..»Глас достигнул к небесам:Жив младенец, а губительНиспровергнут в бездну сам.

Страшно, страшно застоналоВ грозных, сжавшихся когтях…Вдруг все пусто, тихо сталоВ глубине и на скалах.

Варвик