Зарубежный криминальынй роман. М. Спиллейн, В. Каннинг - Микки Спиллейн

Роберт Минноу дважды таскал его в суд, но так и не выяснил, откуда у него появились деньги. Потом все как будто затихло на два месяца. Однако на ежегодном обеде в городском собрании прокурор во всеуслышание заявил, что Линкастл находится в когтях преступников, что они запустили свои лапы в городскую казну и накинули удавку на шею каждого жителя города. Он ссылался на имеющиеся у него неопровержимые доказательства виновности некоторых «отцов города» в нескольких убийствах и пообещал, что, когда он предаст свои сведения огласке, скандал будет грандиозный.

Он так и не выполнил своего обещания, потому что через неделю был убит.

Вот тут-то на сцене и появился я — Джони Макбрайд. По представлению государственного инспектора прокуратура начала проверку правильности ведения банковских книг в Национальном банке Линкастла. Проверка выявила недостачу в двести тысяч долларов, и некто Джони Макбрайд, кассир этого банка, находившийся в это время в отпуске, был обвинен в краже. Прокурор выписал ордер на его арест.

И тут кто-то шлепнул Минноу. Уборщица нашла его в кабинете в десять часов вечера. Убитый сидел на своем рабочем месте, привалившись к столешнице. Револьвер валялся на полу. Преступник вошел и вышел, оставшись незамеченным. Следователь заявил, что прокурор был убит часов в девять вечера. Следующую неделю полиция ограничивалась туманными намеками, а потом капитан Линдс выступил с заявлением, в котором обвинил в убийстве Джона Макбрайда. Линдс утверждал, что преступление совершено из мести: прокурор раскрыл банковские махинации Макбрайда. В конце месяца парень должен был предстать перед судом.

Длинным же получился этот месяц для Линдса.

Итак, в двух словах, дело обстояло следующим образом. Блестящая карьера восходящей звезды юриспруденции Роберта Минноу была оборвана почти в самом зените грязным жуликом. Я даже прочитал, что по этому поводу писали газеты других штатов.

Я аккуратно сложил подшивки и разложил по своим местам. Потом еще раз осмотрел полки. Внутри у меня заворочалось какое-то смутное неприятное чувство, беспокойное сомнение, которое нашептывало мне, что я могу допустить промах. А если это случится, мне неминуемо придется болтаться на веревке — к огромной радости Линдса. Подвал вдруг показался сырым и холодным, хотя в нем по-прежнему было сухо и даже не очень прохладно. Холод жил во мне самом. Это было то самое, черт его знает откуда взявшееся, сомнение, из-за которого исподволь возникала мерзкая мысль, что вся моя прекрасная затея может окончиться весьма печально.

Я почувствовал, что на лбу выступили крупные капли пота. Сама мысль, что я могу только расшибить себе лоб на этом деле, привела меня в такое бешеное неистовство, что я сжал кулаки и принялся колотить по железному контейнеру для мусора. Под сводами заметалось гулкое эхо, а я бил и бил, пока мои костяшки не превратились в месиво крови и разорванной кожи.

Сознание прояснилось, но сомнение осталось. Я сел и принялся материться, поминая и Бога, и черта, и все, с чем уже столкнулся в Линкастле. Закончив ругаться, я опять вытащил пару номеров и открыл их на странице, где обычно печатаются самые сенсационные материалы. Я прочитал заметки, написанные журналистом по имени Алан Логан, и сунул газеты на место.

Из всех людей, писавших хоть что-то обо мне и Роберте Минноу, он был единственным, кто не признавал Джони Макбрайда виновным до суда. Остальные меня заранее приговорили и четвертовали.

Я поднялся наверх и вышел на улицу, чтобы покурить и подумать на свежем воздухе. Я был так глубоко погружен в свои мысли, что звук, который уловил мой слух, не произвел на меня ни малейшего впечатления, пока я не обратил внимания на двух пареньков, уставившихся на стену у меня за спиной. Я повернулся, чтобы посмотреть, что они там углядели, и тут же бросился плашмя на бетонные ступеньки лестницы — на мгновение раньше, чем раздался второй такой же звук.

В стене прямо надо мной красовалась ямочка в четверть дюйма с расплющенной свинцовой пулей, и если бы я остался стоять, она бы поцеловала не камень, а мои кишки. Я вскочил и бросился бежать как угорелый, чтобы, не дай Бог, пацаны не увязались за мной. Я завернул за угол здания, распахнул ворота и побежал наискосок к аллее, которая вела на улицу.

Вот и началась потеха. Дело принимало нешуточный оборот. К нему подключились люди, которые висели на хвосте лучше, чем копы. Люди, у которых оружие с глушителями и которые не обращают внимания на детей, стоящих около мишени. Последние сомнения покинули меня.

Я сделал круг и остановился на углу, откуда мог хорошо видеть библиотеку. Противоположная сторона улицы была застроена частными домами. Я сразу отбросил мысль, что стреляли оттуда. С такого расстояния невозможно промахнуться даже слепому. Дальше, на параллельной улице выстроились длинной цепью большие многоквартирные дома с плоскими крышами, которые были великолепными наблюдательными площадками. Кто угодно мот забраться туда, спокойно прицелиться и нажать на спусковой крючок. Преследовать бесполезно. У стрелявшего было достаточно времени, чтобы бесследно исчезнуть. Кто обратит внимание на человека, несущего какой-то сверток? Откуда им знать, что это разобранная винтовка?

И все же, раздираемый любопытством, я перешел улицу, прошел один квартал и вошел в шестиэтажный дом с лифтом. Лифтера здесь не было. Я поднялся на последний этаж и вылез на крышу по железной лестнице. Оказалось, все очень просто.

Какой-то скрючившийся человек прикреплял к трубе телевизионную антенну. Когда он увидел, что я направляюсь к нему, он кивнул мне в знак приветствия.

Я спросил:

— Кто-нибудь был здесь несколько минут назад, приятель?

Он выронил ключ и распрямился.

— Мм… нет, не могу точно сказать. Может, кто и был на соседней крыше. Я слышал, как хлопнула крышка люка.

— О’кей, спасибо.

Он опять принялся за работу, а я перелез через барьер между зданиями.

Библиотека была видна с крыши любого дома, но вести прицельный огонь по человеку, стоящему на ступеньках лестницы, удобнее всего было с двух из них. На первой же я нашел следы моего врага.

Надо заметить, что вел он себя очень аккуратно. Я не нашел ни пустых гильз, ни царапин на парапете в том месте, где, по-моему, лежала винтовка, из его карманов не выпало никакой безделушки, что часто случается при стрельбе лежа. Я даже мог спорить, что мерзавец постарается выбросить одежду, чтобы вместе с ней избавиться от следов, которые могли остаться на ней.

Да, видать, малый не новичок. Но все же и он допустил ошибку. Носки его ботинок и локти выдавили четыре миловидные луночки в керамзите, которым была засыпана крыша. Я растянулся на животе, стараясь попасть в следы, оставленные им, и увидел, что мои локти стоят на восемь дюймов дальше, чем его.

Оказывается, он коротышка. Всего каких-нибудь пять футов шесть дюймов. И черт бы меня побрал, если он не станет еще короче, когда я доберусь до него.

Я вышел из дома тем же путем, что и он, и никого не встретил. Я дошел до главной магистрали города, так и не заметив ни одного прохожего.

Часы показывали десять десять, и я потратил еще полчаса, покупая себе другой пиджак. Рядом с магазином находилась оружейная лавка, в витрине которой была выставлена богатая коллекция оружия. Я бы купил себе револьвер, если бы не объявление, которое требовало предъявить свидетельство об окончании школы при приобретении любого огнестрельного оружия.

Значит, если ты хочешь пальнуть в кого-нибудь, ты должен иметь аттестат о среднем образовании.

Через два дома от оружейной лавки расположился магазин «Табаки». Пожилая леди за прилавком размеряла мне доллар, я вошел в телефонную будку и нашел в справочнике номер редакции.

Когда на другом конце ответили, я попросил позвать Алана Логана. В трубке защелкало, потом я услышал:

— Хелло, говорит Логан.

— Логан, ты сейчас занят? — спросил я.

— Кто это?

— Какая разница? Я хочу поговорить с тобой.

— Что у тебя на уме, парень?

— Кое-что есть. Из этого может получиться хорошенькая бомбочка. Меня пытались убить.

Больше ему ничего не требовалось.

— Я не занят. Что дальше?

— Назови мне тихое местечко, где мы могли бы встретиться. Без посторонних глаз, ты понимаешь?

— Ты имеешь в виду копов, да?

— И их тоже.

— Есть тут бар на Риверсайд, — сказал он. — Он называется «Зверобой». Он еще не открыт. Хозяин — мой друг, и мы можем спокойно поговорить там.

— О’кей. Скажем, через полчаса.

— Договорились.

Я повесил трубку и подошел к прилавку. Пожилая леди объяснила, где находится Риверсайд, но мне не улыбалось идти пешком три мили до него. Я вызвал такси и пил содовую, пока водитель не засигналил снаружи, вызывая меня.